apparition

Это все похоже на чистое безумие. Ты появляешься как гром среди ясного неба. Такой же громкий, непредсказуемый и совершенно странный. Без каких-либо причин. Вот ты просто свалился мне на голову и все. Делай с тобой что хочешь. Хотя, это я много схватил. Потому что ты тут же начинаешь яростно отбиваться, пытаться повалить меня и уткнуть лицом в асфальт, словно провинившегося щенка. А я далеко не щенок. Уж поверь мне. И со мной нельзя вот так наивно поступать. Потому-то ты и оказываешься тут же прижатым к стене, с заломанными руками, но даже не пытаешься начать молить меня о прощении. Это слишком больно бьет по самооценке, и я пытаюсь отыграться на тебе, потому что, ну, жертва, загнанная в угол – не сопротивляется. А ты оказываешься слишком строптивой и до безумия гибкой жертвой. И, даже не смотря на нашу почти что минимальную разницу в росте, ты как-то слишком ловко выворачиваешься из моего захвата, а я не успеваю понять, как оказываюсь на твоем месте, а мои руки оказываются связанные. Когда ты исчезаешь в ночи, уходя медленно и вальяжно под навесы и пожарную лестницу, я почти готов признаться в том, что узлы ты вязать умеешь. Потому как мне понадобилось двадцать минут, чтобы попытаться разодрать эту чертову веревку. Хотя, возможно, с нужного настроя меня сбивал твой смех. Мелодичный, до дрожи в коленях и, кажется, легкой истомы по всему телу. Такой, что пробирает до мозга костей своим холодком и презрением. И мне до безумия хочется разразиться миллионами ругательств, что вертятся на кончике языка, чтобы выразить все свое недовольство, но тебя уже нет в этом чертовом переулке почти как полчаса, а я все еще пытаюсь понять, что мне делать дальше. Потому как эта странная встреча и ничем не объясненный плен сводит меня с ума. Словно я пациент с каким-то психическим заболеванием и в моем мозгу слишком медленно крутятся шестеренки. Я практически чувствовал, как нейроны бегают по моему мозгу, пытаясь выстроить собственные мысли по поводу этого засранца. Гибкого засранца. Один тяжелый вздох. Попытка закурить, чтобы разобраться во всем, что произошло. Но руки как-то странно подрагивают, то ли от волнения, то ли от негодования. Ибо, как так?! Какой-то ловкий и очень быстрый ублюдок вот так просто решил повязать меня и думал, что останется безнаказанным? Тем более, скрыться, оставляя в ночи и серости города свой странный смех. Словно он издевается надо мной, а все то, что произошло почти за считанные минуты - для него было всего лишь забавой. И я принимаю единственно правильное решение. Оно кажется мне таким, потому что ничего другого в голове просто не успевает проскользнуть, а я хватаюсь за единственный план, каким бы сомнительным он не был. И пусть прошло уже достаточно много времени после того, как этот ненормальный скрылся, я следую именно в ту темноту, куда провалился этот засранец. И то, что движет мною, никак не хотело называть себя, лишь подливало масла в огонь праведного гнева, воспроизводя в голове этот ублюдский смех. Раздражение разливается по всему телу ярким огнем, стараясь разжечь все, что может только загореться. И мне действительно уже кажется, что ты именно тот, на кого должен обрушиться мой праведный гнев. Хотя, по сути, если все же остановиться и разобраться во всей этой ситуации, то ты ничего не сделал мне. Лишь связал в качестве самообороны. Но именно это меня и напрягает. Ведь если ты пытаешься защититься, то значит, ты что-то натворил. А если ты что-то натворил, то я обязан в этом разобраться. Тем более, у тебя до безумия ублюдский смех. Он все еще звучит в моих ушах, когда я пускаюсь перепрыгивать с крыши на крышу, не уставая гнать себя, уговаривая себя тем, что блять, я обязан его найти. А ночь темна и полна сюрпризов. Потому что я впервые за свою не такую долгую жизнь поднимаю глаза к небу и понимаю, где-то внутри все изменилось, на уровне своих инстинктов, что дремлют где-то в подсознательном. В небе, что так необычно для этого города, зажигаются звезды. А, может, то просто летят самолеты. Не важно. Все к черту. Потому что мне не нравятся эти перемены. То, что происходит со мной и то, что я, черт подери, чувствую все это. А пока, моя рука тянется в собственный карман, чтобы достать оттуда коммуникатор. Но, она не находит там привычной прохлады металла и тяжести, что оттягивает карман даже при ходьбе. Неужели, я не заметил этого, пока был увлечен надуманной погоней за призраком?! Чертов ублюдок! Этот прохвост украл у меня коммуникатор! Я судорожно хлопаю по всем своим потайным карманам, проверяя наличность собственных примочек. - Ублюдок. Только попадись мне.

While you're waiting for a purpose I already got mine While you tell me step to it like 1, 2, 3, 4

- Что? Ты что-то сказал? – я оборачиваюсь и вижу лишь своего напарника в сегодняшнем патруле и понимаю, что не могу вспомнить, как оказался на крыше, около этой чертовой колоны, которую мы выбрали для обзора нашего района патруля. Я ошарашено смотрю на него и пытаюсь понять, что только что произошло. - Н-нет, тебе показалось, - сглатываю, стараясь подавить дрожь в голосе. Я чувствую, как эта самая волна непонимания опускается от горла ниже, заставляя выступить на всем теле холодный пот, а желудок скрутиться в поступающей тошноте. Потому что все то, что только что происходило со мной я уверен, было на самом деле. Потому что запястья все еще ныли после веревок, а дыхание никак не могло восстановиться после забега по крышам. Пальцы медленно, словно боясь узнать ответ на собственный вопрос, тянутся к карману и, как того и следовало ожидать, не находят там коммуникатора. - Ааа…эээ, чувак, а ты не знаешь, где мой коммуникатор? – но он смотрит на меня лишь безумными глазами ты, что из ума выжил? Я точно так же, удивленно распахиваю глаза, следя за его реакцией, и понимаю, что что-то здесь происходит не так. Я внимательно всматриваюсь в толпу людей, скорее потому, что это стало моей новой привычкой, нежели какой-то необходимостью. На рассвете, когда город только просыпается, а я все еще не могу уснуть, всегда есть время подумать. Потому что после того события этой ночью, когда я так и не смог разобраться в своих ощущениях и потерянных часах своей жизни мне просто необходимо быть осторожнее. Ведь эти часы, что я провел с тем самым ублюдком, были реальными! Я в этом уверен практически на сто процентов! Потому что мышцы гудели по-настоящему, а ожоги на руках от веревки сами собой не смогут появиться! *** В следующий раз, когда ты попадаешься мне на глаза, это происходит среди белого дня, на одной из главных площадей города. Я сглатываю большой комок в горле, пытаясь унять дрожь в коленях. Потому что волнение опять скручивало мой желудок, грозясь вывернуть наружу весь мой скудный рацион за последние несколько дней. И, на деле мне хочется безумно злиться на тебя, потому что ублюдок, какого черта я так нервничаю? я искренне не понимаю, что происходит со мной и почему мое тело так странно реагирует на тебя. Но я уже заворачиваю в небольшой сквер, подходя к лавочке, где ты развалился и грелся на солнце. И, пока я делал эти несколько шагов, стараясь вести себя как можно спокойней, мои глаза наглым образом изучали твое тело. И все было как в прошлый раз. Это странное ощущение мурашек по всему телу, мимолетной слабости и желания подойти и скрутить тебя, эдакого поганца, прямо на глазах у прохожих. Потому что ты буквально всем своим видом говорил о том, что только ты тут контролируешь всю ситуацию. Эта чертова расслабленная поза, раскинутые руки, которые опирались на лавочку и подставленное солнечным лучам лицо. Черт возьми, я готов поклясться себе, что любуюсь тобой. - Ну, здравствуй, воришка года. Где мой коммуникатор? - я усмехаюсь и подсаживаюсь к тебе, специально смахивая твою ладонь с лавочки, чтобы ты завалился на один бок. Меня в одно мгновение накрывает легкость. Ведь я натыкаюсь на твой изумленный и даже возмущенный взгляд. а ты, смотрю, хороший актер. Вот только все напускное спокойствие и уверенность пропадает, когда до твоего сознания доходит мысль о том, кто именно сидит перед тобой. И я усмехаюсь. Потому что от твоей наглости, что ты так ловко демонстрировал тогда ночью, ничего не осталось. - Сэр, вы, должно быть, ошиблись, - я вскидываю бровь. Нет, действительно? Ты, мелкий ублюдок, который стащил мой коммуникатор, повязал меня и сбежал, нагло хихикая, сейчас пытался диктовать какие-то странные правила игры, которые я никогда и не пойму? И во мне опять закипает праведный гнев, от которого хочется достать из потайных карманов куртки наручники, сцепить их на твоих запястьях и отвести в ближайший участок полиции, чтобы они просто взяли и посадили тебя за решетку. Но ты просто берешь и поднимаешься со своего места, пользуясь тем, что я ничего не могу тебе ответить. Ты, сияющий от своего самодовольства, кажется, на солнце еще более тонкий и гибкий, просто подрываешься со своего места и уходишь. Как и той ночью. Оставляя за собой последнее слово и мелодичный смех. С нотками издевки и холодного превосходства. У меня перехватывает дыхание от этой наглости. Я внимательно смотрю на твою спину, что удалялась от меня с каждыми шагом все дальше и дальше. Я внимательно смотрю на то, как ты слегка покачиваешь бедрами при ходьбе и, черт возьми, я хочу броситься за тобой вдогонку. Но мне в глаза светит солнце, слишком ярко, заставляя часто моргать. Но я стараюсь делать это как можно реже, лишь бы не потерять твой образ.

There's a fragile game you play With the ghosts of yesterday

Я вновь моргаю от слишком яркого солнца и понимаю, что ты исчез. А сижу один в заброшенном парке, где-то на окраине города. Вокруг все слишком мрачно и уже ничего не напоминает о том, что буквально несколько секунд назад светило ярко солнце. Внутри меня что-то быстро ухает, оставляя за собой лишь пустоту и непонимание. Я начинаю озираться по сторонам и пытаться понять, как за несколько секунд меня вновь перенесло туда, где я не мог оказаться ни при каких обстоятельствах. *** Когда на улицы моего города падают снежинки, такие большие, как в детстве, я понимаю, что в этом мире что-то сломано. И это ощущение было слишком реальным. Я смотрел в небо, чувствуя, как снежинки падают на мои волосы, тают, стекая холодными каплями воды по челке, и разбиваются. Они терялись где-то на лице, впитывались в огромный шарф, что был повязан на моей шее, но что-то в этом мире было не так. что-то гнетущее, слишком тяжелое и до боли опустошенное. Тогда-то вновь и появляешься ты. Просто вываливаешься из окна, весь побитый и в крови. Я же от неожиданности роняю кружку, что была в моих руках. Но мне не удается сделать ни одного движения, потому что тело словно парализовано от неожиданности. - Как ты узнал гд… - Может, ты перестанешь болтать и поможешь мне? – мое тело словно пронзает электричеством от твоего голоса. И дело тут было не в его холоде и, уже успевшим надоесть мне, высокомерным ноткам. В твоем голосе было что-то странное, опасное и молящее. Конечно, когда ты лежишь под моим подоконником, истекая кровью и боясь пошевелиться, в любом случае будешь молить. Даже, если и пытаешься скрыть свою слабость под так называемым спокойствием и надменностью. Мне действительно хочется воспользоваться ситуацией. Хочется прижать тебя к этому самому полу, добавить еще несколько синяков и ссадин на твоем чертовом смазливом лице. Потому что ты продолжаешь лежать и слишком зло смотреть на меня, хотя находишься ты не в том положении, чтобы диктовать сейчас свои правила. И мне хочется это сделать, я даже медленно подхожу к тебе, не смотря на все свои ранения, после сегодняшнего патруля. Они были до жути симметричны с твоими, но я стараюсь не обращать на это внимание. Потому что это меньшее, на что сейчас я должен смотреть. Пусть ты уже и начинаешь рычать от нетерпения. - Пока ты не расскажешь, кто ты такой, то я и пальцем не пошевелю, - хотя, кому я так нагло вру? Мои руки уже давно держат огромную жестяную коробку, где лежит все необходимое для первой помощи. Но, у меня всегда есть возможность вышвырнуть её куда-нибудь подальше, если этот засранец заартачится. Но ты продолжаешь сидеть, прислонившись спиной к батарее и положив голову на подоконник. кровь кровь, красные следы. Я внимательно смотрю на тебя, чувствуя, как перехватывает дыхание, как тяжело дышать и как сложно соображать рядом с тобой. Ты, словно какой-то странный источник самодовольства и неуверенности одновременно. И мне хочется оставить тебя таким. С ссадинами, ушибами и кровоподтеками по всему телу. Особенно сильно с мыслей сбивает кровь на твоей шее. Она как-то слишком красиво легла на твою кожу. - Я есть и меня нет, а тебе не обязательно знать больше, - мне хочется запустить в тебя чем-нибудь. Хочется избить до смерти, но когда я только прикасаюсь к твоей коже, мне хочется еще больше прикосновений. И я стараюсь сделать это как можно незаметней, отвлекаясь от твоего взгляда только для того, чтобы налить на вату еще немного антисептика. Когда я вновь поднимаю глаза, то вижу перед собой пустоту. что за черт?! Вокруг свет давит на глаза, заставляя закрывать их от болезненного света. И я щурюсь, стараясь разглядеть что-то. Но вокруг меня все только расплывается. Мир вокруг, такой белый, словно я стою посреди снежного поля. снег, снежинки мне нравится снег. *** Ты оказываешься до безумия, удушающе горячим. Нет, не в том смысле. Твоя температура тела. Ты был действительно горячий, такой весь пышущий жаром. Словно раскаленная батарея. Такая старая, чугунная, которая нагревается до раскаленного металла очень долго, но греет еще дольше. И я, вечно холодный и мерзнущий везде и всюду, с какими-то жадными движениями прижимаюсь к тебе спиной, стараясь впитать этот жар, пока ты рассказываешь свою историю. Ты говоришь тихо, практически шепча куда-то мне в основание шеи. От твоего дыхания бегут мурашки по моего телу, а я до синяков сжимаю твои руки. не смей убегать. Но они, странным образом мягко обнимают меня за живот, даря свое тепло. Мы с тобой расположились на до жути скрипучем и старом диване, потому что ничего больше в моей квартире не было. Ты тихо бормочешь о том, что в твоей жизни было слишком много боли, крови и воровства. Ты рассказываешь, как выживал на улицах своего города, как тебя избивали, насиловали и пытались обокрасть. Ты рассказываешь, как захотел отомстить всем, кто когда-либо обижал маленьких детей. Но ты не надевал маску, как мы или кто-то другой, поддавшийся влиянию волны супергеройства. Ты выбираешь свой собственный, жестокий, с кровью на руках, путь. Я с жадностью ловлю каждое твое слово, впитывая его с твоим горячим шепотом. Мне хочется рассмеяться, назвать тебя святым Джимми, как в песне Green Day. Вот только весь твой рассказ был ни капли не смешной. От него хочется оттирать свою душу до крови, чтобы ничего уже не напоминало о прошлом. О том, что я услышал. о том, что я знал. И мне на ум приходит только то, что наша с тобой судьба почти похожа. Потому что я каждый день вижу то же, что и ты. Вот только ты выбираешь более радикальные меры. На наших руках кровь, смерти и тяжесть. Многотонные камни, что давят вниз. И сейчас, когда все происходит вот так странно, быстро и по наитию, я понимаю, что мы хватаемся друг за друга, как за спасательные круги. Хватаемся, когда наши губы встречаются в странном, жестком и не терпящем пререканий поцелуе. И все это было как-то странно. Было жарко. Можно было задохнуться от подступающих эмоций, от прикосновений и собственных желаний. Хотелось сильнее, быстрее, жарче. Все движения словно на подсознании угадывались, сделались именно так, как хотел этого другой. Эти поцелуи, совершенно непредсказуемые и появляющиеся мимолетным порывом. Мы с тобой падаем с чертова дивана. Но даже это не отвлекает и не сбивает настроя. Пусть плечи и спина болят так, словно я упал не с полуметровой высоты, а как минимум с нескольких этажей и прямо на асфальт. Твои поцелуи, движения, горячие ладони заставляют меня забыть неприятные ощущения. Твой блядский, совершенно ублюдский смех, из-за которого все и началось, разливается по всей комнате, перемешиваясь со стонами, в которых ты захлебываешься, пытаясь податься на мои движения еще сильнее. Мир вокруг размывается, ощущение реальности пропадает. останься, прошу. - Эй, как хорошо, что ты пришел в себя, - я слышу твой голос сквозь пелену сна, когда ты перебираешь пряди волос на моей голове. Дыхание все еще сложно восстановить после того, что между нами было. И я чувствую, как мои глаза слипаются эй, что ты имеешь в виду? Я, кажется, пытаюсь спросить это, но мой язык будто прилип к небу, а разгоряченное тело под боком резко сменяется обжигающим холодом. *** - Эй, как хорошо, что ты пришел в себя, - стоило мне хоть чуть-чуть приоткрыть глаза, как я понимаю, что нахожусь совершенно не на том старом обшарпанном диване, где только что был. И у меня под боком не сопит этот наглый ублюдок. Перед глазами лишь мельтешит лицо моего напарника. - Ты помнишь что-нибудь? – нет, черт, я даже не хочу ничего помнить, верните меня назад! Но мне удается лишь отрицательно замотать головой. И, даже от этих движений начинают плясать цветные пятна, а тело, наконец, просыпается и отзывается нестерпимой болью. Мне на грудь ложится ладонь. Холодная и влажная. Я чувствую все это сквозь тонкую больничную рубашку. -Тише. Тебе нельзя делать резких движений. Ты помнишь, как мы были на патруле? Ты ни с того ни с сего погнался за каким-то мальцом, не сказав мне ничего. А когда я понял, что ты сбежал, то ты уже летел вниз, сорвавшись с крыши, - я слышу, как его голос дергается, вместе с ладонью, которая слегка сжала мою рубашку, - Ты пролежал в коме почти неделю. Периодически приходил в себя, но потом опять проваливался. Господи, я так рад, что ты очнулся!

Но мы Пришли в этот мир любя И мы Уйдем в никуда, когда Поймем: Разорвана связь, и в грязь Лицом, Да так, что уже не встать