***
То была первая общая пьянка начинавшей набирать популярность СпасибоЕвы. Тусили в Москве, не помню у кого на квартире, кажется у кого-то из ребят из отсосного шоу "Мне нравится". Кое-кого из здесь присутствующих я вообще видел впервые, не успели даже толком перезнакомиться. Да я как-то и не горел желанием. Я нашел их заначку в кладовке и спиздил оттуда ящик пива, сныкавшись с ним на кухне и закрыв за собой дверь. Сидел, дымил, потягивал пивко, смотрел какую-то херню в телефоне. Было уже порядком за полночь. Я планировал досмотреть ролик, осушить стакан и пойти завалиться подремать в одну из комнат, где было свободно. Вся компания походу напилась и уже давно дрыхла. Слабаки. Я чувствовал себя королем положения. Был бы я бабкой-цыганкой, обчистил бы хату и свалил по-тихому. Но я не был бабкой-цыганкой. На кухню ввалился Усачев с упаковкой чая в руках. Я аж пиво обратно в стакан выплюнул. Чаевничать он тут собрался. - А ты че не спишь? - я вынул из уха наушник и поставил видео на паузу. - Там все занято, - Руслан развел руками и стал шарить по шкафам в поисках чашки. Охренительная перспектива. Ну просто то, о чем я мечтал. Ночные чаепития с Усачевым. Ничего не найдя, он как-то неловко и устало облокотился на тумбу, закрыв глаза и будто ненадолго зависнув. - Тебя че там, набухали что ли? Я встал и аккуратно подошел к Руслану, не зная, чего от него ожидать. - Нет, просто голова кружится. Будто только с карусели слез. Он изобразил пальцем круговое движение. Я прыснул. - Ну и как же называется карусель, на которой тебя там покатали? - Бургундское полусладкое. - Понятно все с тобой. На вон, пивка хлебни, полегчает. Разумеется, это была шутка. Рус укоризненно посмотрел на меня. Я сделал этому придурку чай. Клубничный Гринфилд. Ну просто рай для гомосека. Он сидел напротив и прихлебывал из чашки, шумно глотая и то и дело забывая открывать глаза, в очередной раз моргнув. Я пристально наблюдал за каждым его движением, опасаясь как бы он не заблевал тут ничего. Я тоже был не особо трезв, но я-то себя контролировал. Впервые мне удалось его как следует рассмотреть. Насупленные брови, серые усталые глаза, слегка с горбинкой нос и огромные красные губищи. Я подумал, что если бы такие губищи были у телки, то я бы ее непременно трахнул. Одет он был в черную жилетку поверх футболки, черные узкие джинсы, которые производили, по всей видимости, специально для педерастов, так как у нормального мужика просто яйца бы не поместились в такое убожество. "Признай, Илья, ты просто жирный, " - сказал я сам себе и тут же сам себя послал нахер. На руке, в которой он держал чашку, Руслан носил часы, которые делали эту руку просто напросто бабской. Бабской рукой с длиннющими бабскими пальцами. Знала ли Ксюха, что я думаю о том, как трахаю бабу с усачевскими губами, в то время как сам Усачев сидит рядом и прихлебывает свой гейский чаек? Разумеется, не знала. Мы в очередной раз были в ссоре. Минут через пять Рус уже дрых лицом на столе, все еще сжимая в руке недопитую чашку. Я приподнялся и стал тормошить его за плечо. - Дружище, давай ты сейчас приляжешь сюда и не будешь вытирать собой стол, а я тебя укрою чем-нибудь? Реакции не последовало. Пациент был упорот в щи. Тогда я встал и перекинул его руку себе через плечо, помогая парню подняться и усаживая его на угловой кухонный диванчик, на котором только что сидел сам. Усачевская голова безжизненно опустилась мне на плечо, и черные волосы, несколько часов назад еще уложенные в прическу, а ныне безбожно растрепанные, полезли мне в рот и в нос. Был бы Усачев трезвым, получил бы пиздюлей за то, что укладывается на меня, заголубляя мой золотой королевский гетеросексуальный ореол. Я отплевался от его шевелюры и максимально осторожно уложил на диван, накидывая сверху покрывало. Во рту осталась противная горечь от геля для укладки. Ну и дерьмо. Пахло оно точно лучше, чем было на вкус. Я вышел из кухни и закрыл за собой дверь. Нужно было отыскать поверхность, более менее подходящую для сна, так как на полу я дрыхнуть был пока не готов. Вспомнив свой юношеский опыт коротания одиноких вписочных ночей в ванной, я пошел туда и улегся на холодный белый чугун. Кое-как заснул.***
В мою кабинку начали долбить. - Курение в клубе запрещено! Да я и не курил давно. Бычок уже минут как пять плавал в недрах пригретого мной унитаза. Но от таких речей, я, честно говоря, присел на очко. - Дверь открыл, я сказал! Я вышел из кабинки, передо мной стоял охранник. - Начальник, ты что-то перепутал, я не курил, это… - Не пудри мне мозги, у меня камера. - Сам себе режиссер что ли? Погоди, братан, какая камера? А если бы я там телку свою в жопу пёхал? - Сейчас я тебе в жопу что-нибудь запихаю! А ну дуй отсюда! - Воу, дружище, - я поднял руки аки сдавшийся преступник и понял, что сейчас начну неистово ржать. Небось сидит целыми днями и наблюдает, как мужики свои пипирки достают, только и думая, как присунуть кому-нибудь сзади. Дрочер хренов. На выходе из сортира я столкнулся с Хованским, проржался хорошенько. - Че ты ржешь-то, уебан? - Они меня пытали в туалетной кабинке, спрашивали, где ты, и требовали выдать тебя российским властям за оскорбление чувств фанатов Виктора Цоя и многократные акты насилия над чужими мамашами. Я вытер глаза кулаком. - Ты обкурился что ли? Хули ты там так долго делал? - Сидел на унитазе и мечтал о Руслане Усачеве. - Шутник хуев. Ну да. Шутник. Хотел бы я, чтобы это оказалось шуткой. Говорить в шутку о серьезных вещах или нести херню с абсолютно серьезным видом было моим одним из самых полезных скиллов. Возможно, благодаря этому я до сих пор окончательно и не свихнулся. Когда вся эта вакханалия стала подходить к концу и тринадцатилетние фанатки уже начали запрыгивать на сцену за автографами, я решил, что нужно действовать. Взял еще два бокала пива, вина тут к сожалению, а может и к счастью, не было, и двинулся в сторону гримерки. Авось удастся задобрить Усачева, мол типа такой дружеский жест, пива ему принес. К моей удаче, Хована в этот момент как раз отловила парочка восьмиклассников и отвлекла от моего ненавязчивого ухода. В помещении за сценой было полно народу, по всей видимости, чьи-то знакомые. Почти перед самым входом в гримерку меня поймал Кшиштовский. Собирался пожать мне руку, но я в своих обеих сжимал драгоценное пиво. - Здоров, Илюха. Как сам? - Я нормально. Все как и обычно. В подтверждение своих слов я приподнял свой ценный груз и ухмыльнулся. - Ты когда к нам собираешься? Готовишься там к своему выступлению? - Планирую умотать где-то через недельку. - Где останавливаться будешь? - Знаешь, Мих, не решил пока, - я уже начал уставать от вопросов, - кину на стенку завтра объявление, может откликнется кто-то из ребят, пустит переночевать на пару дней. - Ну давай тогда, рад был видеть, пиши, как приедешь, - он снова потянулся пожать мне руку, но вспомнил про пиво и просто кивнул мне головой. - Да без проблем, чувак, бывай. Я вошел в гримерку и стал проталкиваться через улюлюкающую толпу, заинтересовавшись, чем был вызван всеобщий ажиотаж. И обмер. Посреди стоял Руслан и обжимался с какой-то телкой, позируя перед снимающей их камерой. Я проморгался и снова взглянул перед собой. Очень увлеченная обращенным на них вниманием, она с радостным видом лобызала его красные губищи. Кажется, я слегка осел назад, на секунду потеряв равновесие. Понял я это тогда, когда ебучее пиво из одного из бокалов полилось мне на ботинки. - А это кто? - поинтересовался я тихим шепотом у кого-то стоящего рядом со мной. - Кто? А, это? Это девушка Руслана. Мне сдавило мозги. - И давно они вместе? - Не знаю, что-то около года. Я понял, что если срочно куда-нибудь не присяду, то расплескаю не только пиво, но и содержимое желудка, которое подкатывало к горлу вместе с усиливающейся головной болью. Смешнее ситуацию сложно было придумать. Руслан Усачев, его девушка, и Илья Мэддисон, пришедший угостить первого пивом, потому что чуть не сошел с ума от ревности за те несколько месяцев, что они не виделись. Позорнее было бы только если бы я лег посреди Красной Площади и внезапно начал сам у себя отсасывать. Я кое-как протолкнулся к двери, оставив эти чертовы стекляшки где-то на столе и стремительно направился к выходу из клуба. В зале я нашел Хованского и сбивчиво сообщил ему, что мне срочно надо домой, так как я вроде бы траванулся шавермой, съеденной нами незадолго перед концертом. Юра не задавал много вопросов. Он стоял в обнимку с какой-то стремной бабищей и ему, по большому счету, было на меня уже насрать, чему я несказанно обрадовался. Всю дорогу до дома меня херачило крупной дрожью. Наверное, перебрал с дешевым клубным бухлом, а может и правда отравился. Из головы не лезли Усачев с его телкой. И эти огромные губы, которые я знал наизусть, знал лучше, чем любая влюбленная в него малолетка. Последний раз так херово мне было тогда, когда мы впервые по-крупному поссорились с Ксюхой. Потом я, правда, просек, что она все равно от меня никуда не денется, и вообще перестал по-крупному загоняться. Я сам не помнил, как добрался до дома, как разделся и как выключил телефон. Лишь смутно припоминаю, как залез в одежде в кровать, и, накрывшись одеялом с головой, отключился.