Nightcall

      – Как себя чувствуешь?       Я пробую пошевелить пальцами. Рука онемела, из-за чего создается ощущение, будто она вся в несколько раз больше, чем есть на самом деле. Пальцы нехотя движутся вверх-вниз. Вверх-вниз. Чувствую только неприятное покалывание, как когда тревожишь отлежанную конечность. Но это не боль.       – Непривычно, но лучше.       Доктор Пэм кивает и улыбается своей дежурной улыбкой. Прядка светлых волос выбилась из туго стянутого на затылке узла и пружинит у виска, когда она идет забрать крепеж для руки с железного столика.       – Полную нагрузку пока давать рано, но можешь начинать пользоваться рукой по мелочам, – говорит она, затягивая крепежные ремешки на моих плечах.       Я только киваю.       Сегодня доктор Пэм отпускает меня не раньше, чем начинается завтрак. В столовой полно народу, многие группы уже получили еду, но очередь всё равно кажется внушительной. От входа не видно нашего стола, но думаю, что все ребята уже там. Идти к ним и просить помощи не хочется. Особенно у Зомби.       – Эй, Освальд!       Я вздрагиваю. Мне не нравится эта кличка. Хотя клички, в принципе, не должны нравиться.       – Почему не с группой?       Я не успеваю ответить, как Бритва забирает у меня поднос и толкает его дальше по железным перекладинам. Его окликает девочка из его группы, – кажется, Белка, – и Бритва кричит ей, что догонит их через пару минут. Я чувствую себя неловко, пока она хмуро смеряет нас взглядом. Мне не хочется, чтобы она ревновала никого из своей группы ко мне, – что она, несомненно, делает. Я вообще не думала, что вчерашнее знакомство может продлиться.       – Так почему ты одна?       Бритва отбивает пальцами по пластмассовому краю подноса барабанную дробь и вытягивает шею, ища глазами начало очереди.       – Были дела.       Он усмехается и пожимает плечами, мол, как скажешь. Парень перед нами делает пару шагов вперед, и Бритва подталкивает меня вслед за ним.       – Ты не обязан...       – Знаю. Но это мне решать. Ты не донесешь поднос.       Он прав. Я вряд ли бы донесла поднос целым и невредимым до соседнего с пунктом выдачи стола, что уж говорить о нашем.       – Ладно, хочешь ухаживать – ухаживай, я не против.       Бритва улыбается:       – А твой парень?       – Зомби?       – "Засранец".       Я не оборачиваюсь и не пытаюсь найти глазами наш стол – не хочу. Вместо этого делаю вид, что мне интересно посчитать – сколько перед нами человек. Чувствую, как горят щеки. Не то, чтобы этого не было, когда Бритва подошел ко мне и заговорил, но сейчас жар ощущался сильнее.       – Он не мой парень.       Я даже забыла, как звучит его голос.       Полуночный разговор с Зомби не та вещь, без которой невозможно жить. Это больше похоже на шоколад – с ним... лучше, что ли.       – Хорошо.       Бритва не настырный. С ним легко – забываешь, что находишься на военной базе, а человеческая раса – на грани вымирания.       – Я еще хотел сказать... прости, что в ангаре вел себя как придурок. Подумал, будто ты пытаешься увильнуть от работы, привлечь к себе внимание... Будто ты дура эмоционально нестабильная...       Я и есть эмоционально нестабильная дура. Я ударила Зомби, а ведь даже не злилась на него... Но Зомби сам выбрал неподходящий момент. Ему, видимо, кажется романтичным – целоваться у ангара с детскими трупами...       – Все нормально? Ты бледная...       Рука Бритвы касается моей талии, словно он готовится ловить меня в случае обморока. Кажется, он и правда беспокоится – смотрит растерянно. Я выдавливаю улыбку и мотаю головой, мол, ничего страшного, я в порядке. Бритва кивает, но руку не убирает. Меня это в какой-то степени успокаивает.       Поднос глухо стукается о железные перекладины, когда Бритва толкает его вперед. Наверное, со стороны мы смотримся как парочка, – его рука на моей талии и мой затылок, упирающийся ему в плечо. Но мы не в старшей школе, где подобная картина породит тонну слухов. Здесь это никого не волнует. Каждому хочется найти себе опору.       – Знаю, об этом не говорят... – говорит он неожиданно, его голос отдается дрожью в моем теле. – Но... ты бы хотела вернуть прошлое?       Возвращать то, о чем ты знаешь лишь в общих чертах – сомнительное желание.       – Я не знаю. Я его плохо помню... Наверное...       – Вот и я, – вздыхает Бритва прямо у меня над ухом. – Нас с самого начала учат тому, чтобы забыть жизнь "до" и погрузиться в жизнь "после", принимая ее за единственную возможную...       Он говорит так, будто ему неловко за самого себя, трет щеку, а затем чешет затылок.       – То, чем мы занимаемся на ОУ, ужасно. Ужасно, что мы становимся черствыми машинами-убийцами... Но эта "новая жизнь" хотя бы имеет смысл. У нас есть конкретная цель, в которой нас поддерживают... Я хотел стать врачом.       Я чувствую, как Бритва теребит ткань комбинезона у меня на талии.       – Это здорово.       Он неловко улыбается в ответ.       – Отец никогда меня не поддерживал, возомнил, будто я ни на что не способен, кроме как играть в бейсбол. Спорт – это круто, но я не хотел связывать с ним жизнь... Так и случилось... Это гребаное вторжение многое запороло, перечеркнуло бесконечное море жизней, но я с ужасом понимаю, что даже здесь нахожу что-то положительное. Например, если бы не этот апокалипсис, я бы не познакомился ни с Бомбером, ни с ребятами, ни с тобой. Я бы даже Засранца не знал!       – Он Зомби.       – Я знаю.       Бритва довольно улыбается, а на его скуле из тонкой царапины проступает небольшая капелька крови. Я аккуратно стираю ее большим пальцем. Ловлю удивленный взгляд Бритвы и чувствую, как раскаляются щеки.       – Кровь.       Он смотрит на мой палец и чертыхается.       – У меня очень чувствительная кожа... Иногда это бесит.       Я смеюсь, глядя на хмурого Бритву, потирающего щеку, и он расслабляется, кривовато улыбнувшись. Чувствую глухое покалывание в пальцах левой руки, перерастающее в неприятное тянущее напряжение в плече. Бритва сжимает мою ладонь.       – Не надо...       – Прости! – Он тут же отдергивает руку. – Я не вовремя?       – Да... нет... не совсем... неприятно... то есть нет... не знаю...       молчи. молчи. молчи.       Его улыбка сходит на нет. Темные глаза испуганного оленя. Если бы я не смотрела на него в упор, он бы сбежал. Поэтому, не дожидаясь пока Бритва окончательно смирится с мыслью о своей оплошности, я быстро оголяю левое плечо. Он удивленно вскидывает брови, но спустя пару секунд хлопает себя по лбу.       – Черт, я забыл! Прости, из головы вылетело.       Бритва еще раз оглядывает кожаные ремешки и спрашивает:       – Сильно болит?       Я мотаю головой. Он вздыхает и смотрит в начало очереди, от которого нас отделяют всего три человека. И уже вскоре Бритва четкими, быстрыми движениями наполняет мой поднос.       Чем ближе мы к нашему столу, тем сильнее я нервничаю – то ли из-за Зомби, то ли из-за Бритвы. Второй вроде не волнуется, спокойно идет рядом и рассказывает о том, что терпеть не может маленьких собак.       Место возле Наггетса свободно, – больше всего мне не хочется садиться рядом с Зомби. Знаю, что нельзя бегать от него вечно, но пока мне нечего ему сказать.       – Привет...       Стоит мне поздороваться, как все затихают: Чашка прекращает задирать Дамбо, Танк перестает жаловаться Кремню, Наггетс, дергавший Зомби за рукав, обращает на меня внимание. Бритва ставит поднос на стол, трет щеку и смотрит на меня:       – Эм... Увидимся на "ринге"?       – С чего бы?       Зомби откладывает вилку с громким стуком и разворачивается к нам. Я вздрагиваю. Даже когда он сидит, видно, что его плечи шире, чем у Бритвы, руки сильнее и взгляд жестче. Бритва хмурится, на его скулах играют желваки. Я незаметно для остальных вкладываю в его ладонь свою, которую он тут же аккуратно сжимает. Его рука широкая, чуть шершавая и очень теплая.       – Ваш сержант все объяснит, – говорит Бритва, поглаживая мои пальцы. Спустя мгновение он отпускает мою руку и подмигивает мне: – Увидимся.       Я киваю и занимаю свое место. Все провожают взглядами спину Бритвы.       – Освальд и блондинчик сидят на дереве, ц-е-л-у-ю-т-с-я, – бесстрастно комментирует Чашка, Зомби прекращает есть.       Как и говорил Бритва, в девять обе наших группы встречаются у арены. Резник приказывает нам встать в два строя напротив друг друга.       – Думаю, вас всех волнует один вопрос: где сержант Мор, – чеканит Резник, прохаживаясь между нами взад и вперед. – Я вам отвечу.       Сержант останавливается во главе строев между Бомбером и Зомби, поворачивается к нам лицом и сводит руки за спиной.       – ЭТО НЕ ВАШЕ СОБАЧЬЕ ДЕЛО! Разбились по парам и начали тренировку!       Он специально построил нас так, чтобы было легче разбиться на пары. Напротив меня Белка разминает кулаки и смотрит куда-то в начало строя. Зомби будет драться с Бомбером, Кремень – с Бритвой, а Танку достался такой же худощавый и долговязый мальчишка. Дамбо и Умпа с двенадцатилетними мальчишками-близнецами, Чашка скалится испуганной десятилетке. Наггетс один, Резник зовет его и указывает на тренировочную грушу для битья.       – Рядовой Освальд и... – он оценивающе оглядывает всех. – И ты, Джанго, ко мне. Что встали? Исполнять!       Я смотрю на Бомбера, стараясь игнорировать расплывчатый силуэт Зомби, который толкает Кремня в плечо и занимает его место в паре с Бритвой. Я равняюсь с Бомбером, и он недовольно рыкает:       – Твой сержант – чертов расист.       Резник не слышит. Это хорошо.       Он запрещает Бомберу наносить удары и "швыряться мной, как дерьмовой тряпичной куклой", велит только блокировать удары и разрешает заламывать здоровую руку. Здоровяк внимательно слушает, изредка бросая на меня изучающие взгляды. Мне становится неловко, что из-за руки обо мне всем приходится хлопотать. На войне никто не будет этого делать.       – Я не хочу тебя бить, – говорю сразу, как только мы оказываемся на арене.       – Неужели ты думаешь, что сможешь? – Бомбер усмехается и принимает боевую стойку. – Гадам глубоко наплевать на справедливость. Они тебя одним ударом прихлопнут. Бей!       Дальше все происходит слишком быстро. Я целюсь ему в висок. Тянущая боль в здоровом плече. Бомбер у меня за спиной крепко сжимает мою руку.       – Шах и мат, – смеется он, дергая мою руку вверх, провоцируя вспышку новой боли.       Заломанной рукой я перехватываю его запястье, чтобы не упасть, и размахнувшись бью пяткой ему в колено. Бомбер отшатывается и отпускает меня. Я быстро отхожу на приличное расстояние.       – Неплохо, но надо было добить.       Я делаю шаг к нему, он выпрямляться и снова принимает стойку. Его кулаки защищают лицо, предплечья – ребра. Я рискую – нападаю. Бомбер выбрасывает кулак, который едва задевает мое ухо, я уворачиваюсь и бью костяшками аккурат над пупком в солнечное сплетение. Он сдавленно охает и сгибается. Делаю подсечку, но слишком слабо. Здоровяк лишь спотыкается и выкидывает руку, которая бьет мне по носу. Тупая боль расползается по лицу, на глаза наворачиваются слезы. Прижимая ладонь к носу, снова фокусируюсь и бью ребром стопы его под коленом. Бомбер падает на колени. Ударом ноги валю его на землю и сажусь ему на плечи, зажимая голову между коленей и беря его за подбородок.       – Хрясь! – я чуть поворачиваю его голову, имитируя сворачивание шеи.       Бомбер сдавленно смеется и хлопает меня ладонями по ляжкам.       – Полегче, ниндзя.       – ХВАТИТ!       Ор Резника заставляет меня вздрогнуть и быстро скатиться с плеч здоровяка. Я отползаю в сторону и ищу глазами сержанта. Он быстрым шагом движется к кучке ребят на другом конце арены.       – ВЫ ОХРЕНЕЛИ?!       Ребята отступают на шаг назад, а Резник скрывается между ними. Я помогаю Бомберу подняться и, не дожидаясь его, тут же бегу вперед.       Плотный ряд спин мешает разглядеть, что творится внутри круга. Я пытаюсь протиснуться между Танком и Умпой, но Кремень останавливает меня, оттягивая назад.       – Не лезь. Он бешеный.       У Кремня рассечена бровь.       – С катушек съехал... – бормочет Танк.       Я отодвигаю мальчишку и перестаю дышать. Внутри круга Зомби, сидя верхом на Бритве, раз за разом наносит удары. Везде кровь: на руках, на арене, на комбинезонах, на лицах. Сержант громко матерится, хватает Зомби за плечи и пытается оттащить, но тот вырывается и снова бьет. Бритва уже на грани отключки. У меня над ухом шипит Бомбер:       – Твою мать...       – Прекрати, сукин сын! – ревет Резник, но Зомби будто не слышит. – Рядовой, ты слышал приказ?!       Зомби бьет.       – Сопляк! – и тогда кулак сержанта врезается в челюсть Зомби с такой силой, что тот падает по другую сторону.       Бритва перекатывается на бок и кашляет, пятная арену кровью.       Тишина. Резник трет кулак и сплевывает на землю в сторону Зомби.       – Мне насрать, почему ты это сделал, недоносок, но ты перешел гребаную черту.       Зомби шумно дышит. Капля крови стекает по его подбородку и капает на воротник комбинезона.       Сержант подзывает Бомбера и вместе с ним поднимает Бритву на ноги. Говорит, что "вместе с Джанго" отведет рядового в больничное крыло и вернется. Мы с Кремнем остаемся за старших, остальным Резник велит продолжать тренировку. Бритва еле держится на ногах, поддерживаемый Бомбером и сержантом. Они с трудом добираются до выхода и скрываются в дверях.       В тишине малыши расходятся по своим местам. Кремень долго упирается, но все же соглашается следить за ними, а я остаюсь с Зомби. Не знаю, зачем. Я не хочу с ним говорить, не хочу слушать его... Хочу, чтобы ему было больно. Он дышит, упираясь ладонями в пол. Под его пальцами кровь расползается грязными пятнами по светлой поверхности арены.       – Беспокоишься за дружка? – Зомби сплевывает.       Злость. Меня начинает трясти – напряжение заставляет каждую мышцу тела дрожать. Хочется кричать, бить Зомби и пинать, пока он не потеряет сознание, потому что это не из-за меня! Не из-за меня, черт возьми!       – Ударь меня.       Зомби вытирает кровь с подбородка, размазывая ее по щекам. В его потемневших глазах я не вижу сожаления. Он будто не понимает, что сделал. Он издевается надо мной! Смеется! Хочется взять его за волосы и со всей силы приложить головой об арену.       – Тебе хочется – ударь.       Я делаю шаг, не сводя с него глаз. Зомби ловит языком каплю крови на верхней губе.       – Ударь меня, Освальд!       Я сжимаю кулак, ногти впиваются в ладонь. Каждая мышца ноет от внутреннего напряжения.       – УДАРЬ МЕНЯ!       Он жалок, и мне стоило бы это сказать, но я не говорю ничего, только отворачиваюсь и наблюдаю за Наггетсом, усердно колотящим грушу.