***
— Хэй, Мик, у тебя есть... — рот Йена с клацаньем захлопнулся, все мысли вылетели из головы, уступая место дикому ржачу. Микки сидел на полу в кухне, весь измазанный какой-то зеленоватой субстанцией. Напротив него сидел не менее чумазый Евгений, весело хохоча и стуча грязными ручками по вытекшему на пол из баночки пюре. — Бля, если ты сейчас же не сожрешь это дерьмо, я тебе его в жопу залью! — рыкнул на него Милкович и поднес к лицу ребенка еще одну ложку "пюре из..." Из чего оно там? "Пюре из брокколи". — Бля, чувак, я, конечно, все понимаю, жрать эту хуйню невозможно, но ты должен. Ты должен, понимаешь? — сочувственно покачал головой Микки, прочитав из чего, собственно, это самое пюре приготовлено. — Помощь нужна? — усмехнулся Йен и присел рядом со своим парнем на корточки, — Ты че ложку так глубоко пихаешь, его ж стошнит, еблан, — укоризненно посмотрев на Милковича, рыжий забрал ложку и банку пюре из его рук и решил покормить Евгения сам. — Ой, бля, мамаша приперлась! — фыркнул Микки раздраженно, отодвигаясь и доставая из кармана пачку сигарет, — Ты-то у нас о детях все знаешь. — У меня Лиам вообще-то есть, так что побольше твоего знаю, — улыбнулся Галлагер, подбирая в ложку пюре, которое малыш не возжелал проглотить, и запихнул ему обратно в рот, — Чем думала Светлана, оставляя его с тобой? — Завали, — махнул рукой Мик, закуривая, — Она куда-то поперлась, а эту хрень на меня спихнула. Типа я отец и все такое. — Отец из тебя, конечно... — Йен многозначительно замолчал, предлагая парню додумать все самому. — Охуительный, я знаю, — усмехнулся Милкович. Встав, он слегка пнул своего парня под зад, — Посади его куда-нибудь и пошли трахаться, мамашка. — И куда я его дену-то? — Да бля, че ты как дебил, в кровать его положи и все. — А если он плакать будет? — Поплачет и перестанет, — отрезал Микки. — Нда, более охуенным отцом, чем ты, может быть только Фрэнк, — фыркнул Йен и взял ребенка на руки, — Твой папаша — раздолбай, Евгений, — грустно сообщил он мальчику. — Пошел ты, — улыбнулся Милкович, — Так что, у тебя голова болит и трахаться ты не в настроении, или ты пойдешь и выебешь меня? Йен ухмыльнулся и направился к кроватке Евгения. Аккуратно положив малыша на матрасик и накрыв одеялом, он развернулся и, схватив Микки за ворот майки, потащил его в спальню.***
— Блять... Галлагер... Ебучий... Ты можешь, сука... быс-тре-е? А? Бля... — Микки шипел и царапался, пока Йен ухватив за бедра так сильно, что там наверняка останутся синяки, вколачивал его в стену. До кровати они так и не дошли, а стена показалась вполне себе пригодной для того, чтобы трахаться у нее до потери пульса. — Ты, блять, не ебанная... пушинка, — прохрипел Йен, уткнувшись парню лицом в шею, — Трахать... тебя... на весу... Не так-то, сука, просто! — Так положи меня... на кровать... д-долбоеб! — Как будто от этого мне станет... легче, — но Галлагер послушно оторвал спину Мика от стены и свалился вместе с ним на кровать. — Хули мы в миссионерской позе? — поинтересовался Микки, закидывая голову назад от удовольствия, которое ударной волной прошибало его при каждом толчке. — Блять, потому что! — рявкнул Йен, — Харе пиздеть! — Но мы... — рот Милковича заткнули самым пидорским, но от того не менее приятным образом — поцелуем. Целоваться с Йеном Микки в тайне пиздец как любил, особенно так: горячо, пошло, мокро, кусая друг друга до крови. Почему в тайне? Потому что он не пидор. Но целоваться он любил, да. И Йен это прекрасно знал. Когда Микки уже готов был кончить, от чего он по обыкновению начинал царапать спину Йена более усердно, из соседней комнаты раздался пронзительный детский плач. — Евгений, — забеспокоился Галлагер, снижая скорость толчков. — Забей! — Но он... — Да забей ты, бля, — разозлился Микки, — Закончим — и иди к нему! — Да, я... ладно... — прошептал рыжий, абстрагируясь от плача и утыкаясь носом в плечо Милковича. Ох, когда он говорил, что любит его запах он ничуть не врал, потому что кто бы что ни говорил, но пах Микки охуительно, именно так как Йену нравилось: сигаретами, немного потом, парфюмерным мылом Кеньятты и... просто собой. Чем-то таким неуловимым, но чертовски прекрасным, чем-то, что заставляло Йена втягивать носом запах своего парня, наполнять им свои легкие, самого себя, и с шипением выдыхать через рот, чтобы после вдохнуть еще раз. Микки под ним, задышал чаще и с силой впился ногтями в его спину, проводя ими вниз от лопаток, оставляя горящие красные полосы. Он прикрыл глаза, и, пробормотав что-то типа "ублюдок", кончил. Йен кончил почти сразу после, тяжело дыша, упиваясь оргазмом и запахом Милковича. — Харе меня нюхать, извращенец, — весело фыркнул Микки минуты через две, потрепав рукой рыжие волосы. Йен улыбнулся и укусил его за ухо. — У меня спина болит, — тихо пожаловался он, — С тобой, блять, как с кошкой ебаться. Меня никто так не царапал как ты. — Самое время поговорить о твоих бывших, — недовольно пробурчал Мик, спихивая Йена с себя, — Там вон говнюк этот надрывается, не забыл? — Бля, — Йен вскочил и, натягивая по пути штаны, вылетел из комнаты. — Хэй, Мик, — заорал он минуту спустя, — Микки, бля, пиздуй сюда, твой сын обосрал тут все вокруг, хули он не в памперсе? — Я-то, блять, откуда знаю? — невозмутимо ответил Милкович, закуривая сигарету. Идти разбираться с обосранными пеленками он не собирался в любом случае. — Твой сын или мой, хули ты ничего не знаешь? — возмутился Галлагер, с отвращением разглядывая обгаженный комбинезончик, только что снятый с Евгения. — Я с ним редко общаюсь. Нда. Отец из него все-таки дерьмовый.***
— Бля, мы как семья ебаных пидоров, ты заметил? — поделился Микки наблюдениями с Йеном, не отрывая взгляд от телевизора, где шла тупая детская передача, которая нравилась Евгению, — Живем вместе, жрем вместе, спим вместе, трахаемся, даже гребанный мелкий пиздюк имеется. Охуеть. Только штампа в паспорте не хватает. — У тебя уже есть один, — ухмыльнулся Йен, потягивая пиво и поглаживая короткие мягкие волосы малыша, сидящего у него на коленях, — Да и что в этом плохого? — Да по-пидорски это как-то, — почесал макушку Милкович. — Да насрать, — фыркнул Галлагер, — От Терри тебе скрываться больше не надо, да уже чуть ли не весь гребанный город знает, что ты гей. Не насрать ли? — Насрать, — неожиданно для самого себя согласился Микки, и отхлебнул пива, — Блять, передачи тупее я в жизни не видел! Почему у них головы похожи на ебанные треугольники? — Потому что, — просто ответил Йен, — Евгению нравится. — Да бля, ему все нравится, ему порнуху включи и то понравится, — раздраженно заметил парень и потянулся за пультом. — Не смей, — но Микки уже переключил канал, попадая прямо на новости. — ... прошел гей-парад, состоящий более чем из двух тысяч человек! Наш корреспондент побывал там и узнал..." — Митинг по правам пидоров, — удивленно проговорил Милкович и скривился, увидев на экране трясущего задницей парня в золотых шортах. — Ага, — кивнул Йен, — весело там, наверное. — Да пиздец как весело, одни педрилы и трансвеститы. — Пид-ли-ли, — улыбнулся Евгений. — Да, чувак, одни педрилы, — кивнул Микки. — Чувак, это первое слово твоего сына, — как-то обескураженно проговорил Йен. — И че? — Пидлили! — воскликнул мальчик тыча пальцем в отца. — Сам педрила, — фыркнул Милкович. — Пидлили, — засмеялся малыш. — Нет, ты охренел что ли? Где уважение к старшим, блять? — возмутился парень и принялся доказывать сыну, что он не педрила, но что Евгений отвечал ему все тем же — "пидлили". — О боже мой, — закатил глаза Йен. Он был бы рад, если бы прямо в этот момент ему позвонила Фиона или Дебби, и позвала по неотложным делам, или же, чтобы Светлана наконец вернулась.***
— Положи это дерьмо на место! — заорал Микки, когда углядел, что сидящий на кровати в спальне Евгений откуда-то достал его пистолет. Заряженный. И снятый с предохранителя. — Пидлили! — улыбнулся ребенок, разглядывая новый предмет. Милкович подлетел к сыну и выхватил оружие из маленьких цепких пальчиков. Лишившись новой игрушки, малыш горько заплакал, протягивая ручки к пистолету. — Это оружие, чувак, ты мог убить им себя или меня! Евгений все не унимался и плакал громко, пронзительно, навзрыд, стуча кулачками по своим ногам. — Блять, Мик, я отошел поссать на пять минут, хули ребенок уже плачет? — Йен вошел в комнату и, увидев в руках Микки пистолет, немного забеспокоился, — Ты же его пристрелить не собирался, верно? Микки не понял, зачем ему вдруг убивать ребенка, но потом осознал, что до сих пор сжимает в руке пистолет. — Это он меня пристрелить хотел, — фыркнул Милкович, откладывая оружие и морщась от воплей мелкого. Йен подошел к мальчику и взял его на руки. Тот продолжал плакать, но, оказавшись на руках, заметно успокоился, но все еще тихо всхлипывал и хныкал. — Ну же, не плачь, — рыжий погладил Евгения по голове, — Глупый папа, да? Отобрал игрушку? — Охуеть, я еще и глупый, — Микки взглянул на часы, стоявшие на прикроватном столике, — Где эта гребанная Светлана? — Слушай, я думаю мелкому уже пора спать, — обеспокоено взглянув на те же часы, проговорил Йен. Евгений тем временем сжал его палец в своей ладошке и порывался засунуть в рот. — И куда мы его денем? Его кровать вся в дерьме, — напомнил Милкович, почесывая голову. — Положим посередине, между нами, чтобы не упал, — предложил Йен, кладя мальчика на кровать. — Боже, так по-пидорски, — простонал Микки и улегся слева от сына. — По-пидорски ты сегодня стонал, Мик, — ухмыльнулся Йен, располагаясь справа от мальчика. Через несколько минут и ребенок и парни заснули.***
Светлана стянула с ног черные туфли на высоком каблуке и блаженно вздохнула. Сегодня она на славу повеселилась с девочками, а с одной из них даже успела заняться горячим сексом, поэтому сейчас она была вполне довольна и счастлива. В доме было тихо. Это немного насторожило Светлану, и она прошла в гостиную, а после в спальню, ожидая увидеть там что угодно — от живого гей-порно до кровавой расчлененки, — но никак не Микки, закинувшего ногу на бедро Йена, который как-то нежно сжимал в объятиях Евгения. Женщина улыбнулась и по-русски прошептала: — Вот педики-то, — и вышла за дверь.