Признание

Очень горячо. Стайлз чувствует, как его кожа пылает под прикосновениями чужих пальцев. Он прогибается в пояснице, поддаваясь движению руки, давящей на спину, и грудью ложится на подушку. Из горла вырывается стон, когда его ягодицы разводят и горячий язык касается входа. Когда все это началось? Когда их минутная слабость превратилась в еженедельный марафон? Стайлз не помнит, его память вообще перестает существовать как элемент его сознания, когда он оказывается в непосредственной близости от Дерека. Чувствуя жар его тела, тепло ладоней и горячий, очень горячий язык на своей коже. Стайлз не может говорить рядом с ним, лишь сипит и хрипло стонет, а когда все заканчивается, то просто дает себе время отдышаться и спешно одевается. Тоже молча. Дерек не нарушает эту тишину. Лишь лениво потягивается и смотрит на то, как бывшее только что его тело прикрывают одеждой, усмехается и отправляется в душ. Они не разговаривают ни до секса, ни во время, ни после. Стайлз прогибается еще сильнее и запрокидывает голову, повинуясь пальцам в собственных отросших волосах, когда Дерек тянет за них назад, чтобы впиться в губы яростным поцелуем, прокусывая их. Стайлз устал оправдываться перед Скоттом, говоря, что сам кусает губы, даже для достоверности кусает их днем, но Скотт все равно подозрительно принюхивается к нему каждый раз, недоверчиво щуря глаза. Локти от толчков стираются о жесткое покрывало, а на коленях уже наверняка появились откровенно красные следы. Завтра придется врать что-то про простуду, чтобы не плавать на физкультуре. Дерек толкается в него резко, часто, просовывая на время нескольких движений в его тело еще и пару пальцев, натягивая мышцы до боли. Но от этой боли перед закрытыми веками, в темноте рассыпаются мелкими осколками звезды, похожие на бенгальские огоньки. Дерек замедляет темп, звезды тоже. Стайлз вновь стонет и требовательно двигает бедрами назад, не желая отодвигать оргазм. Дерек другого мнения. Он резко выходит из него, а Стайлз непонимающе оборачивается, но не успевает и посмотреть на него, потому что его голову насильно прижимают к подушке ладонью. Стайлз понимает намек и не двигается, часто дышит, пытаясь угадать, что Дерек задумал. Стайлз не стесняется в стонах. Раньше он старался забивать себе рот углом подушки, считая постыдным получать подобное удовольствие от того, кто когда-то был Большим Хмурым Волком. От того, кто когда-то раздражал до нервной дрожи. От того, кто смог распознать в дрожи совсем не нервы, а влечение. Дерек первым его поцеловал, первым прижал к стене в тот день, когда они отмечали день рождения Скотта небольшой компанией в лофте Хейла. Стайлз порядком набрался виски, Дерек был абсолютно трезв, но потом Стайлз предпочитал не думать об этом. Он предпочитает не думать об этом до сих пор, старается забывать про стертые колени, про горящую задницу, про распухшие от поцелуев губы и про то, что горло невообразимо дерет от долгого глубокого минета, когда Дерек насаживал его на свой член слитыми движениями до упора. У Дерека большой член. Стайлз снова вспоминает об этом, когда Дерек переворачивает его, нависая над ним хищником — волком, Большим Серым Волком, но теперь не Хмурым, а очень даже Горячим — и снова входит одним толчком до конца. Стайлз цепляется в его спину, плечи, оставляя на коже красные следы от пальцев. Дереку ведь плевать — все исчезнет через пару минут. Стайлз закидывает ноги ему на талию и выгибается, позволяя проникнуть в свое тело полностью. Если бы еще год назад ему сказали, что он будет стонать, как последняя сучка, под Дереком Хейлом, без слов прося еще и еще, Стайлз бы не задумываясь убил этого человека. Или, по крайней мере, постарался. Сейчас он сделал бы так же, но только из-за того, чтобы никто не узнал эту тайну. Дерек кладет свою ладонь ему на шею и едва заметно сжимает. Стайлз распахивает глаза и трясет головой. Он не готов к дальнейшим экспериментам. Дерек усмехается, но все равно сжимает горло — несильно, воздух без труда попадает в легкие, но Стайлз понимает, что так заводит Дерека — это жест власти Хейла и полной капитуляции Стилински. И это в свою очередь невероятным образом так возбуждает, что Стайлз, не сдержавшись, стонет в оргазме. Ему не понадобилось даже помощи рук. Дерек приходит к финишу чуть позже, когда Стайлз уже почти приходит в себя и пытается выбраться из кровати, повинуясь привычным инстинктам. В этот раз что-то идет не так. Дерек ловит его за запястье и вновь увлекает в кровать. Стайлз растерянно смотрит в окно — светает, марафон закончился, они могут попрощаться еще на неделю. Но Дерек прижимает его к кровати и смотрит слишком внимательно, словно одним взглядом пытается что-то выпытать у него. — Что? — выдыхает Стайлз и вдруг осознает, что едва ли не впервые за долгие месяцы заговаривает с Дереком. Дерек молчит, изучает его, а после откатывается на спину, выпуская из своей хватки. Стайлз удивленно смотрит на него, садясь на кровати и совершенно не понимая, что только что произошло. Но поняв, что объяснений от Дерека так и не дождется, он вновь начинает одеваться. Душ он принимает дома, у Хейла слишком неуютная душевая кабина. Так Стайлз оправдывает свое нежелание находиться в лофте дольше необходимого. Свое смущение от того, что с Дереком так или иначе придется заговорить, если он задержится хотя бы на пару секунд дольше. Когда Стайлз уже берется за ручку двери и делает шаг через порог, Дерек подает голос: — Я пойду к твоему отцу. Стайлз не верит своим ушам. Он резко поворачивается, дверь хлопает за его спиной. Стайлз остается в спальне. — За… — голос срывается, но Стайлз справляется с собой. — Зачем? — он почти в ужасе смотрит, как Дерек — совершенно обнаженный и нисколько не стесняющийся этого — встает с кровати и подходит к нему вплотную. Стайлзу трудно дышать и трудно думать, когда Дерек так близко. — Кто-то же должен рассказать ему о том, что происходит между нами. Стайлз в ужасе, дышать становится еще труднее, ему кажется, что это приступ паники, ровно до тех пор, пока Дерек не берет его за плечи и не заглядывает ему в глаза: — Полгода, Стайлз. Мы спим уже полгода. И мне надоело делать вид, что это ничего не значит. Стайлз отводит взгляд и чувствует, что его щеки горят. Он не хочет никому говорить. Не потому что стесняется Дерека, а, скорее, самого себя, признавая тот факт, что рядом с Дереком он чувствует себя еще более несостоятельным, чем обычно. И в то же время полностью защищенным, а это чувство его не посещало уже очень давно. — У тебя есть неделя, — серьезно говорит Дерек. — Неделя, чтобы рассказать отцу. — Иначе что? — в голосе Стайлза вызов, но глаза полны смятения и страха. Он боится, что Дерек его бросит. — Я ведь сказал, что расскажу ему сам. Стайлз начинает часто дышать, снова поддаваясь панике. Ему кажется, что без ингалятора не обойтись, но Дерек сильнее сжимает его плечи и встряхивает, приводя в чувство. А после прижимает со вздохом к себе. Стайлз думает, что Дерек с ним возится, а потом о том, что у него самого явные комплексы и снова нужно записаться к психотерапевту. — Я расскажу, — говорит он куда-то в шею Дерека, уткнувшись ему в плечо головой. — В конце концов, он пережил то, что его сын перебил половину больничного персонала. Думаю, то, что его сын - гей, он переживет с меньшими потерями, — Стайлз тихо усмехается, понимая, что Дерек хочет вовсе не признания отцу, а признания самому себе. И Стайлз чувствует, что готов это сделать. Готов признать их отношения и перестать лгать про содранные колени, прокусанные губы и запах Хейла на своей коже. Потому что все уже давно догадались, никому его признания не нужны. Только ему. Он должен признаться сам себе.