***
Где-то в другом мире она открывает глаза. Окна заколочены, и утренний свет проникает в комнату тонкой светлой полосой сквозь щель между досками. Она откидывает одеяло, и прохладный воздух гладит теплое после сна тело. Бет шнурует ботинки, когда он заходит. Дэрил останавливается в дверях, прислонившись плечом к косяку и смотрит на нее с улыбкой. - Что? — спрашивает она, улыбаясь в ответ. - Ничего, — он качает головой, — Пойдем завтракать. Где-то в другом мире Дэрил берет ее за руку, когда они выходят из госпиталя. Она хочет рассказать ему обо всем, что случилось, хочет так много ему рассказать, но просто молчит, переплетая свои пальцы с его. У них будет еще время, у них впереди очень много времени на то, чтобы поговорить, а пока они просто встречаются взглядами и пытаются прочитать то, что видят друг у друга в глазах. - Я искал тебя. - Я знала, что ты придешь. Он смотрит на ее шрамы, а потом отворачивается и злобно щурится, и Бет знает, что он готов убить того, кто оставил эти следы на ее лице. Но всё уже закончилось. Всё уже прошло. Доун и ее люди могут оставаться там сколько хотят, а она идет дальше, с Дэрилом, Риком и остальными. Она спускается с крыльца и видит пожарную машину, возле которой стоят вооруженные люди. Дэрил пожимает ее ладонь, а потом отпускает. Чуть подталкивает вперед, словно говорит: «Иди». Она не идет, она бежит, потому что видит ту, которую мечтала увидеть уже давно. Ту, о которой думала каждый день. Они буквально врезаются друг в друга, сталкиваются и крепко обнимаются, и Бет гладит ее по волосам. Счастье, в которое она верила, которого она ждала, оно случается здесь. Здесь Мэгги, здесь Гленн, который обнимает их обеих, здесь еще какие-то люди, которых она не знает, но они все широко улыбаются, когда смотрят на них, и Бет улыбается им в ответ. Где-то в другом мире она зашивает прореху на своей кофте, а Мэгги сидит на расстоянии вытянутой руки от нее. Где-то в другом мире вообще нет никаких ходячих, никакого вируса, и она готовит обед для всей семьи. - Не забудь чеснок, Бет! - Хорошо, мам, — улыбается она, вытирая руки цветастым полотенцем. В реальности ее кровь брызгает на шею и лицо Рика. В реальности она уже не видит ничего.***
Если говорить о боли, то она серая. Застилает глаза мутным грязным туманом. Она не дает сделать нормальный вдох. Она отключает всё, что находится на периферии, оставляя в мозгу одну единственную мысль. И это бьется в голове настолько сильно, что, кажется, все окружающие должны услышать. Боль отдается на языке противной горечью. Если говорить о ненависти, то она бордово-красная. Ненависть мигает перед глазами как световые огоньки стробоскопа. Ненависть глушит все окружающие звуки. Он справляется с ненавистью легко — просто стреляет. Он просто выпускает пулю, так легко убивая человека, но легче от этого не становится. В этом мире больше нет ничего такого, отчего может стать легче. В этом мире больше нет надежды. Он не говорил никому, он травил себя мыслями о том, что это его вина. Он молчал и верил, потому что не верить было нельзя. Это держало на плаву, это позволяло ему не сойти с ума. В этом мире больше нет причин оставаться в своем уме. - Я выжила, и не смей обращаться со мной как с дерьмом лишь потому, что ты боишься. - Я ничего не боюсь Он соврал ей тогда. Соврал бы и сейчас, не признался бы в собственной слабости. Ни за что бы не сказал, что все эти дни безумно боялся потерять ее навсегда. Это случилось, и страха больше нет. Ему больше нечего бояться. Ему больше не за кого бояться. Мир превращается в лужу крови на полу, в испачканное брызгами лицо, в намокшие пряди волос — больше ничего нет. Остатки его жалкой жизни летят к чертям. Страха больше нет, только пустота, целая вселенная пустоты. Где-то в другом мире он опускается перед ней на колени и просит прощения за то, что не смог уберечь, не смог спрятать от происходящего. Он кладет арбалет у ее ног и опускает голову. Она — его маленький палач, она выносит приговор, только ей решать казнить его за это или помиловать. Он сам, бесспорно, казнил бы, потому что это не заслуживает прощения, но где-то в другом мире она опускается на колени рядом с ним и кладет руки ему на плечи. Где-то в другом мире консервные банки у входной двери не брякают, и они остаются сидеть за кухонным столом. Ей уже не нужно писать благодарственную записку, потому что они остаются в этом тихом доме, может быть, еще на одну ночь, а может и дольше, кто знает. Он не отвечает на ее вопрос — она сама догадывается о том, каков ответ. Где-то в другом мире они вдвоем встречают Рика, Карла и Мишонн, а потом и всех остальных, и вместе решают, что им делать теперь — ехать в Вашингтон или оставаться в церкви трусливого святоши. Дэрил иногда ловит внимательный взгляд Рика и видит, что смех плещется в его голубых глазах. Диксону тоже хочется смеяться над своей неловкостью, смеяться в голос, потому что он напоминает себе желторотого Зака, который обхаживал Бет в тюрьме — ведет себя также нелепо. В реальности у Рика больные, сумасшедшие глаза, полные слез. Этот мужик давно ходит по самой кромке, иногда переступая за черту, а сейчас еще и это, а Граймсу нужно совсем немного, чтобы слететь с катушек. Где-то в другом мире Дэрил не соглашается с мирным предложением Тайриза, и они идут на госпиталь штурмом. Они убивают двух офицеров прежде, чем добираются до той, которая всем тут руководит, и тогда все кончается. И пока все обнимают Бет, он стоит в другом конце комнаты и дуреет от тех взглядов, что она украдкой бросает на него. В реальности он спускается по лестнице вслед за остальными и несет ее на руках. Это уже было, но тогда Бет смеялась, обхватив его руками за шею, а сейчас — это просто тело. Чуть больше ста фунтов еще теплой плоти. Дэрилу кажется, что груз на его руках в два раза тяжелее, чем был до этого. Он отдал бы все, что у него есть, чтобы она была жива, вот только отдавать некому. В реальности Рик открывает двери, и они все молчаливо покидают Мемориальный госпиталь Грейди. Он идет последним, на руках у него тот человек, который был дороже всех остальных. И он уже никогда не сможет попросить у нее прощения. Она не услышит ни слова из того, что он скажет ей. Ему еще хуже, когда он видит, что те, кто уехали в Вашингтон, тоже здесь. Он вспоминает, как сказал Бет, что она больше никогда не увидит сестру, и это оказалось чертовой правдой. Старшая Грин, которая теперь стала единственной оставшейся в живых Грин, тоже видит его — выпускает из рук автомат и с криком падает на землю. На похоронах трус-священник что-то говорит над ее могилой, а Дэрил молчит, думая лишь о том, что это его вина. Его вина. Только его. Только он виноват в том, что над ней сейчас холодная земля. Только он виноват в том, что она никогда больше не споет ни одну из своих песен. Никогда не увидит Джудит. Никогда больше не будет веселой и пьяной. Никогда не прижмется щекой к его спине. Не подарит обрывок надежды среди всего этого дерьма. Он уходит, один. Сжимает арбалет так сильно, что пальцы белеют. Уходит туда, где его никто не увидит. Я знаю, что глядя на меня, ты видишь очередную мертвую девчонку. Дэрил опускается на колени. Холодная земля покрыта опавшими листьями. Если говорить о боли, то она серая. Как влажный осенний туман. Боль вырывается из его горла тяжелым паническим дыханием, но внутри ее еще столько, что от этого не избавишься просто так. От этого не избавишься никогда. Это навсегда с тобой — еще один шрам в твою копилку. Меня же однажды не станет. И когда меня не станет, тебе так меня будет не хватать. Он был никем. И теперь он снова никто. Потому что найти ее было единственной целью, а теперь нет никакой цели, никакого смысла. Где-то в другом мире он целует ее, когда просыпается. Он идет на охоту, находит красивый камень и дарит его Бет. Она гладит его по щеке, а он улыбается, привлекая ее ближе к себе. В реальности он вспоминает о том, что ее уже нет, и утыкается лбом в холодную землю. Черт возьми, как же она была права.