Ты беспокоился, Шизу-тян?

      Ты не появлялся на моём районе уже неделю. Разве это нормально, учитывая твой нездоровый энтузиазм позлить меня, а потом резво скакать по улице, как блоха, уворачиваясь с довольной миной от столбов и автоматов с газировкой? Нет, не нормально. За эти семь дней тишины я успел заскучать. Не по тебе, конечно, а по нашим совместным играм и той ярости, которая наполняет каждую клеточку моего тела в те моменты, когда ты бесишь сильнее обычного. А сейчас я уже даже подумываю: не случилось ли с тобой чего? Мог ли ты откинуть коньки не от моей руки? От одной только подобной мысли в глазах вспыхивают огоньки злости. Прихлопнуть блоху могу только я!       В конце рабочего дня я решаю проведать твой офис, потому что где ещё ты можешь проводить время, если не там? Идя по улице с сигаретой меж губ и рукой в кармане, думаю, что все домыслы о твоей смерти – полная чушь, и ты просто занят, чтобы бегать от сильнейшего человека в Икебукуро. Вот ты удивишься, увидев на пороге офиса меня. И ухмыльнёшься, вскидывая руками и наиграно изгибая брови в удивлении. «Ты беспокоился, Шизу-тян?». Бесит! Почему я вообще думаю об этом? Будь что будет.       Я, к своему же собственному удивлению, ошибаюсь, не застав тебя на своём рабочем месте. Твоя секретарша (или кто это вообще?) говорит что-то об отпуске, но в её глазах я замечаю беспокойство. Врёт. Докапываться до девушки кажется мне бессмысленным, ибо ты не стал бы доверять чужому человеку личную информацию, но у меня больше нет вариантов. Чувствую, что здесь что-то неладно.       — Где он? — я уже успел выйти из здания, но, чертыхнувшись, всё же вернулся обратно – ну не могу просто взять и бросить это дело. Девушка, словно ожидавшая моего возвращения и этого вопроса в частности, с охотой говорит мне место, в котором ты должен находиться. Не похоже, что ты поехал на отдых в другой район Токио, который крышует мафия. Озадаченно смотрю на девушку, которая в ответ смотрит на меня нечитаемым взглядом. Так свободно сказала мне, где ты, хоть и соврала поначалу. Волнуется что ли за тебя, блоха? Окей. Я помогу ей. Ага, именно ей, а не глупому тебе, который снова связался с мафией и теперь наверняка ни жив, ни мёртв – эти ублюдки не любят просто так убивать, а вот играть с жертвой как раз по их части.       Добираться до другого района крайне проблематично в час пик, потому я оказываюсь напротив заброшенного трёхэтажного здания ближе к полуночи. Вокруг — ни души. Во всех ближайших домах заглушен свет, и только уличные фонари кое-как освещают дорогу да частично постройку. Ты тут, я чувствую это. Точнее слышу чьи-то приглушенные голоса внутри. Преодолеть запертую железную дверь для меня не проблема, я делаю это крайне тихо, не желая распугнуть похитителей. Слышу по мере продвижения внутрь по коридорам размеренные голоса всё четче и скоро захожу в комнату, которая и является, очевидно, твоим «санаторием». Такое тебе нравится куда больше, чем слетать, допустим, заграницу, м? Сырое затхлое помещение погружено во тьму, но два слабых прожектора струями света выделяют из темноты одну до боли знакомую фигуру. Представшая перед взором картина не только разжигает пламя злости еще сильнее, так даже ещё и удивляет. Ты подвешен у стены за заключённые в железные оковы руки и выглядишь ни рыба ни мясо. Ты раздет до трусов, и на плечах едва держится излюбленная блядская куртка на голое тело, из-под которой выглядывает исцарапанная грудь. Ты и правда выглядишь как труп, блоха: весь бледный, с заметными тёмно-синими тенями под глазами, весь словно исхудавший (хотя, казалось бы, куда сильнее с твоей-то комплекцией?), но неизменная ухмылка упёрто говорит об обратном — «неа, я живее всех живых».       Присутствующие, одаренные слабым светом, тут же засуетились, заметив меня, и якудза, толстый мужик с жидкими усиками и мелкими хитрыми глазами, с противной улыбкой подходит ко мне.       — Хейваджима Шизуо! Как мы рады тебя видеть! — ты вздрагиваешь, что наверняка отдаётся болью во всём теле, судя по страдальческому выражению лица, и удивленно, даже взволнованно глядишь на меня. Не ожидал, да? Не хочешь, чтобы я видел тебя таким уязвимым? Ой как ты удивишься, когда узнаешь, что я пришёл спасти тебя, — не хочешь к нам присоединиться? Вы так долго враждуете с этим, пора проучить его, как думаешь?       Якудза кивает компании своих щенков, которые усмехаются и крутят что-то в руках.       — Будет весело, — после этих слов один из псов выходит вперёд и уверенно подходит к тебе. Я не вижу, что он держит в руках, но мои кулаки машинально сжимаются, а косточки еле слышно хрустят от напряжения. Ты переводишь обеспокоенный взгляд на подошедшего и слабо отталкиваешь его ногами. Нифига, да у тебя вообще сил нет. Мужчина наиграно смеётся неудачной попытке обороны, сделав шаг назад, но тут же резко разворачивает Изаю к себе спиной, на что тот отзывается хрипом и чуть выгибается от очевидно неприятно сжимающихся на рёбрах пальцев. Ему больно. Руки скрещиваются на железной трубе, и ты даже не сжимаешь её, просто повиснув. Должно быть, у тебя онемело всё тело. Сука. Надо бы уже этот цирк прекращать, только я могу так с тобой обращаться! Но мои мысли прерывает звук электрического заряда, и я с опозданием понимаю, что этот сын собаки тычет в тебя шокером, второй рукой схватившись за бедро. Ты стараешься отодвинуться, снова хрипишь. Блять.       — Отошёл. От. Него, — приказываю ледяным голосом, в мгновенье ока оказываясь позади заигравшегося щенка и до хруста сжимая его предплечье одной рукой. Тот шипит, роняя на пол шокер, и я откидываю его назад, сбивая тушкой несколько человек из группировки. Ты поворачиваешься на раскрутившихся цепях, и я замечаю тяжелое хриплое дыхание и бессильно прикрытые от дозы тока глаза. Находясь так близко, я чувствую холод, исходящий от тебя, вижу многочисленные ссадины и понимаю, что наверняка есть и переломы. Убью, сук! Аккуратно снимаю тебя с железки, стараясь игнорировать болезненные хрипы и хруст костей, и сажаю на пол. Подожди немного, блошёнок, сейчас я разберусь с этими уродами и мы уйдем отсюда.       Хрустя косточками пальцев, я выдвигаюсь в сторону якудзы, банда которого начинает отходить, а главный хер оправдываться.       — Шизуо, мы думали он твой враг и хотели немного поиграть! Только ради тебя! — в безобидном жесте выставив ладони, затараторил мужик, зля меня ещё больше. Поиграть они захотели! — мы пытались сделать как лучше!..       — Никогда не трогайте моих врагов, суки, — с рыком произношу я и, отрывая от множества проводов прожектор, замахиваюсь. Громкий скрежет оповещает о том, что цель почти уничтожена. Несколько человек, встретившись головой с железом, поотлетали, а везунчики успели убежать с криками. Чтоб вас всех!       — Шизу-тян... — я вздрагиваю, разворачиваясь. Ты практически лежишь, опираясь дрожащей рукой о пол, и выглядишь так плохо, что у меня снова кулаки сжимаются. Оторвать головы надо было этим пидорам! Ты хочешь сказать что-то ещё, но слабеешь и обмякаешь на глазах, прикладываясь головой о бетон.       — Блять, блоха! — срываюсь к тебе и аккуратно беру на руки, вспоминая, как скрипели твои хрустальные костяшки несколькими минутами ранее. Взгляд падает на шею: даже здесь иссиня-фиолетовые пятна. Увижу подонков ещё раз, точно на части разорву! Но сейчас главное, что ты жив, висишь тут в моих руках без сознания и наверняка во сне загадочно чему-то посмеиваешься. ***       В квартире было слишком темно, а электричество как назло отрубили, посему нести тебя к кровати пришлось наощупь. Опустив на кровать, аккуратно провожу рукой по лбу и недовольно шикаю, выявляя жар. Такой бледный, а горячий, как сковорода! Сняв с побитого тела куртку, — вероятно, на ней есть пятна крови, но в темноте это незаметно, — откидываю её в сторону и иду за тряпкой и тёплой водой, освещая свой путь фонариком на телефоне. Ты выглядишь отвратительно, и поначалу у меня даже возникает идея отвезти тебя в больницу. Однако будь ты в сознании, отказался бы от врачей и справился бы сам. Вот и я сам справлюсь, понятно? Сажусь рядом с кроватью и тёплой влажной тряпкой начинаю водить по телу, едва прикасаясь к бледной, местами потемневшей от ушибов коже. На светлой тряпке остаются кровавые разводы, которые я выжимаю в тазик. Такой по-блошинному худой, но даже так изгибы твоего тела чем-то напоминают женские. Тонкая изящная шея, аккуратные ключицы, вздёрнутые мелкие соски. Ещё бы грудь увеличить... Залюбовавшись, по неаккуратности чуть давлю на синяк в подмышечной впадине, и ты внезапно стонешь, приподнимаясь.       — Тихо, — скорее приказ, чем просьба. Ты неожиданно слушаешься и правда затихаешь, опускаясь обратно на кровать. Не открываешь глаза, хотя я более чем уверен, что уже не спишь. В воздухе повисает какая-то непривычная мне неловкость, и я прохожусь тряпкой только там, где необходимо, обходя потенциально опасные для собственных мыслей места.       — Зачем ты всё это делаешь? — произносишь одними губами, но я слышу. Ну и вопрос. Откуда я знаю, зачем? Просто так надо, — я лучше пойду домой.       — Обойдешься, — огрызаюсь и швыряю тряпку в воду. Из шкафа достаю тёплое одеяло (никогда им не пользуюсь, слишком жаркое) и укутываю тебя, невнятно что-то бормочущего, в так называемый кокон. Пинаю тазик куда-то в сторону, готовлю на кухне горячий чай с лимоном и через силу заливаю в сухие потрескавшиеся губы.       — Ты беспокоился обо мне, Шизу-тян? — стреляет взглядом из-под ресниц, словно невинная овечка.       — Конечно нет. Но только я могу производить над тобой физическое насилие, запомни раз и навсегда.       Ты беззлобно ухмыляешься, а глаза так и блестят этой ебаной хитринкой. Доволен собой, чертёнок.       И почему я чувствую себя обведённым вокруг пальца?