Неизбежно

Темно-красное закатное солнце стояло за черными стволами сосен. На фоне неба из-за верхушек деревьев четко виднелись огромные уродливые головы титанов. – Эрубин! – заорала Леви так громко, что голос сорвался. Обычно низкий и хриплый, он прозвучал неожиданно высоко и ломко. Пронесся над полем боя, как крик перепуганной птицы. Леви соскочила с лошади и, оскользнувшись на тонкой корке льда, припала на раненую левую ногу – всего несколько глубоких царапин и растянутое бедро, но, черт возьми, как же больно. Она запнулась об изуродованный труп разведчика и упала на колени, ладони провалились в липкий мокрый снег. Ползком добралась до Эрубин, которая лежала в неестественной позе лицом вниз – тело вывернуто под углом, укрыто разодранным зеленым плащом. Если сломан позвоночник, то ее нельзя трогать, но, с другой стороны, если это так, то Эрубин конец – она не выживет, не дотянет до госпиталя. Без разницы. Леви обхватила ее и, напрягшись, перевернула на спину, убрала с окровавленного лица снег, попыталась поймать нить пульса, прижав пальцы к шее, там, где артерия. И краем глаза подметила движение – приближался титан. Леви быстро поднялась, выхватила клинки, развернулась к нему. Трехметровая тварь – повезло, с титаном побольше Леви бы сейчас не справилась. Газа в баллонах осталось мало, хватило лишь на то, чтобы взлететь, один раз крутнуться в воздухе, цепляя клинком лапы елей, и тяжело рухнуть вниз. Удар вышел не точным, лезвия вскользь прошлись по шее титана, а Леви не успела сгруппироваться и приземлилась на раненую ногу. Покачнулась, скривилась, щурясь от дымящейся крови титана, залившей глаза, рубанула понизу, подрезая щиколотку. Тварь завалилась на бок, попыталась цапнуть Леви зубами, но та увернулась, занесла высоко над головой клинки и со всей силы обрушила на шею титана, вспарывая плоть и перерубая позвоночник. Горячая кровь крупными каплями стекала с волос Леви, склеивая пряди, попадала в рот – густая, тошнотворно-соленая. Тяжело дыша, Леви утерла лоб рукавом, отстегнула от бедра пистолет с сигнальной ракетой и выстрелила дважды: черный дымный след перечеркнул темнеющее небо – нападение титанов девиантного типа – и фиолетовая ракета – нужна помощь. Леви осмотрелась: крупные, семи- и девятиметровые титаны отступили, занявшись пожиранием отрядов правого фланга. Она снова кинулась к Эрубин, поспешно отбросила полы ее плаща, распахнула рубашку, обрывая пуговицы и распутывая ремни УПМ. Ребра были целы, лишь на бледной коже наливались густым темным цветом синяки. Грудь, перетянутая эластичной лентой, едва заметно поднималась и плавно опускалась: вдох – выдох. Леви подцепила пальцами и ослабила ленту, зная понаслышке, что большую грудь стягивают туго, чтобы не мешала в бою. Сама Леви была худой и плоской, ее грудь выделялась под рубашкой разве что крупными сосками и утяжки не требовала. – Эрубин, – Леви провела ладонью по ее светлым спутанным волосам – на пальцах осталась кровь. – Леви? – еле слышно произнесла Эрубин, открыв глаза – большие и ярко-голубые, они казались сейчас подернутыми дымкой. Ресницы мелко подрагивали. – Нужно уходить, иначе сожрут, – Леви аккуратным, но сильным рывком усадила Эрубин и поднырнула под ее руку, подставляя плечо для опоры. Эрубин была рослой, на голову выше Леви, и крепкой, жилистой, с заметно проступающими под рубашкой мускулами. И тяжелой – Леви с трудом удерживала ее, боясь потерять равновесие и упасть вместе с ней в грязный мокрый снег. Они уже добрели до края усеянной трупами поляны, когда из перелеска на холме, ломая кусты, выскочил всадник на черном коне, а за ним еще и еще конные разведчики – это Майк покинул левый фланг и привел отряд им на выручку.

***

За окнами госпиталя в стылом воздухе замерли ветви рябины с крупными ярко-красными ягодами. Леви сидела на табурете, закинув ногу на ногу, покачивая носком начищенного сапога. Вспоминала, как бережно и нежно Майк нес Эрубин на руках до палаты. Казалось, что для сильного высоченного Майка Эрубин – легкая, как котенок. Он прижимал ее к груди и что-то сбивчиво шептал. А Леви, хромая, шла за ними и, сглатывая горечь от крови во рту, мысленно поклялась, что в следующей жизни родится мужчиной и будет таскать Эрубин на руках. Эрубин во сне заворочалась и улыбнулась так загадочно, что казалось, еще немного и скажет серьезно: «Я-то знаю, что ждет нас в следующей жизни, Леви». – Спи, – нахмурилась Леви. И долго, почти не мигая, наблюдала, как луч солнца, проглянувшего сквозь облака, ползет по подушке, касается коротких светлых волос Эрубин, гладит четкую скулу. Черты лица Эрубин немного смягчались, когда она дремала, и даже само ее крупное угловатое тело принимало плавные очертания. Выделялась высокая грудь и тонкая талия, стройные узкие бедра. Понятно, что этот усатый Майк нашел в Эрубин. Видимо, и он сумел разглядеть в своем бесстрашном, волевом командире эту едва уловимую, скрытую мягкость. Майк, покидая палату, позволил себе поцеловать сбитые костяшки огрубевших рук Эрубин. Сначала по правой ладони сухо мазнул губами, а потом прижался небритой щекой к левой, с разодранными в кровь пальцами. И шумно втягивал носом воздух, принюхиваясь. Леви тогда молча стояла рядом, смотрела в его широкую спину, загораживающую Эрубин. Лишь у порога остановила Майка, легко коснувшись его плеча, и хриплым шепотом сказала, что не стоит трогать Эрубин, пока она без сознания – никто ему такого не позволял. Майк переменился в лице и так же шепотом извинился. Ушел, тяжело ступая, тихо прикрыв за собой дверь. – Леви, – едва слышно окликнула Эрубин. – Как ты? – Леви придвинулась, всматриваясь в ее бледное лицо. – Медики сказали, что у тебя сотрясение мозга. – Я в порядке, – сказала Эрубин и поглядела на Леви так ласково, будто сотрясение мозга – это самое чудесное, что может случиться с человеком, и этим счастьем хочется поделиться. Эрубин медленно села и положила тяжелую горячую ладонь на колено Леви: – Пожалуйста, напиши за меня похоронки. И улыбнулась – чуть дрогнули уголки обветренных губ, а у голубых глаз прорезались морщинки.

***

Покидая госпиталь, в гулком коридоре Леви разминулась с Китом Шадисом и командующими из авангарда. Она знала, что капитаны идут к Эрубин, чтобы прочитать нотацию: из-за ваших рискованных решений разведка понесла большие потери. Лучше бы придумали, где достать дефицитные препараты: камфару, спирт и морфий для раненых.

***

За окном в ночи бесшумно падал крупными хлопьями снег. Устроившись в кресле Эрубин, Леви строчила письма-похоронки. Точнее, не спеша выписывала буковку к буковке. Низко склонялась к столу, крутясь, чтобы локтем не загораживать грязно-желтый свет масляной лампы. Отложила очередной конверт в высокую стопку. Несколько минут просидела неподвижно под тиканье больших напольных часов, маятник которых мерно раскачивался, поблескивая медью. Почему-то вновь и вновь вспоминалась тяжесть широкой ладони Эрубин. Леви провела рукой по бедру над отворотом высокого сапога. Раздвинула ноги, откинувшись на спину кресла. Да, это глупо – дрочить в кабинете своего командира, но Леви уже расстегнула широкий ремень на поясе – звякнула пряжка, кожаная лента для крепления привода соскользнула. Леви никогда не засовывала в себя пальцы, с легкой брезгливостью относясь к такому. Но сейчас, вздрагивая, вспоминая прикосновения Эрубин, обратила внимание на перьевую ручку с гладким деревянным держателем. Маленький, легко скользящий предмет, принадлежащий Эрубин. Леви не позволяла себе стонать – ласкала себя молча, стянув форменные белые брюки так, чтобы можно было засунуть деревянную ручку пера. Леви не было стыдно, только немного грустно оттого, что снежной осенней ночью она трахает сама себя, одна в пустом кабинете. А Эрубин спит в госпитале, и пройдет еще несколько дней, прежде чем она его покинет. Каждое утро ее навещает Майк. Вчера он принес самодельных леденцов из сушеных фруктов и жженого сахара, да жестяную коробку чая, который даже в столице трудно достать. Эрубин улыбнулась, взяла один леденец и посоветовала Майку подарить чай Нанабе. «Извини, – ласково, но твердо сказала Эрубин, – я не приму такой подарок. Я сама предпочитаю дарить чай дорогому мне человеку». Услышав стук в дверь, Леви вынырнула из воспоминаний, неохотно свела ноги, застегнулась, поправила ремни и отложила перо. – Что нужно? – невнятно выдохнула она и сумрачно взглянула на бесшумно вошедшего Майка. Он повел носом, не скрывая, что принюхивается, и ухмыльнулся. Леви небрежно закинула ногу на ногу. Она прекрасно знала, что сидит растрепанная и раскрасневшаяся, в измявшейся форменной одежде, а на столе покоится блестящая от смазки перьевая ручка. И если бы у Леви был член, то он бы сейчас стоял, проступая под тканью брюк. Но ее не волновали такие мелочи. – Леви, – Майк подошел вплотную, посмотрел на нее сверху вниз. – Завтра пойдешь тренироваться со мной на полигон? Хочу, чтобы ты меня подстраховала, когда я буду делать тройное вращение с клинками. Любого другого я в капусту порублю, а тебе хватит скорости увернуться. Последишь, чтобы я не убился об землю? – Каким образом? – Леви вздохнула. – Я тебя не удержу от падения, даже если успею. Ты весишь больше меня почти вдвое. – Ну по технике удара что-то посоветуешь, – пожал широкими плечами Майк и сменил тему: – Может, вина выпьем? Оно, правда, дрянное, но мы с тобой и похуже пили. – Не сегодня, – вставая, Леви ткнула его локтем – дескать, посторонись. Подавила легкое раздражение, возникшее из-за возбуждения и отсутствия разрядки. На всякий случай прикинула, куда ударит Майка, если он вздумает домогаться. Всего лишь привычка, выработанная в Подземном городе: воспринимай любого как угрозу, стремительно бей первой по самым уязвимым местам, без колебаний. И не ослабляй бдительность даже в кругу друзей. – Леви, подожди, – Майк навис сверху, как темная живая скала, положил руки на ее плечи, слегка сжал, снова принюхиваясь: ноздри трепетали, усы топорщились. – Скажи… с кем Эрубин? Я ее с кадетского училища знаю, я всегда думал, что она… Он умолк и отстранился, кажется, прочитав по сосредоточенному лицу Леви, что нарушает ее личное пространство, и она уже обдумывает, в какой момент двинуть его коленом в живот, если он распустит руки. Произнес, нахмурившись: – Прости, Леви, ты пахнешь первым снегом и соком рябины. Я что-то сбился с мысли. Майк простодушно и как-то беззащитно улыбнулся, сделал шаг назад и продолжил: – Эрубин раньше интересовалась гражданской девушкой по имени Мария. Или мне только так казалось. Но Мария стала женой Нила Доука, и я подумал, что Эрубин останется со мной. Да только она с кем-то другим, но чужим мужчиной от нее не пахнет. – Она со мной, – обронила Леви, собирая со стола конверты похоронок. Она вовсе не была уверена в том, что сказала правду. Их связь с Эрубин казалась странной, хрупкой и полупрозрачной, как лед на реке после первых заморозков, но держала она крепко, как страховочный трос. Майк хотел что-то сказать, но сам себя прервал, махнул рукой устало. Как-то криво улыбнувшись, еще раз жадно втянул носом воздух и быстро ушел. Гул от его шагов раскатился по пустынному темному коридору.

***

Ночью от окна сквозило холодом, на подоконнике и стенах вдали от камина серебрился иней. На кровати, в коконе из одеял и плащей, было тесно вдвоем, но тепло. Леви в старой застиранной рубашке лежала на спине, вытянувшись во весь рост, укрывшись куском колючей шерстяной ткани. Эрубин устроилась рядом на боку, и от ее пристального изучающего взгляда Леви было не по себе. Эти пронзительно-голубые, чистые, как весеннее небо, глаза нельзя было обмануть. Они словно смотрели прямо в сумрачную душу Леви. – Когда я впервые увидела тебя в Подземном городе, – задумчиво проговорила Эрубин, – у меня чуть сердце не остановилось. Знаешь, такое чувство было, словно я с обрыва прыгнула в ледяную воду. Веришь? – Верю, – глухо откликнулась Леви, вслушиваясь в ее низкий грудной голос. Эрубин умела и любила говорить красиво, плавно и очень убедительно. Но Леви и не сомневалась в ее словах. Только на ум приходил не прыжок с обрыва, а кувшин ледяной воды – стоишь над тазом и льешь себе на голову после драки, в которой крепко получила по голове обухом топора. В тот день, когда они встретились с Эрубин, Леви жестоко и технично избила одного бандита из шайки, конкурирующей с ее бандой. Отделала его парой прицельных пинков тяжелым сапогом в живот, а когда противник согнулся, то и в голову, прямо в висок. Безо всякой жалости, быстро, четко. Взлетев на тросах УПМ под самые своды подземелья, Леви уцепилась крюками за каменную стену, через плечо бросила взгляд на оставшуюся далеко внизу площадь и вдруг заметила в толпе угрюмых зевак одного человека, на лице которого легко читалось восхищение. Человек был в форменном плаще со знаком скрещенных крыльев – разведчик. – Мне тогда показалось, что мы уже встречались, Леви, – серьезно сказала Эрубин. И Леви почувствовала на своих губах сухой поцелуй без вкуса – словно тепло солнечного луча, скользнувшего по коже. Эрубин не размыкала губы, не касалась языком, словно знала, что Леви не нравятся слюнявые мокрые ласки. Лишь твердо взяла Леви за подбородок, посмотрела прямо в глаза и снова скользнула чуть покрасневшими губами. – Как мне тебя приласкать? Как ты любишь? – щекотно дыша в ухо, спросила Эрубин. Такая горячая, вкусно пахнущая отваром ромашки и крепким чаем, она замерла, обнимая Леви, уткнувшись носом в ее плечо. – Не знаю, – проворчала Леви, чувствуя, как теплые кончики пальцев Эрубин спускаются по груди, задевая затвердевшие соски. Леви и Эрубин лишь в третий раз пробовали доставить друг другу удовольствие, и нелепой неловкости было больше, чем наслаждения. Леви понятия не имела, что в постели делать с женщиной. Да и с мужчиной, если уж на то пошло. Ни игривая легкая Изабель, ни серьезный внимательный Фарлан так и не увлекли Леви по-настоящему. Она предпочитала дрочить в одиночестве. И угрюмо молчать, когда Фарлан совершенно искренне говорил, что она прекрасна и летает, будто птица, – самая быстрая и ловкая. И отстраняться, когда он был слишком близко. – Можно мне?.. – Эрубин с нажимом провела по напряженному бедру Леви, задирая край рубашки. – Раздвинь колени. Ее шершавая ладонь, натертая рукоятью привода и поводьями, спокойно легла между ног Леви, словно ей там было самое место. Длинные сильные пальцы едва шевелились, слабо поглаживая, но Леви заерзала и смежила веки, чтобы не видеть цепкого взгляда Эрубин, которая ловила каждое ее движение. – Я вставлю один палец? – не дожидаясь ответа, Эрубин так и сделала – ее средний палец мягко проскользнул внутрь на две фаланги. – Эрубин... – Леви стиснула ее руку коленями и сипло застонала. Эрубин оказалась умелой и настойчивой. Она не надавливала слишком сильно, лишь поддразнивала, гладила. И Леви прогнулась, сама потерлась о ее ладонь, попросила отрывисто: – Еще. Эрубин подчинилась не сразу, сначала почти грубо потискала худую задницу Леви, произнесла изменившимся, севшим голосом: – Надо бы тебе и туда что-нибудь вставить. А потом навалилась всем весом, прижавшись к Леви упругой тяжелой грудью, и внезапно глубоко и мокро, жадно поцеловала в губы, не давая отстраниться. Коленом шире раздвинула дрожащие ноги Леви. И наконец очень осторожно добавила к среднему пальцу указательный – он царапнул обломанным ногтем и легко вошел с тихим влажным звуком. – Если хочешь, то вставь в меня что угодно, – Леви с силой обхватила ее руками за костистые плечи и куснула в шею, оставляя розовый след на бледной коже. На вкус Эрубин была почти неощутима: горьковато-сладкий оттенок, как ключевая вода с каплей крови. Леви медленно провела ладонью по ее спине – по проступающим позвонкам и острым лопаткам, погладила бок с длинным горячим шрамом. Просунула руку между их телами и стиснула грудь Эрубин со стоящими, красными, как ягоды рябины, сосками. Тихо застонав, Эрубин щекотно поцеловала Леви в ключицу, лаская руками бережно, но настойчиво. Пообещала на ухо: – В следующий раз принесу то, чем бы я могла тебя поиметь, Леви. Это прозвучало так пошло и было сказано таким бархатным низким голосом, что Леви изогнулась под ней и кончила, дернувшись всем телом, жмурясь и вскрикивая от удовольствия. – Громкая какая, – Эрубин приложила к ее губам мокрый от смазки палец и лишь улыбнулась, когда Леви поморщилась от прикосновения. – А ты?.. – выдохнула Леви, потому что Эрубин разжала объятия и устроилась у неё под боком, завернувшись в одеяло. – Просто полежи рядом. И не одергивай рубашку, хочу видеть твое тело, – было ей ответом. И Леви лежала, чувствуя, как выравнивается пульс, а разгоряченное тело остывает – лишь мурашки по обнаженной коже. Она искоса наблюдала за Эрубин, которая явно ласкала себя, но почему-то украдкой, под одеялом. Зато, прикусив губу и молча кончив, Эрубин накинула на Леви одеяло и придвинулась, согревая своим телом.

***

Утром камин погас, и в комнате стало холодно, как в погребе. Леви села на краю кровати, натянула сапоги, стараясь не ступать на плиты каменного пола. Застегивая форменные ремни, искоса поглядела на моргающую спросонья Эрубин. – Что тебе снилось? – Эрубин плотнее закуталась в одеяло, но все-таки тоже села. – Ничего. Я не вижу снов, – Леви отвернулась. – А что? – Ты говорила во сне, правда, негромко, я не все разобрала, – Эрвин погладила ее по бедру близко к паху и обняла за пояс, по-хозяйски, собственнически притянув к себе. – Всё повторяла: «Эрвин, ты опять умер раньше меня». – И что? – отстраненно спросила Леви, закрыв глаза, позволяя себя обнимать, откинувшись на грудь Эрубин. И услышала в ответ задумчивое: – Мы снова живы, Ривай Аккерман. Судьба.