Три кота

Первого кота Коноэ нашел на помойке. Кот дрался с парочкой других; шерсть летела во все стороны. Коноэ, по случайности проходивший мимо, услышал дикий мяв и решил посмотреть, в чем дело. А увидев, потратил драгоценную бутылку минералки на то, чтобы облить дерущихся котов. Двое из них, рыжий и бледный, после этого прыснули в разные стороны. Их противник, белый, пушистый и одноглазый, местами ободранный, но очень наглый с виду, бежать не стал. Когда Коноэ, оставшись без минералки, двинулся домой, кот пошел за ним. Он не отставал до самого подъезда. В результате Коноэ, кляня собственную мягкотелость, впустил кота и в подъезд, и в квартиру. Второго кота оставила соседка. Она уезжала за границу, предполагалось, что на год. Не успел Коноэ привыкнуть к диким повадкам черного как смоль кота, который не давался на руки и регулярно шипел на своего белого коллегу, как позвонившая соседка объявила: она оформляет документы, чтобы остаться за границей, а кота Коноэ может взять себе. Третий кот, немолодой, тигровой расцветки, завелся на лестничной клетке сам. Откуда он там взялся, не знал никто. А Коноэ не знал, каким образом тигровый кот чуть позже просочился в его квартиру. Белый кот невзлюбил тигрового с первого взгляда. С черным тигровый соблюдал нейтралитет, но против белого они никогда не объединялись. Попробовали бы — и Коноэ вышвырнул бы их за шкирку. Он никогда не отличался особенной сдержанностью или склонностью к попустительству. Может, потому до сих пор жил один. Если не считать трех котов. Среди знакомых Коноэ было целых две девушки. Одна из них, рыжая Мана, была известна тем, что давала каждому второму. Коноэ тоже предлагала, но он только покачал головой. Ему всегда нужно было что-то свое, а Мана ничьей быть не могла. Слишком независимая. Однажды, возвращаясь после работы, Коноэ видел ее с Шином, парнем, с которым он неизменно конфликтовал. Во дворе стояла беседка; по вечерам там собирались шумные компании, но в тот вечер не было никого, кроме Маны и Шина. Мана полусидела на подоконнике, широко раздвинув ноги, а Шин был между ними и двигался, не забывая попутно лапать ее за грудь. Впрочем, груди у Маны практически не было — совсем маленькая, с непропорционально большими сосками. Шин не увидел Коноэ, а вот Мана заметила сразу. И улыбнулась, обхватывая Шина за плечи, впиваясь ногтями ему в спину, не позволяя обернуться. Шин сдавленно зашипел и задвигался в Мане быстрее, а она все улыбалась, и Коноэ показалось, что клыки у нее чуть больше, чем надо. Он не помнил, как в тот вечер добрался домой. Вторая знакомая Коноэ девушка, Кагари, не была такой привлекательно-порочной, как Мана. Кагари была самостоятельной, притом настолько, что как девушка вообще не воспринималась. Она и Коноэ дружили еще со школьной парты, с тех пор, как восьмилетняя Кагари избила троих обидчиков Коноэ учебником по естествознанию. Драться Кагари не особенно любила и первой не задиралась, но могла постоять за себя и тех, кому посчастливилось попасть под ее защиту. С течением времени количество «подзащитных» увеличилось до целой группы, которую Кагари пристроила заниматься благотворительностью. У их организации был заграничный спонсор с мудреным именем Разель. Он шастал в дорогущих костюмах и который год подкатывал к Кагари. Она этого, кажется, даже не замечала. Конкуренцию Разелю Коноэ составить не мог, так что они с Кагари оставались друзьями. Довольно близкими; время от времени Кагари врывалась к Коноэ и проходилась по его квартире вихрем, «наводящим порядок». Коноэ ворчал, но по дружбе терпел. Из его котов Кагари особенно приглянулся черный. Кажется, их симпатия была взаимной. Нерешительный и дикий, черный кот добровольно забирался Кагари на руки и даже позволял себя гладить. Поскольку Кагари была для Коноэ только подругой, а Мана — вообще никем, ему приходилось справляться с сексуальным напряжением вручную. Коноэ предпочитал дрочить, лежа на кровати, одной рукой ведя вверх-вниз по твердеющему члену, вдоль всей длины, а второй пощипывая себя за соски. Они были очень чувствительными. То, что в такие моменты за ним подглядывают, Коноэ понял далеко не сразу. Сначала он нашел черного кота под кроватью. Ну, мало ли, может, так случайно совпало. Потом Коноэ обнаружил тигрового кота возле приоткрытой двери в комнату. Дверь Коноэ точно закрыл и помнил об этом; видимо, кот открыл ее самостоятельно. Белый кот оказался самым бесстыжим из всей троицы. Он не прислушивался к стонам Коноэ, лежа под кроватью, и не подглядывал в щелку. Он вспрыгнул на кровать, подошел к лицу Коноэ и ткнулся носом ему в губы. Коноэ, к тому моменту уже не шибко соображавший, кончил — ему в его состоянии хватило бы не только тычка мокрым носом, но и любого прикосновения. Догнать и наказать белого кота Коноэ в тот день не сумел. Не больно-то погонишься, со спущенными штанами. Апофеозом всего стал тот день, когда Коноэ, подрочив, увидел сразу троих котов. Они чинно уселись в рядочек возле кровати и с неподдельным интересом созерцали его манипуляции. Тогда-то Коноэ и понял, что живет с извращенцами. *** — Ты годен только на то, чтобы прятаться под кроватью, — надменно сказал Рай. Асато зашипел на него, но ничего не ответил. — А тебя Коноэ чуть за хвост не поймал, — заметил Бардо. — Нечего было наглеть и лезть к нему на постель. — Молчи, с-с-сталкер, — Рай выгнул спину и гневно распушился. — Коноэ считает нас извращенцами, — заметил Асато с грустью. — Он правда ничего не помнит. — Ничего, — зловеще пообещал Рай. — Вот нас-с-ступит полнолуние… — Не вздумай набрасываться на Коноэ! — Асато, в свою очередь, тоже распушился. — В этой жизни он совсем другой! Он не помнит о нас, у него нет ушей и хвоста… — А мы стали домашними животными, — подытожил Бардо. — Хорошо еще, что не навсегда. В двенадцатое полнолуние к нам вернется облик из прошлой жизни. Именно так пообещал Шаман. — Не знаю, что он там обещал, — проронил Рай, — но, когда мы превратимся, вы отправитесь жить куда-то в другое место. Зоопарк — самое то для таких, как вы. — Кто бы говорил, — фыркнул Бардо. Рай оскалился на него, а Асато кинулся к двери. Коноэ вот-вот должен был вернуться.