Монстр точит клыки с наступлением ночи...

- Китнисс… Ты дома? – Я прохожу в ее дом, здесь неестественно тихо, никто не отзывается на мои слова. Она должна была быть дома, она бы сказала мне, если бы куда-либо пошла… Или нет? Я поднимаюсь по лестнице и бреду в сторону ее комнаты. Я помню эту комнату достаточно хорошо, тут я впервые сказал ей, что буду с ней рядом всегда… Она так мне нужна… Я люблю ее, наверное, с самого первого дня, как увидел. - Китнисс… Ты тут? - Я снова зову, но и так уже знаю, что она в своей комнате – слышно, как она напевает что-то. Услышав мой голос, Китнисс перестает петь и зовет меня. Я толкаю дверь комнаты и вижу ее – такую красивую в голубом платье, она улыбается мне. - Вот ты где… - От чувств, нахлынувших на меня, я задыхаюсь. Моя. Моя девочка… Она пересекает комнату и обнимает меня, доверчиво прижимаясь ко мне. В этот момент я безгранично счастлив. Пока не замечаю значок Сойки-пересмешницы на ее груди. Я помню значок, из-за которого меня так долго пытали… Изображение смазывается. Потом что-то идет не так. Я воспринимаю все, как в странном фильме, не могу контролировать свое тело, оно не поддается мне. То, что я вижу – словно кадры из фильма, в котором зажевывает пленку. То проскакивает множество кадров за секунду, то один кадр застревает и дергается перед глазами, окрашиваясь в черно-белые тона. Изображение этого «фильма» скомкано, как будто это не я хозяин этого зрения и этого тела. Я плохо слышу настоящую действительность сквозь шум и замечательно слышу то, что мне сутками внушали в Капитолии. «Китнисс-переродок. Убить Эвердин». Значок Сойки заставляет мое тело двигаться рефлекторно. Я хватаю Китнисс за волосы и толкаю в стену так, что она, ударившись головой о книжную полку, рухнула на пол. Она с трудом пытается встать и затравленно на меня смотрит, сипит «Пит! НЕТ!». Она не знает, что ей делать и куда бежать от меня – я перегородил выход. Ощущаю, как губы растягиваются в недоброй усмешке. Снова ловлю ее и заламываю руку, причиняя, наверное, адскую боль в суставах. Тащу ее вниз, на кухню: там должны быть ножи. Она упирается, за что получает несколько ударов по ребрам. Да уж, силой охотнице с пекарем не помериться, мешков натаскал знатно. Жаль, что не хотела она жить с простым пекарем… Нож на кухне находится довольно быстро. Довольно неблагоразумно было оставлять нож прямо на столе. Завидев нож, Сойка изо всех сил старается вырваться, убежать. Извернувшись, бьет локтем в живот, царапается, обламывая ногти до крови. Изображение на миг становится тусклым, мутнеет. Я почти выбрался из оков этого монстра… Но нет. На секунду я теряю ориентацию в пространстве, теряю способность отвечать хотя бы за какой-то процесс в своем организме. Когда я снова вижу хоть что-то, то уже поздно. Сам Сноу, двигая моими руками, ударяет Китнисс головой о стол и бросает на пол. Она не может двинуться, сориентироваться, взгляд мутный, но все равно что-то шепчет. Я не слышу, я так хочу ей помочь, спасти от себя самого, но я слышу только шум крови в голове. Я не могу! Не могу сбросить оковы этого монстра. Борись со мной, пожалуйста! Она, собрав все последние силы, бьет головой меня в подбородок и я снова теряю ориентацию в пространстве – ничего не вижу и не слышу, мотаю головой, стараясь сбросить ненавистное альтер-эго. Давай же, Китнисс! Когда зрение проясняется, я понимаю, что проиграл. Жизнь кончена. Я сбросил оковы этой твари с себя, но слишком поздно. В груди Китнисс торчит нож, и, даже не будучи врачом понимаю – ничем не помочь. По щекам потекли слезы, которые невозможно было остановить. - Китнисс! Что я натворил… - Я перекладываю любимую девушку себе на колени, трясясь от дикой боли, которая разрывает мое сердце. Слезы огромными каплями падают на ее бледное лицо. Китнисс силится что-то сказать, но получается только болезненный стон. Я глажу ее по лицу, всматриваюсь в такие любимые потухающие глаза. Я не знаю, как облегчить ее и без того сильную боль. Все, что я слышал теперь - что дыхание Китнисс становится все слабее и слабее. Она задыхалась, пытаясь дышать. Я готов последовать за ней. Я думал, что сильнее боли, чем причинил мне Капитолий, не может мне причинить никто. Оказалось, я могу сам себе причинить боль в стократ более сильную, чем физические муки. Мое сердце пропускает по нескольку ударов. Я разобрал, что Китнисс шепчет: «Всегда». Она больше не пытается вдохнуть, обмякла в моих руках. В тот момент я ненавидел Сноу, ненавидел всю революцию, но больше всех я ненавидел самого себя за то, что не смог защитить ее от самого себя.Я чувствовал только боль. Агонию. Это было всепоглощающе... Мой полный боли крик разрывает тишину комнаты и не прекращается бесконечно долго... Я просыпаюсь с диким криком, мне тяжело дышать. Адская боль не отпускает меня. Я убил ее… Как? Как это могло произойти? - Что случилось? Вырвавшись из своего кошмара, я большим трудом фокусирую взгляд на Китнисс. Это был всего лишь… сон… - Кошмар. Обычный кошмар. – Меня все еще колотит от пережитого. Сейчас, окончательно проснувшись, я понимаю, что на самом деле этого никогда не было. А вот кошмар – этот кошмар преследует меня уже очень давно. - Расскажи. И тебе станет легче… - Китнисс тянет меня за руку обратно на подушку и обнимает меня. - Все мои сны о том, что я теряю тебя, - я грустно улыбаюсь, понимая, что никогда не расскажу ей о том, что мне снится и чего я боясь больше всех пыток – не удержать себя в руках во время приступа.