Технократия кота Василия

Великолепный и блистательный, царственый и солнцеликий, невероятный, ослепительный, элегантный и харизматичный кот Василий спешил домой. Из-за каких-то диверсионно-«санитарных» мероприятий рынок был закрыт, и Василий был по-хамски лишен возможности спере... то есть попросить у верного мясника Вахи несколько кусочков мяса – Ваха наверняка был бы не против, более того, он возликовал бы, был бы безусловно счастлив, если бы несравненный кот Василий обратился бы к нему с просьбой; и как свидетельствовал опыт, даже если бы Василий решил развлечь себя несанкционированным изъятием у Вахи куска мяса, которое именовалось простыми, не освященными любовью к блистательному Василию несчастными человеками непритязательно и оскорбительно: воровство. Василий возражал против такого грубого упрощения очень тонкой и даже элегантной ситуации, но что объяснять этим простым и непритязательным человекам вещи, очевидные ему и Вахе? К сожалению, что бы там ни хотелось Василию, Вахе и прочим служителям, а также опекаемым, осчастливливаемым и просто созерцающим, но рынок был закрыт, палатка Вахи тоже, и Василий, возжаждав есть, решил наведаться в ветклинику. Увы, судьба упрямо лишала Василия заслуженной мзды, и доктора Королькова сослали на какие-то каторжные работы под названием «стажировка», а секретарша Надюня, которая считала за честь и великое счастье послужить Василию, была выходная. В качестве развлечения и дабы отвлечься от чувства голода, которое становилось все более ощутимым, Василий погонял голубей, чихнул и недовольно встопорщил усы, затем сунул нос в мусорный бак, но в ужасе отпрянул, потому что оттуда пахло далеко не съестным – скорее чем-то, что человеки когда-то носили на своих ногах, а после двух лет непрестанной носки решили запустить в свободный полет, и это приземлилось в мусорном баке. Безобразный запах прицепился к роскошной шерсти Василия, которую знающие люди величали шелковой, атласной, кашемировой, горностаевой и собольей – в зависимости от степени, с которой жаждали прикоснуться к Базилевсу, каковые эпитеты Василий и вспоминал, сидя на скамейке в пустынном сквере и вылизываясь. Чихнув еще раз, обшипев одну собаку, погрозив лапой другой и поиграв в догонялки с третьей, Василий величественно выслушал похвалы в свой адрес, которые ему возносили благодарные хозяева этих шавок, отметил изобретательность, с которой они вплетали в свои славословия мат, и устремился домой. И чу – знакомое дерево, знакомая ветка, знакомая открытая форточка в знакомом освещенном окне, словно маяк, даже не так – словно праздничная иллюминация, приветствующая Базилевса, и он спрыгивает на подоконник и грациозно потягивается. Его верные служители были дома – оба. Судя по одежде, они находились дома достаточно долго; Василий спрыгнул на пол, подошел к служителю Кириллу, который сидел на полу и читал какую-то фигню. Служитель Гаврилов сидел на диване и с уважением смотрел на него; хотя Василий мог поставить на кон двадцать шерстинок из своего хвоста, что читать умел и он. В комнате царствовало необъяснимое настроение – напряженное, пульсирующее, словно готовился мировой заговор владельцев собак, обращенный против кошек, или что-то иное, не менее значительное, ну там, Гаврилов открыл почти все поля в «сапере», Кирилл решил растить бороду, или еще какие другие судьбоносные решения. Василий потерся по ногам Гаврилова, подошел к Кириллу и требовательно мяукнул, но в ответ получил странное: – Так, значит, чтобы запрограммировать, следует... Васька, отвали. И презренный человечишка посмел оттолкнуть Василия! Василий гневно зашипел и распушил хвост. Гаврилов посмотрел на него – и снова на Кирилла, державшего в руках какой-то невнятный буклет. – Кирюша, я сейчас Ваську покормлю и вернусь, хорошо? – каким-то странным, извиняющимся голосом произнес Гаврилов, вставая. И – замер, не спеша исполнять свои служительские обязанности. Он глядел на ничтожного Кирилла, и на его лице было написано такое непосредственное, детское любопытство, что Василий почувствовал себя задетым, уязвленным в самое сердце. Чтобы хоть как-то укротить боль от обиды, он запустил когти в бедро Кирилла, обтянутое джинсами. – Васька! Отвали, кому говорю, – отмахнулся Кирилл. Ну коне-е-ечно, Василий милосердно не пытался проткнуть плотный джинс своими смертоносными когтями, и этот подленький служителишко если что и почувствовал, так только мимоходом, но этот небрежный жест, словно он от мухи отмахивался – он задел Василия. И Василий величественно пошел на кухню, зализывать глубокие душевные раны и успокаивать истерзанное самолюбие порцией чего-нибудь этакого. К примеру, фуа-гра. Но сантехник Гаврилов топтался рядом с Кириллом и явно не желал уходить. Василий сидел на полу, недовольно махал хвостом и гипнотизировал миску. Но миска по-прежнему оставалась пустой, ее не наполняла ни магия, ни служитель Гаврилов. И вода была несвежая, и было ее на самом донышке. Василий зловеще рычал и разрывался между желанием пойти и сбросить с полки пару книг и надеждой, что в миске все-таки заведется еда. Гаврилов зашел на кухню и открыл дверцу холодильника. Василий решил проконтролировать, тот ли пакетик берет его верный служитель, величественно подошел к нему, потерся спиной о ноги, попытался заглянуть в холодильник, заурчал: нет, не этот, вон тот, дальний, но... Гаврилов следил с неослабным вниманием, что творилось в комнате. Он ухватил первый попавшийся пакет – какую-то фигню, вонявшую субпродуктом и резиной, на ощупь отодрал кусок пакетика, все также выглядывая, что творится в комнате, и вывернул его в миску. – Я понял, кажется! Сейчас, о, как раз он зарядился! – заорал Кирилл. Гаврилов швырнул относительно пустой пакет в мусорное ведро, оторвал салфетку и побежал в комнату, на ходу вытирая руки. Василий уныло смотрел на какую-то гадость в его миске, которая пыталась имитировать мясо птицы. Он покосился на дверь, потрогал студень лапой, даже понюхал его, но чуда не свершилось, он не превратился в фуа-гра или хотя бы самый беспафосный сыр ноунейм, как любит говорить доктор Корольков. К сожалению, желудок требовал, чтобы его наполнили, и не желал слышать о легендарном упрямстве. Они все-таки нашли компромисс, упрямство кота Василия и его же желудок: часть этого студня с резиновым запахом и привкусом мяса была поглощена Василием, часть была вывернута на пол и немного растерта по нему. Василий остался доволен своим художеством: площадь отмщения была такова, что можно было запросто подумать, что на полу оказался весь ужин. Удовлетворенный своей предприимчивостью, он направился в гостиную, чтобы присесть от неожиданности на самом пороге комнаты и гневно зашипеть: эти двое – эти двое безответственных служителей сидели на полу перед какой-то черной фиговиной с радостными лицами. – Здорово, прям даже удивительно! – радостно басил непутевый сантехник Гаврилов. – Это вообще классная штука! – восхищенно вторил ему безалаберный служитель Кирилл. – И самое главное, что есть эта насадка для шерсти! Хоть за Васькой с веником не нужно будет бегать. – Да ладно, Кирюша, это же несложно совсем, – отмахнулся Гаврилов, не отводя восхищенного взгляда от черной фиговины, похожей на коровью лепешку по форме и размерам. На очень большую коровью лепешку, поправил себя Василий в силу природной честности. Но эта коровья лепешка, на которой горели зеленые огоньки, привлекла его внимание, и он подошел ближе, и еще ближе, и еще ближе – к руке служителя Гаврилова и так, чтобы и Кирилл мог дотянуться – зачем лишать и его почетного глажения Василия? Гаврилов рассеянно погладил Василия – он был отменно выдрессирован, но что-то случилось вечером в этой квартире, и привычная ласка Гаврилова ограничилась двумя невнятными движениями, и Гаврилов снова сидит, глядя на эту коровью лепешку, а Кирилл решительно отбрасывает буклетик в сторону, берет какую-то черную фигнюшечку, нажимает на ней кнопочку, и коровья лепешка загорается адским зеленым пламенем, поднимается и движется на Василия. Он взвыл. Не от испуга, попрошу заметить! Нисколечко, ни на ползуба от испуга, а от неожиданности, а что шерсть по всему его атлетическому телу встала дыбом, так это потому что неожиданность была сильная. Василий стрелой взлетел на шкаф, и снова не сметь думать, что от страха! Великолепному и храбрейшему из храбрых базилевсов чужды такие низменные эмоции. Василия застали врасплох. И следует отметить, что любой кот на месте несравненного Василия испытал бы подобный стресс, окажись он мордой к... морде... стороне... торцу... в общем, к этой черной какашке с зелеными огнями, которая гудит, дзынькает, урчит, бегает туда-сюда и вообще ведет себя непотребно. Василий подкрался к самому краю шкафа и осторожно заглянул вниз. И как ядовитой стрелой в сердце: оба его служителя, его верные вассалы, которых он считал преданными и воспитанными, смеялись, глядя на верх шкафа – на Василия. Он устрашающе зашипел, что вызвало очередной приступ смеха у этих презренных людишек, и отполз к стене, у которой начал вылизываться. Ну и пусть они там визжат от смеха, аки шавки дворовые. Василий повернулся спиной к комнате, вытянул вперед правую заднюю лапу и начал ее вылизывать. – Васька! – заорал из кухни Кирилл. – Вот же гад мерзопакостный! Опять весь корм по полу раскатал! – Вот зараза, опять корм фиговый попался, – обиженно пробасил сантехник Гаврилов. – Кирюша, а этот пылесос его возьмет? Василий замер. Эта инфернальная какашка с зелеными огнями – пылесос?! Он повернулся к комнате, не опуская ноги. Получилось неудобно. Следовало или ногу опустить, или ограничиться поворотом головы. Ни один из вариантов не казался приемлемым, потому что ни в одном из вариантов не было видно, что служители творят на кухне. А Василий просто обязан был узнать, что они там творили, потому что иначе вся его диверсионная деятельность не имела смысла. Поэтому Василий подкрался к самому краю шкафа и свесил голову. Кирилл вбежал в комнату, схватил пульт и начал тыкать на кнопки. Гаврилов стал за ним и, посапывая, сосредоточенно следил за манипуляциями Кирилла. Затем, поняв, что у него не ладится что-то, нагнулся и подхватил буклет и начал его листать. – Ага. – С умным видом сказал он. – Сначала нужно переключить на ручное управление. Кирюша, это у тебя на пульте кнопка? Или на пылесосе смотреть? Кирилл повернулся к нему и недовольно фыркнул. Он выхватил из рук Гаврилова буклет и начал озверело листать его. Гаврилов настороженно осмотрел его и присел рядом с пылесосом. Усевшись на диван, Кирилл углубился в изучение буклета; Гаврилов, налюбовавшись новой игрушкой, встал, посмотрел в сторону Кирилла, на шкаф, на котором лежал Василий, подошел к нему и погладил Василия за ушами. От неожиданности, от долгожданности ласки Василий заурчал и легонько укусил его за руку. Гаврилов обернулся и посмотрел на Кирилла. Затем Кирилл, ассистируемый сантехником Гавриловым, человеком усердного физического труда, не склонным к сложным, многосоставным умствованиям, но прагматичным и смекалистым, знакомил робота с жилой комнатой и кухней, затем они вдвоем втиснулись в кухню и попытались разместиться на ней так, чтобы эту коровью лепешку видеть, и чтобы она не натыкалась на препятствия в виде чьих-нибудь ног. Василий не мог оставаться в стороне от веселья. Он спрыгнул со шкафа, грациозно, следует отметить, несмотря на слипающийся от голода желудок и усталые лапы, величественно обошел комнату, проверяя, так ли хорош пылесос, как о нем говорит умник Кирилл, и пошел на кухню. Кирилл веселился, направляя пылесос к Гаврилову, тот смеялся, забираясь на стул и оттуда глядя, как робот бьется о ножки, затем возмущенно пищит, откатывается назад и снова пытается проехать сквозь ножку; он активно комментировал потуги пылесоса, попутно изучая, насколько чисто он собирает мусор. Гаврилов послушно нагибался вслед за ним и с умным видом смотрел вниз. Пылесос кружился на месте, Василий припал к полу и начал подкрадываться к нему. После пристального изучения противника он пришел к выводу, что эта коровья лепешка не причинит ему неприятностей, а из разговора служителей он усвоил, что они обзавелись этим чертовым нечто с зелеными огоньками, чтобы более эффективно обеспечивать чистоту в квартире. Он подкрался еще на полшага, и еще на чуть-чуть. Кирилл толкнул Гаврилова локтем в бок и подмигнул. Все-таки от этих юношей с неостепенившимися мозгами одни проблемы. Мало того, что они не ценят простых, традиционных инструментов, вроде веника, например, сферу применения которых Василий знал очень хорошо, равно как и степень поражения – ну да, было дело несколько раз, запускали по нему веником нечестивые служители. Запускали, да не попадали, бестолочи. Собственно говоря, и с пылесосом – с обычным пылесосом, этой толстой и неповоротливой образиной с длинным хоботом и той кишкой, которую служители втыкивали в разные дырки, он тоже был знаком. Образина, правда, воняла всякой фигней типа пыли и пластика, зато кишка была очень интересной штуковиной, которую можно было грызть, тащить за собой, запутывать и тянуть от одного конца коридора к другому, а затем возлежать на шкафчике для обуви и смотреть, как резво служитель Гаврилов и тощий, но бодрый студент Кирилл прыгают, ну или спотыкаются и падают, и слушать их торжественные восклицания и обещания разных празднеств в честь Василия. Все это были хорошо изученные и понятные Василию штуковины, которыми его служители пытались украсить его жизнь. Но эта фиговина – она была злом. Недаром, недаром она была черной, как душа того продавца, который впарил ее доверчивому служителю Кириллу. Даже то, как она передвигалась от точки «стол» к точке «Василий», вызывало у него стойкое отвращение: она ползла, как улитка! Разве что быстрей. Очень шустро, следовало признать. Василий и признал, потому что Кирилл, заметивший в коридоре Василия, ухмыльнулся и направил пылесос к нему. Это был неожиданный маневр адской образины, и Василий отпрыгнул назад. Увы, не самое достойное поведение степенного и уважаемого самим мирозданием кота. И он попытался реабилитироваться в глазах мироздания, распушив и угрожающе изогнув хвост и начав подкрадываться к этой бестолковой плюхе. Та, повращавшись на месте, наверняка подстрекаемая зловредным Кириллом, попыталась наброситься на Василия, но он снова был начеку и вовремя отпрыгнул, не давая ей возможности приблизиться к себе. Гаврилов, мучимый чувством вины за свое неподобающе беспечное поведение, смущенно сказал: – Кирюша, ну будет, поиграли и хватит. Пусть Васька спокойно поест. Кирилл посмотрел на Василия, сидевшего на пороге кухни, надменно взиравшего на него и недовольно помахивавшего хвостом. Не мешало бы вылизать лапу, что ли, чтобы показать, насколько он выше этой суеты, но. Это было бы неплохим ходом, но вылизывая лапу, Василий концентрировался на этом занятии, а значит, мог упустить из виду еще одну проказу Кирилла, который мог бы снова заставить эту плюху работать. – Ладно, – весело ответил Кирилл. – Пусть поест. А мы пошли обратно. Он встал, робот снова зажегся зеленым и сделал первое движение. Василий попятился в коридор, распушив предварительно для пущей важности хвост. По непонятному совпадению – совершенно непонятному и необъяснимому и даже легкомысленному и никакого отношения к великолепному Василию не имеющему! – Кирилл засмеялся, а с ним и Гаврилов. – Эх Васька развлекается! – бодро сказал Кирилл. – Ну-с, мой верный робот, айда в стойло. Василий проводил их подозрительным взглядом, а затем подбежал к миске, в которую Гаврилов уже вываливал корм. Мясной, вкусный, арома-а-атный! Гаврилов погладил его, и Василий одобрительно поурчал, не отрываясь от поглощения корма. После ужина, вылизав миску и оглядевшись, Василий потянулся, и еще потянулся, и еще потянулся – и отправился в комнату. Эта плюха стояла в уголке, прилепившись к дырке в стене, к которой тянула свою кишку. Ну в общем, примерно как и та образина с хоботом. Василий подошел к ней, чтобы истребовать представления по всем правилам приличия. Но увы, образина уныло стояла в углу, отказываясь подавать признаки жизни. Василий тронул ее лапой, но она упрямо отказывалась оживать. И он торжествующе прошел мимо нее и отправился на диван, который время от времени позволял занимать своим служителям. Вот как сейчас, например, а взамен рассчитывая на поглаживания и массаж. Эта черная плюха ожила на следующий день. Кирилл стоял посреди комнаты, сурово глядя на нее и держа черную финтифлюшку, с помощью которой дистанционно управлял плюхой с зелеными огоньками, как если бы собирался сражаться один против неприятельского войска. Василий, возлежавший на подоконнике и следивший за порядком мироздания, с любопытством вскинул голову. Робот предсказуемо загорелся зелеными огнями и выкатился на середину комнаты. Василий не удержался и спрыгнул с подоконника, подошел к Кириллу и развалился на его ногах, уверенный, что это самое удобное место. И безопасное, не без этого. А робот катался по комнате, тыкался лбом в стену, откатывался обратно; Василий сел, глядя на такую его резвость, подумав, поколебавшись, подошел к нему. Кирилл сказал что-то вроде: «Ага», но это не волновало Василия, а плюха, которая была удобно ровной сверху – еще как. Он тронул ее лапой, еще раз – и вспрыгнул на нее. Кирилл засмеялся, Василий высокомерно посмотрел на него, развалился на роботе. Это было нелегко, штуковина была маленькой, приходилось сворачиваться калачиком и следить за хвостом и лапами, но в целом было забавно. Робот катался по комнате, Кирилл смеялся, Василий свысока посматривал на прокатывавшиеся мимо ножки, ботинки, диван, столик, что там еще. Вечером того же дня Василий, вернувшийся с прогулки, спрыгнул на пол и огляделся. Студент Кирилл изучал какую-то эзотерику под названием «макроэкономика», Гаврилов играл в пасьянс. Скучные, скучные, предсказуемые служители. Василий потянулся, а затем смачно зевнул. Оглядев служителей еще раз, Василий пошествовал к черной плюхе, смиренно сидевшей на поводке у стены. Он возлег на нее и снисходительно посмотрел на служителей. Теперь он не просто властелин вселенной. Теперь он – первый в ней кот-технократ.