Зеленый цвет

Что самое важное в путешествиях между мирами? О, Локи может заполнить часы разговорами об этом. Он очарует движениями тонких рук, глубиной голоса и магическим блеском глаз, но после него не останется ни слова правды, ни капли конкретики и только сожаление будет горчить язык. Сожаление о том, что Локи умолк. Тор знал это лучше каждого на всех вместе взятых планетах, знал, но ничего не мог с этим сделать. А что тут поделаешь? Магия Локи называется харизмой. И против нее нет ни иммунитета, ни спасительной таблетки. Есть только чистый скепсис, но Тор пока не готов. Будто когда-нибудь будет готов, парировал бы Локи и нарвался бы на уничтожающий взгляд сводного брата. Так что же нужно знать, когда путешествуешь между мирами? О, это всего лишь три обязательных правила, выведенных лично Локи. Никаких движений назад: прошлое — это запечатанный кувшин со взбешенным джинном. В прошлое идти нельзя по той причине, что в нем сразу хочется все исправить. Исправлять прошлое — увязнуть в нем, как в маслянистом болоте. Никаких движений в Рай, Вальхгаллу и ко всему приторно-белому и сияющему. Потому что это хуже, чем болото. Счастливый человек перестает думать, его характер размягчается и заражается великодушием, милосердием и состраданием. Такие болезни Локи ни к чему, что бы там ни говорил Тор. Никаких шагов в будущее. И если возникает вопрос о том, как же связаны эти два понятия — миры и время, Локи усмехается и уходит от ответа. Он вообще не любит отвечать на вопросы, которые ему не нравятся. И тем более не любит говорить правду. Но пространство не отделено от времени: они как два сшитых куска кожи, которую пробивает насквозь игла путешественника. Локи считает, что будущего не существует. Частично потому, что оно творится им самим каждую секунду. И частично потому, что нет ничего, никаких контрольных точек, ничего предрешенного. Для него нет ни одного события, которому суждено случиться. А в этом подвешенном состоянии Локи чувствует себя лучше всего. Проблемы начинаются только тогда, когда сам мир, насмехаясь над высокомерием Локи, изворачивается, как взбешенный змей, и отправляет его туда, где он никогда не должен был появиться. Когда над головой кричит дракон, складывая крылья в атакующем пике, разглядывать девушек — пусть даже и красоток — то еще занятие. Локи подумал было, чтобы уйти туда, откуда он шагнул в этот новый для него мир, но. Но он взглянул в ее распахнутые от удивления глаза и остался. В этих глазах Локи заметил отнюдь не интерес, изумление или потрясение, в глазах с полупрозрачной радужкой то ли голубого, то ли зеленого, то ли серого цвета он увидел такую силу, такую мощь, что забыл даже про дракона, ревущего за спиной. Он стоял, зачарованный раскрывшейся ему красотой, потеряв всякую связь с реальностью, пока она не моргнула, резким движением разрушив застоявшуюся магию, и не приоткрыла губы, готовясь задавать бесполезные и ненужные вопросы. Она спросила что-то, но ее слов Локи не знал, и потому улыбнулся и развел руками. Он любил улыбаться. Улыбка вводила в заблуждение — будто она значит что-то хорошее. — Локи, — коснувшись своей узкой ладонью груди, он еще и чуточку склонил голову. — Ло-ки, — тут же повторила она, хотя ее языку это далось трудно. Маленькому алому язычку. Они немного помолчали, разглядывая друг друга, а после девушка перевела взгляд на какую-то точку за спиной Локи, дракон разочарованно взвыл и с громким хлопком раскрыл крылья. Волосы Локи разметались и полезли в лицо, так раздражающе щекоча. Смотря в ее глаза и не зная ее имени, Локи больше беспокоился о том, удастся ли ему моргнуть, потому что сине-зеленая полупрозрачная глубина затягивала не хуже межмировой пустоты, которую люди называют вакуумом. Она осторожно улыбнулась — кончики губ дернулись вверх, но замерли. Локи невольно повторил это движение и не почувствовал ни проскользнувшей между ними искорки, ни чего-либо сближающего. Она выпрямилась и шагнула в сторону, вытянув перед собой руки. Локи уже и забыл, что позади него хищной птицей все еще кружит дракон. А тот, напоминая о себе, с кровожадным криком грохнулся на землю и вытянул гибкую шею, склоняя морду к ее рукам. Отсутствие имени не смущало Локи, он был этому даже рад. Потому что, знай он, кто она, он бы прекрасно понимал, куда ему можно прийти. Локи не любил возвращаться. Она обернулась с восторгом и гордостью на лице, а Локи в ответ только дернул губами в подобии улыбки — Локи всегда очень быстро учился — и прищурился. Идея, вертевшаяся в его голове, никак не давала себя осознать, она дразнилась и наслаждалась погоней, но в то же время не была какой-то уникальной. Локи ее давно знал, только не мог понять, что же за мысль от него так долго ускользает. Обернувшись, она не предложила ему коснуться головы дракона, как это сделала — казалось бы — любая, она просто посмотрела на него так, словно ему пора уходить, будто бы он уже увидел все, что ему полагалось, и давно должен был что-то понять. Локи не любил, когда кто-то полагал, что умнее его. — Читуари! У Локи от воодушевления задрожали руки. Он молниеносно приблизился, вызвав угрожающее рычание дракона, склонил голову и коснулся губами золотистой кожи обнаженного плеча девушки. Кожа от его прикосновений покрылась мурашками. Локи даже не склонил голову на прощание, а просто ушел, оставив после себя пустоту. Он увидел ее во второй раз, когда меньше всего был к этому готов. Она стояла к нему спиной, обнаженная, с расправленными плечами и распущенными волосами. Он сухо кашлянул в ладонь, и, вздрогнув, она обернулась. Из-под изумленно поднятых бровей на него смотрели ясные сине-зеленые глаза, цвет и очарование которых он уже успел забыть. Когда мир во-второй раз указывает Локи, где ему надо быть, это начинает раздражать, но у него, как Бога, прекрасная выдержка, и вместо нервной улыбки он одаряет ее очаровательной. И — для Локи это совершенно предсказуемо — она так же улыбается ему в ответ. Взглядом напоминает ей об отсутствии одежды, но она не стремится закрыться, спрятаться, как улитка в панцире, а все так же задирает подбородок и смотрит на него с величественным вызовов, суть которого Локи снова не мог постигнуть. Но ее матовая кожа, которая, казалось, поглощала каждый отблеск пламени в комнате, в этот момент казалась красивее всего, что Локи видел в своей жизни. Ярче, чем ледяные пики Нибльхейма, которые так хитро отражают лучи солнца, что вместо тепла те несут с собой дальше только холод. Локи одернул себя в тот момент, когда тонкими пальцами проводил по ее ключицам. Одернул и пожалел, потому что волшебное очарование, исходящее от нее, мигом погасло, и теперь она не интересовала нисколько. И, уловив это в его взгляде, она отвернулась и отошла к кровати, подбирая на ходу тонкое неглиже. Он хотел что-то сказать, хотя едва ли смог бы подобрать хоть слово, как мир вокруг задрожал, и, сделав интуитивный шаг назад, Локи оказался в Мидгарде, куда совсем не стремился попасть. Когда Тор приходит к нему в камеру, у Локи появляются наиболее отравляющие мысли, слова, способные разбивать сердца и разлагать рассудок, но только он держит их при себе. Почему-то под пронзительными голубыми глазами Тора хочется сидеть молча. Тор думает, что он своим присутствием делает брата лучше. Локи же просто въедается к нему в мозг, куда-то на уровень подсознания, чтобы выйти во всей красе в самый неподходящий для Тора момент. Когда Тор уходит из камеры, Локи думает, что, наконец, он предоставлен самому себе, но вряд ли он сам понимает, что Тор живет в его подсознании едва ли меньше, чем Локи в подсознании Тора. Ведь если они и связаны, то крепче всех в любом из миров. Ведь если они и связаны, то потому что ни один не хочет отпускать другого. Когда Тору исполнилось десять, он схватил Мьельнир и вместе с той хорошенькой черноволосой девочкой, имени которой Локи не помнил даже сейчас, пошел убивать большого смахода – поросший мхом каменный гигант, каждый шаг которого заставлял землю дрожать. — Пойдем, — говорил Тор, взяв Локи за локоть и потянув за собой. — Я читаю, — равнодушно отвечал Локи, хотя за братом шел. — Потом дочитаешь. — Хочу сейчас. — Нет, ты идешь со мной, — Тор остановился и заглянул брату в лицо. Локи спокойно выдержал этот взгляд и только чуточку поежился, потому что непонятное чувство разрядом тока снова проскочило во взгляде, покрывая кожу мурашками. От ладони Тора, которая лежала на локте, кожа горела, само тело бросало в холод, а Локи искренне не понимал, что же происходит. — Понятно? Хотя Локи сомневался, что Тор действительно ждет положительного ответа, все же кивнул, и Тор счастливо рассмеялся, сжав ладонью локоть сильнее – Локи болезненно поморщился. Воспоминания преследуют Локи всю сознательную жизнь – они все о Торе. Иногда в этих воспоминаниях мелькает еще кто-то, но все они не более чем фон для золотых волос названного брата. Воспоминания преследуют их обоих с момента расставания и до воссоединения – Локи сидит в клетке, а Тор, хотя и чувствует себя закованным в цепи, свободен. Но смог бы кто точно сказать, кто из них свободен более? Когда Локи с помощью астрального двойника путешествует, перенося искру сознания из своего тела в проекцию, он вряд ли задумывается над тем, что делает его настоящее тело. Он вряд ли знает, каково чувствовать на руках сильное прикосновение рук Тора, которые сжимают запястья так, что пальцы немеют. И конечно, ему лучше не знать, каковы на вкус поцелуи Тора, которые Локи жадно срывает через решетку клетки, где находится. Локи просто улыбается, в очередной раз глядя в сине-зеленые глаза, ясные, как в день их первой встречи. И снова, как тогда, Локи находит в ее глазах некую истину, которую еще не может осознать, а может, и постичь. И в этот момент ему кажется, будто она – особенная, уникальная в своем роде. Локи склоняется к шее и судорожно вдыхает запах ее кожи. Запах, теряющийся в вуали драгоценных масел. От подобной близости ее кожа снова покрывается мурашками, и Локи нравится видеть, как на него реагируют, потому что тело всегда говорит откровеннее, нежели язык. Он молчит, но огонь, который наполняет его изнутри, вырывается наружу в первом и самом жадном поцелуе. Она стоит неподвижно с открытыми глазами. Локи пытается взять себя в руки и понять, почему у него от возбуждения дрожат руки и перехватывает дыхание, но вместо логического понимания, что происходит, он только больше теряет голову, положив голову на ее плечо. Она вся напоминает ему царицу давно ушедших эпох — прекрасную и пленительную. Локи проводит ладонями по ее плечам и снова привлекает к себе, на этот раз не целуя, а касаясь влажных губ своими. Через секунду все его тело сотрясает дрожь, и, тяжело вздохнув, он пытается взять себя в руки, крайне удивленный тем, что с ним происходит. Она медленно поднимает руки и касается его головы, привстает на мысочки и едва ощутимо касается губами виска Локи. Локи цепляется ладонями за плечи Тора, не давая тому отстраниться — едва ли тот этого хочет. Тор смотрит в пустые глаза Локи и видит там только самого себя, без привычного ядовитого оттенка. Тор не стремиться задаваться вопросом о том, что же происходит — он с Локи, этого не предугадаешь. Но в моменты, когда Тор приходит сам, Локи похож на отравленный кинжал, занесенный для удара — к нему не подступиться. Однако сам Локи никогда не приходит, просто Тор оказывается вместо тронного зала в камере заточения сводного брата. Оказывается так близко, что моральные догмы сыпятся разбитым стеклом, правила с грохотом обрушиваются под лавинами нахлынувшей чувственности, и Локи перестает быть Локи, а Тор перестает быть Тором. В такие моменты они оба — это одна смешанная сущность, как синий и желтый цвет, соединившись, становятся зеленым. У обоих сердца стучат безумно, но, что удивительно, не в унисон. Такого не скажешь о дыхании — оно синхронно. — Локи, — голос Тора низкий, сбивающийся, дрожащий от напряжения. Зарываясь лицом в ее мягкие волосы, Локи закрывает глаза. Сердце успокаивается, а ее ладони будто остужают голову. Прильнув к нему щекой, она впервые тянется сама, а не ожидает его. Прижимается грудью к его груди, и — Локи это наверняка кажется, так ведь не может быть?! — сердца их отбивают один ритм, хотя дышат они на разный лад. Она шепчет что-то сбивающимся голосом, едва находя чужеродные слова, которые Локи все равно не понимает. — Локи, — срывается с ее губ. От ноток голоса Локи передергивает, и он резко отстраняется. Голос Тора. Локи кажется, что куда бы он ни пошел, в какой бы мир ни заглянул, в какой бы вселенной ни затаился, этот голос найдёт его повсюду. Она берет его лицо в ладони и притягивает к себе. Мягкость поцелуя дарует столь нужное забытье, и Локи снова закрывает глаза, хотя в ушах все еще вместе с бешеным стуком сердца слышится хриплый и дрожащий голос Тора. Закрывая глаза, Тор видел мир, раскинувшийся перед ним как полотно карты. Он видел узлы и ленты рек, зубья гор, пропасти междумирья, но он не видел там людей. Потому что, закрывая глаза, он хотел видеть именно их. Это, думал Тор, просто очередная издевательская шутка Локи, который снова забрался в голову и, подобно ткачихе, творил несуществующие узоры. Тор думал так, потому что он ошибался. Тор слишком хотел быть человечным, не будучи человеком. Тор слишком хотел быть достойным человека. Быть достойным ее. Для того, кто закрывает глаза, мир становится тьмой. И если у Локи и Тора глаза закрыты одновременно, есть ли между ними разница, которую они так стремятся подчеркнуть? Локи просыпается в клетке. Одиночество колет холодом кожу, сквозь которую уже синеют ниточки вен. Тишина, которая тут похожа на прозрачное желе, лишает воздуха и остатков солнечного света, пытается подточить волю. И это у нее бы получилось, если бы за широкими воротами не раздавались нервные шаги Тора, а в одном из мириад миров не существовало бы девушки с ясными, как утреннее небо, сине-зелеными глазами.