В контакте

«Я отшлепаю этого ребенка», — пронеслось у меня в голове, и тут же начал вспоминать, где же я, блин, успел накосячить, да настолько, что у моего чуда стоит статус «Устал, я так устал от всего, побыстрее бы все закончилось». Так, вчера вечером мы созванивались по скайпу, поболтали, он опять пожаловался, что отец косится и орет на него. Договорились встретиться в выходные и погулять, потому что в будние он учится, и у нас не получается видеться. Нет, вроде нигде не косячил, что за фигня тогда творится? Зайдя в новости Контакта, нахмурился от только что выскочившей записи с суицидальной наклонностью, а сверху опять его ник. Твою ж, о чем он там думает? Схватив сотовый, выскочил на лестничную площадку, закурил и нажал вызов. Два гудка, и он меня скидывает. Набор повторный результатов не дал, меня вежливо послали женским голосом и сообщили, что абонент недоступен. Вот тут-то я испугался всерьез. Отпросившись с работы, поехал к нему домой. Его адрес я узнал во время очередной прогулки — он случайно обмолвился, что живет вон в том доме за кинотеатром. Полчаса пути, десять минут вежливого расспроса бабушек около подъезда и уже через две минуты я стою предположительно около двери своего парня. Шесть вечера, он уже должен быть дома. Решительно давлю на кнопку звонка. — Чего надо, Вы к кому? — тучный малопривлекательный мужчина стоял и сверлил меня взглядом. — Здравствуйте, могу я поговорить с Артуром? — насколько мог вежливо попросил я, мужчина вызывал отвращение, но правила приличия обязывали. — Этот сученыш больше здесь не живет, ты его друг? — Да, — я просто онемел от шока. И это его отец? — Отлично, жди здесь, — зло проговорил мужчина, ушел и уже через пару минут появился на пороге с двумя сумками, кинул мне их в ноги и рявкнул: — Передай этому пидору, что у меня больше нет сына, и на следующей неделе я сменю замки на своей даче — пусть валит к своим трахальщикам. — Охуеть, — это я проговорил уже захлопнувшейся двери. Подхватив сумки, я двинулся прочь от этого жуткого места, но, пройдя лишь один пролет, наткнулся на рыдающую женщину, что сидела на лестнице, прижав к себе сумку. Взгляд карих глаз, тот же узкий носик и пухлые губы, даже родинка возле глаза. Ну и хорошо, что Артур пошёл в маму. — Вы тоже что-то хотите передать своему сыну? — стараясь унять свою злость, тихо проговорил я, ставя сумки на пол и присаживаясь перед ней на корточки. — Да-да, пожалуйста, передайте ему, что он может не беспокоиться за колледж, в который поступил, — я уже оплатила следующий год, и его я не брошу, только разберусь с Олегом, — всхлипы вперемешку с мольбами, и женщина начинает оправдывать Артура. — Не верьте Олегу, он ни с кем не гулял, он на даче всю зиму прожил, а деньги это я Артуру давала, а еще он соседкам по даче помогает и в магазине там подрабатывает. Он мне тебя показывал, он так расцвел, и я сама впервые поверила, что, возможно, это нормально — ну, эта ваша глупая и неправильная любовь. — Глупая и неправильная? Хм, наверное, Вы правы, еще чего-нибудь? — злость хоть еще и присутствовала, но уже начала отпускать. — Да-да, деньги, я зарплату сегодня получила, вот, — с этими словами она достала семь пятитысячных купюр и протянула их мне. — Пусть он найдет себе комнату или квартиру, я буду давать столько каждый месяц, и пусть он со мной связывается хотя бы раз в неделю в первой половине дня, вечерами я дома, Олег не даст мне с ним поговорить. — Ясно, дайте мне дачный адрес, я поеду заберу его.

***

— Просто до глубины души мерзко, — рассматривая маленький дачный домик, пробормотал я. — И они знали, что он здесь жил всю зиму? — Артур, миленький, возьми яичек, — возглас старушки заставил повернуть голову и уставится в широко распахнутые карие глаза. — Нет, баб Зоя, я потом, тут ко мне приехали, — прокричал Артур быстро подходя ко мне. — Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашёл? — В дом, быстро, — смотря на его вечные легкие кеды, что утопали в снегу, рявкнул я. Затрахал он с ними, и вот врет же, что в кедах не холодно, я в зимних ботинках замерзаю, не понимаю подростков. Злость застилала глаза и мысли. Обида жгла душу, мне врали, бессовестно врали три месяца, говорили, что все замечательно, что он помирился с родителями и живет с ними, и на дачу вообще не разу не ездил. — Раздевайся до нижнего белья, — наверное, моим ледяным тоном можно было заморозить. Я не знаю, что творилось с моим лицом, но парень беспрекословно выполнил приказ, раздеваясь до трусов и, увидев, как я снимаю с себя куртку, вытаскиваю ремень из джинсов и удобно складываю его в руке, послушно повернулся ко мне спиной и облокотился на стену руками. Первый удар рассекает воздух, и ремень с громким шлепком бьет по ягодицам. Второй, третий, четвертый, пятый, он вздрагивает, вскрикивает и иногда закрывается руками, получая ремнем и по пальцам. — Я просил тебя не врать мне? — удар, вскрик, он дернулся, и ремень полоснул по спине. — Я говорил тебе, что поддержу и помогу в любой ситуации? Еще один удар, и он оставляет красные полосы на бедрах парня. Откидываю ремень в сторону, хватаю плачущего парня за волосы и притягиваю к себе. — У меня, сука, чуть инфаркт не случился, когда я увидел очередной пост суицида у тебя на страничке, или ты думаешь, что я забыл вот про это? - поднимая его же руку, кричу я, проводя большим пальцем по трем белым глубоким полоскам неудавшихся самоубийств парня — благодарность маме, что каждый раз она его спасала, неожиданно придя домой. — Я, блять, идиот ты такой, люблю тебя, и неужели, сука, мне нельзя доверять? Что за херня, ты здесь, оказывается, три месяца живешь, а мне врешь, что дома. Или ты думаешь, от твоей лжи любовь станет крепче? Да как можно доверять тебе после этого? Слезы льются по щекам парня и падают на пол, а у меня сперает дыхание, и ком в горле не дает нормально говорить, поэтому последние слова я просто выдавливаю из себя. — Идиот, я в тебя влюбился за эти три месяца, неужели я не говорил тебе это? — отпуская волосы Артура, тяжело проговорил я и сел на расправленный диван. — Я же говорил, что не пойму, пока ты мне не скажешь о своих проблемах напрямую. Как так получилось, что именно вчера тебя выгнали из дома? — Я... я хотел помыться, а-а-а папа пришел домой раньше, и-и, — всхлипы вперемешку со слезами, и он, как маленький, пытается прикрыть лицо ладошкой, плечи трясутся, а во мне просыпается ужасное чувство вины. — Ром, прости, пожалуйста, я-я больше не буду тебе врать, я-я-я просто еще не привык, когда обо мне заботятся. Опять всхлип, и он начинает рыдать по новой. — Я тебя честно-честно люблю, не уходи, пожалуйста. — Иди сюда, — спокойно проговорил я, подзывая парня. Дождавшись, когда он подойдет, усадил не сопротивляющегося парня к себе на колени и, достав заколку из своего кармана, заколол его волосы — с ним ее всегда с собой носить нужно, он их вечно теряет. — Артур, просить прощение за то, что выпорол тебя, я не буду, заслужил. Соврешь мне еще раз так по крупному, выпорю опять. Полные слез глаза, шмыгающий нос и виновато опущенная голова заставляют вздохнуть и, приподняв его за подбородок, поцеловать красный от слез нос и опухшие губы. Что я творю? Отхлестал ремнем, а сейчас заглаживаю вину поцелуями? Я даже не успел понять, как, но, когда я на секунду прервал поцелуй, на меня, возбуждено дыша, смотрел уже раскрасневшийся от поцелуев парень. Страсть и желание в его глазах, и я срываюсь, укладываю на спину и под его шипение скидываю с себя свитер и майку. Горячие худые руки подростка касаются моей шеи, скользят по торсу, застывают на пахе, и я получаю первую улыбку за сегодняшний день и, внезапно, сомнения. — Ты же не передумаешь в сотый раз? — взволновано спрашивает Артур, легко так подкалывая меня по поводу того, что так у нас начиналось уже раз тридцать за прошедшие три месяца. — Нет, — короткий ответ слетает с моих губ, и я склоняюсь над Артуром. Если до этого сомнения и были, то сегодняшний день начисто их перечеркнул. Поцелуи нежные сменяются на страстные, шипение парня, когда я касаюсь его спины и ягодиц заводит еще больше. Оторвался от губ, скользнул к соскам, поцеловал, обвел ореолу и прикусил, заставив выгнутся в моих руках. — Ром, — полный мольбы голос тонет в новом стоне когда оттянув резинку нижнего белья я лизнул и прошёлся языком по всему стволу его мелкого члена. Вобрать головку, пососать и, помогая себе руками, стянуть с него это чертово белье. — Ром, я сейчас кончу только от твоего вида, — притягивая меня за плечи, с придыханием раздается мне в губы. — Давай. И я, не задумываясь, опускаю руку между его ног и чувствую под пальцами смазку и легко поддающийся анус. Моя удивленно вскинутая бровь, и мне отвечают на немой вопрос: — Я часа два назад, ну, это, на твое фото, — жутко краснея, мямлит парень. Два пальца легко скользят внутрь, и я не ощущаю даже напряжения мышц. Еще сильнее вспыхнувшее лицо Артура стоит перед глазами. Третий палец, и он тихо стонет в свою ладошку, что прикрывает его рот. Все здравые мысли окончательно покидают голову, когда он сам начинает изгибаться, поддаваясь мне навстречу. Затыкаю его рот поцелуем и также по одному медленно вынимаю пальцы. Толчок, и член одним движением входит в тело парня. Короткие ноготки царапают спину, тело изгибается, а его ноги оплетают мои бедра, заставляя остановиться. Долгие минуты ожидания, когда он прекратит кусать меня и сжиматься. И вот он уже сам сквозь шипение начинает двигаться. Толчок, шипение, что за хрень? Взгляд на его руки, судорожно сжимающие простынь, и до меня доходит. У него вся попа исполосована ремнем. Доли секунд на размышления, и я подхватываю его за талию и встаю с кровати, не забыв взять легкое одеяло. — На кухне нет отопления? — Даже не вздумай, — ахает парень в тот момент, когда я делаю первые шаги с ним у себя на члене. Он опять стонет на очередном шаге, впивается своими зубками в мою нижнюю губу, еще пара шагов, и я, не разрывая этого грубого поцелуя, толкаю дверь. Тело обдает холодом, мурашки покрывают кожу, но это фигня по сравнению с теми ощущениями, что пробивают тело, когда Артур начинает ерзать на моем члене. Кинуть одеяло и усадить парня на большой деревянный стол на кухне, услышать вскрик "Холодно!" и сразу после него "Ой как хорошо...", и парень полностью ложится на стол, приподнимает свои ножки и ставит мне их на грудь. Теперь стоны и крики не прекращаются, абсолютно голое миниатюрное тело Артура извивается и мечется по ледяному столу. Маленькие ладошки то поглаживают себя, то зарываются в волосы, рот открывается в беззвучном крике, он выгибается, сжимает пальчики ног. Ощущения у него внутри просто великолепные — плотно облегающие плоть мышцы не дают сосредоточиться. Еще один громкий стон Артура, и я как в замедленной съемке наблюдаю за тем, как белесая жидкость пачкает его живот, тело изгибается в позвоночнике, мышцы сжимают еще сильнее, приоткрыт ротик и пьяные от удовольствия глаза будто мутные. "Это невозможно, и ведь не врал, говоря, что он лучший и это докажет", — мелькает последняя мысль, и я лишь в последние секунды успеваю выйти из тела парня… Эпилог: два года спустя. — Лома, ну Лома, ну дай мафынку, — вот уже минуты две на мне прыгает этот почти трехлетний садист, которого почему-то никто и не думает спасать от меня. Тихое копошение под кроватью дает четко понять, что Артуру все же удалось улизнуть незамеченным моим племянником. А вот чих под кроватью племянника настораживает, но спасает нас сестра, заглянувшая в комнату, и после секундного рассматривания комнаты начинает подозрительно хрюкать с намеком на смех, забирает она своего сына уже смеясь в открытую. — И что же там такого смешного? — задаю я вопрос невидимому Артуру. — У меня пятки из-под кровати торчат, — со смехом произносит парень, вылезает и садится на кровать. С год назад он подстригся, заявив, что ему надоели мои вечные заколочки. Теперь предо мной сидел уже повзрослевший, но еще такой молодой восемнадцатилетний парень. Короткие черные волосы топорщились на затылке, маленькая складочка на щеке от подушки. Яркие карие глаза со смешинками и улыбка на все лицо. Только через год после начала отношений мне удалось всеми правдами и неправдами доказать ему, что не собираюсь я его бросать и что девушки мне не нужны. Финальной точкой моего психа на его очередное грустное лицо после моего корпоратива на работе стало то, что я схватил его из съемной комнаты в очередной общаге, потащил к себе домой и вывалил на шокированных родителей всё, представив им своего не менее шокированного парня. Апофеозом всего стало сообщение Артура, что он перенервничал, и его сейчас вырвет. Но еще большей неожиданностью стало то, что мама, оттолкнув меня от парня, увела того в туалет, причитая, что нельзя же так людей шокировать. Отец потер переносицу и через полчаса выдал, что все это неожиданно, но вроде как у него уже есть внук, а я не такой дебил, чтобы приводить парня домой только из прихоти, поэтому, если он это и не одобряет, то попробует понять. Единственное требование, которое нам выставили родители, — это чтобы до поры до времени мой племянник и их внук не подозревал о нас. Вот именно поэтому еще год спустя на даче моих родителей Артур прячется под кроватью. Он изменился кардинально, до неузнаваемости, нет больше забитого и вечно хмурого подростка. Есть вот такой жизнерадостный, яркий, открытый парень, что общими силами — моими, своими и моей семьи — перевелся с юридического на педагогический. Парень, что с яркой улыбкой и бурей эмоций прибегает домой и рассказывает, что они сегодня на практике весь день были в садике, и как хмурый ребенок по имени Паша сказал, что, раз он единственный среди женского коллектива, то должен быть сильным и дал ему пеньку. А воспитатель потом хвалила Артура, говоря, что Паша у них проблемный ребенок и что вообще Артуру надо идти на детскую психологию. — Хм. — Что? — подозрительно прищурился Артур, заглядывая мне в глаза. «Не успел», — хотелось сказать мне и рассмеяться над удивлённым лицом Артура, когда завалив его, я поудобней устроился между его ног. Но сказал совсем другое. — Ты очень изменился, — улыбнувшись, сказал я. — И кто в этом виноват? — со смехом ответили мне и попытались передразнить меня моим голосом: — "Артур, я ненавижу твой пассив, улыбайся, блин, чаще". — Правильно, ведь я же рядом, — закончил я за него свою вечную фразу. — Спасибо Контакту, что нас познакомил. — Эй, это спасибо мне, что я вообще такой весь замечательный!