У первой любви вкус лимона

      На Яту приятно смотреть. Он шумный, яркий и очень честный. Фушими разглядывает рыжую макушку, лицо, которое мгновенно отражает все мысли хозяина, острые ключицы в вырезе футболки. На вкус Фушими, Яте не хватает аккуратности, но странным образом эта вечная небрежность ему идёт.       С тихим стуком бутылка падает в ячейку автомата. Сегодня жарко, и хочется пить.       — Лимон? — Ята по-хозяйски достаёт бутылку и, прежде чем Фушими успевает возмутиться, протягивает ему. — Разве от кислого не захочется пить сильнее?       Фушими цокает языком, открывает бутылку и делает глоток.       — Освежает.       Ята не верит, но и не спорит.       Жарко.       От жары нет спасения. Фушими принимает душ по четыре раза на дню, но всё равно не может избавиться от ощущения липкости. Липким кажется всё: собственная кожа, одежда, пол, на котором он лежит, сам воздух, тяжёлым маревом заполняющий комнату. Даже Ята, с его огненным темпераментом, сдался на милость жары и то ли спит, то ли в беспамятстве лежит рядом.       Раскинул тонкие руки с золотистым налётом загара, одну ногу согнул в колене, и она конусом угрожающе тычет в потолок, вторую вытянул. Фушими задумчиво смотрит на разметавшиеся по полу рыжие кудри. В них играют крошечные солнечные зайчики. От этого зрелища в горле становится сухо.       Фушими тянется за бутылкой. Лимонада в ней – на самом донышке. Да и сам напиток тёплый до отвращения. Словно почувствовав тошнотворно-кислый вкус, Ята морщится во сне и облизывает губы. Фушими роняет бутылку.

***

      Жарко. Жарко до одури, и плотный синий мундир никак не способствует комфорту. Фушими раздраженно поводит лопатками, но не может избавиться от ощущения липкости между ними. Хочется пить. Автомат с холодными напитками попадается на глаза весьма кстати, и Фушими бросает монетку в щель. С тихим стуком бутылка падает в ячейку.       — Лимон? — Ята по-хозяйски достаёт бутылку, но прежде чем Фушими успевает возмутиться, протягивает её бывшему другу. — А ты всё такой же извращенец.       Фушими цокает языком, открывает бутылку и делает глоток.       — Мисаки меня отчитывает?       Ята сводит брови и поджимает губы. Однако ожидаемой вспышки нет — сегодня и в самом деле слишком жарко.       — Дурак…       Вкус лимона пощипывает язык, напоминая о похожем дне несколько лет назад. Дне, когда Фушими даже не попытался взять то, чего хотелось больше всего на свете. Дне, когда у него был шанс. Сожаление, такое же кислое и холодно-острое, шипящими пузырьками растворяется в крови. Ята даже не вскрикивает, когда его грубо прижимают спиной к чёртовому торговому автомату. Губы у него мягкие и горячие. Такие горячие, что Фушими думает: день вовсе не такой уж и жаркий. Настоящий жар не под солнцем, а под кожей Мисаки. Упрямого, вспыльчивого и глупого Мисаки.       — Сарухико, идиот, — шепчет Ята, когда Фушими, наконец, перестаёт терзать его губы.       — Тц! — и больше ни слова. Только взять за тонкую руку с золотистым налётом загара и потащить вниз по проулку за собой.       Бутылка падает на асфальт, разбрызгивая кислую влагу.       Ята не сопротивляется. Он не может не знать, что всего через улицу расположен квартал любовных отелей. Но не выдёргивает руку, не кричит, не спрашивает. Не такой уж он и глупый, этот Ята.       Фушими врывается в первое же попавшееся на пути заведение. На стенде-мониторе горит лишь несколько картинок. Несмотря на жару, в отеле заняты почти все номера. Фушими тычет в светящуюся картинку, бронируя номер на два часа. Карточка-ключ с глухим щелчком выскакивает из ячейки. Всё это время Ята молча стоит рядом, не пытаясь освободить руку из судорожной хватки. Фушими почти благодарен ему за молчание. Почти.       В номере Фушими толкает Яту спиной к стене, прижимает к ней. Жадно и торопливо, почти до грубости. Забирается ладонями под его рубашку быстро и властно, заявляя права. Целует в шею так яростно, что потом наверняка останутся следы. Яте, кажется, всё равно. Он обхватывает ладонями голову Фушими, прижимает его к себе и тихо стонет.       Под спиной пружинит матрац огромной кровати, одежда летит на пол. Фушими злится, чувствует себя непривычно растрёпанным. Это странно. Ята раскрывает рот явно намереваясь высказать всё, что думает по поводу происходящего, но не успевает проронить ни звука. Фушими ещё чувствует на губах привкус лимона. Ята же — пряный и солёный, пахнет морем и почему-то корицей. Странное сочетание, однако волнительное и возбуждающее.       Под загорелой кожей по-прежнему пылает огонь, но Фушими совсем не жарко. Более того, он распаляется сам. Жадно лижет узкие ключицы, покусывает дерзко торчащие соски, перебирает пальцами выступающие рёбра. Запах моря и корицы кружит голову.       Бёдра у Мисаки бледные и тощие, с выпирающими косточками и редкими рыжеватыми волосками. Эти волоски щекочут губы дразняще и невинно одновременно.       Ята выгибается на белоснежных простынях и беззвучно кричит. Фушими чувствует, как мгновенно покрывается испариной спина, как текут по ней вниз тяжёлые капли и как разгорается жар внутри Мисаки с каждым движением. Рыжие пряди, в которых играют крошечные солнечные зайчики, вздрагивают в такт толчкам.       — Ми-са-ки…       С тихим стуком бутылка падает в ячейку.       — Лимон? — Ята стоит за спиной Фушими. — А ты всё такой же извращенец. От кислого же ещё сильнее пить захочется.       Фушими достаёт бутылку, цокает языком и отвинчивает крышку. В этот раз он не будет спорить с Ятой, потому что и в самом деле извращенец — поймал глюки от жары прямо посреди улицы. Не объяснять же глупому Яте, что у лимона вкус первой любви.