Не просто химия

С момента их расставания проходит меньше четырех часов, а все уже в курсе. С момента их расставания проходит меньше четырех часов, потому что решение расстаться было принято по телефону, засветло, после бесконечной ночи споров и грызни, и Джексон ни хера не выспался, потому что он вообще не спал, и, хей, он расстался со своим парнем, придурки, что с того, что у него мешки под глазами и в целом вид побитого щенка? У него болит голова от шепотков, когда он идет по школе, еле волоча ноги. – Слышали? Джексон и Айзек расстались. – Опять? – Говорят, со скандалом! – И Айзек выбросил его подарки в мусорку. – Пфф, да они уже сто раз расставались. – Но подарки! – Говорят, что он пошел копаться в мусорке, чтобы вернуть их себе обратно уже через десять минут после того, как выбросил. Джексон не знает ничего, что он мог бы сделать сейчас, чтобы заглушить все эти голоса у себя за спиной. Он просто идет и гневно зыркает на каждого, кто делает попытку на него посмотреть, и он хотел бы знать, откуда все узнали, ведь это было четыре гребаных часа утра! Кто-то в самом деле сторожит мусорные баки у их домов? У него ломит виски, и он решает забить на все это, пусть пиздят до тех пор, пока их языки не отвалятся. – Кофе. – Господи-Боже, Лидия, запомни эти слова, потому что вряд ли я скажу тебе что-то подобное снова, но, я так сильно тебя люблю. Ты лучшая женщина в моей жизни. Он залпом выпивает полстакана. Лидия, сморщившись, таращится на него. Она уверена, что однажды любовь Джексона к настолько крепкому кофе приведет к тому, что в его желудке что-то взорвется, и, вполне возможно, наружу выползет какой-нибудь монстр. – Рассказывай, – требовательно говорит она, когда пустой стакан летит в мусорный бак. Они входят в пустой кабинет, и Джексон уверен, что у них история сейчас, но Лидия, очевидно, решила на это наплевать, ведь причина более чем весомая. – Не хочу. Очень не хочет. У него в голове до сих пор звенят эти оскорбления, эти грязные слова, которые Айзек говорил, и, да, он сам тоже хорош, но от этого не легче. Они достают тетрадки и молча решают задачи по математике. Со стороны это, наверное, выглядит как безумие, но Лидия не умеет оказывать поддержку, она настолько же глыба льда, насколько и сам Джексон, поэтому лучшее, что она может сделать сейчас – помочь ему с математикой, ведь его сломанные, разорванные на клочки отношения она исправить не в силах.

***

МакКолл и Стилински таращатся на него так, словно он убил младенца. Джексон игнорирует их, потому что он ничего не сделал – не изменил, не предал, не обманул, не причинил физической боли… Что до боли моральной – так тут они оба постарались, и что уж теперь. – Айзек сегодня в школу не пришел, – Джексон мог бы просто обойти их стороной, если бы они не встали бок о бок в дверях, преграждая ему путь. Он устало рассматривает бейсболку, нацепленную на макушку Стилински, и думает, что, скорее всего, прогуляет сегодня и химию тоже. Но они отступают, потому что в класс входит Харрис. Наверное, у него стадия отрицания, но на всех уроках он отвечает, пишет лекции и ведет себя до неприличия прилично. Ему кажется, что, видимо, он в порядке, он справляется, у него есть шанс забыть Айзека… пока для него не вызывают скорую посреди урока, потому что Дэнни случайно коснулся его руки, и оказалось, что у него жар.

***

Родители забирают его из больницы домой ближе к вечеру. Он слышит, как они шепотом ругаются между собой, обвиняя друг друга в том, что не досмотрели, а еще мама, кажется, сваливает всю вину на Айзека, потому что "он всегда дурно влиял на нашего мальчика", и Джексон хочет выйти из спальни и спорить с ней до сорванной глотки. Лидия пишет ему в три часа ночи. Она говорит, что встретила Лейхи в клубе, и он выглядел так, словно пытается обдолбаться до смерти. Вернее, словно уже обдолбался, а теперь с нетерпением ждет своей кончины. Джексон матерится сквозь зубы и набирает номер. Айзек берет трубку после второго гудка. Джексон ожидает услышать вокруг него голоса, смех, громкую музыку, но тихо. Только дыхание Лейхи и его тихий уставший голос. – Что? – Ты дома? – Уже да. – Ладно. – Ладно? – А что еще я должен сказать? Попросить тебя не пускаться во все тяжкие? Не жрать всякую фигню по клубам? Не трахаться с кем попало? Это тебя остановит? – Остановит. – Ты... что? Айзек вздыхает и, судя по звукам, выходит либо на улицу либо на балкон. Щелчок зажигалки, и глубокий вдох, впускающий сигаретный дым в легкие. Джексон хотел бы встать и выйти к нему, но его трясет под двумя одеялами, и тело не слушается. – Джексон, прости меня, я люблю тебя, – тихо говорит Лейхи. Джексон долго смотрит в потолок, а потом закрывает глаза, чувствуя, как слезы подступают к горлу. – Я тоже тебя люблю, – это последний рывок, который он должен сделать, чтобы полететь в бездну, но он не видит другого выхода сейчас. За этой чередой бесконечных ссор и злости, за этими грязными словами, которые постоянно срываются с губ. Он не в силах продолжать поступать так с ними, купать в этой грязи то светлое, что всегда между ними было. И, быть может, утром он не проснется, но сейчас он набирается храбрости и говорит: – Но я так больше не могу.