"Вы мне просто нравитесь..."

«Я славлюсь самообладанием и подчеркнутой вежливостью. Свой хваленый самоконтроль я бережно воспитываю с того самого дня, как едва не лишился рассудка совсем. Неоценимое оказалось подспорье в нелегком вожаческом ремесле — недаром технику похерфэйса рано или поздно, вольно или невольно осваивает любой родитель. Папа-Стервятник, господи ты боже мой!.. Достойно гордости. Какая безупречная вышла защита… Но вы подумайте, с какой готовностью она сбоит из-за одного-единственного человека, стоит только неосторожно замечтаться!.. У меня просто голову разрывает от резонанса. Особое изумление вызывает то, как лихо повылуплялись обратно, казалось бы, давно изжитые, непростительно детские импульсивные манеры…» — Ты пялишься на него просто неприлично, — сообщает Стервятнику Табаки, пока старшеклассники в присутствии учителей и воспитателей просиживают законное свободное время на лекции, внезапно — а главное, вовремя! — по нравственному воспитанию. — И маникюр свой уродуешь!.. «…как, например, привычка грызть ногти от волнения.» — Это от нервного возбуждения, — честно сознается Стервятник, не оборачиваясь и не спеша вынимать палец изо рта. — Не знаю, насколько нервного, но от перевозбуждения — точно, — ворчит Шакал и шлепает Птицу по руке. — Ты выглядишь, как малолетняя Лолита…. — Это тавтология, — машинально поправляет Стервятник, не сводя глаз со своего объекта. — Вот сейчас этот хмырь за кафедрой и его свита повяжут тебя прямо здесь и уволокут в какое-нибудь исправительное учреждение, моральный облик ремонтировать! — еще больше распаляется Шакал. — И Ральфа заодно! Как растлителя. Так обработают, что у него рвотный рефлекс на тебя выработается. Это тяжелая артиллерия. Стервятник перестает покусывать кончик ногтя и с отстраненным видом приподнимает брови, взвешивая этот аргумент. Вздохнув, садится прямо и опускает обе руки на стол, кося янтарным глазом на Табаки. Тот свистящим шепотом и устрашающе вращая глазами, продолжает вещать об ужасах монастырских застенков. Подперев скулу указательным пальцем, Стервятник слушает его, изогнув бровь, и с куда большим интересом, чем лектора. «Люблю Шакала… Умеет отвлечь…» — думает Стервятник, одним ухом слушая Табаки, другим блюстителя нравственности. Хищно втягивая носом воздух, он продолжает из-под ресниц наблюдать за Ральфом, засмотревшись, как тот ловко перебирает сигарету тремя пальцами, опустив со стола сильную руку, обтянутую черным браслетом часов. Табаки снова шипит и лупит Стервятника по рукам за неприличную чувственность, когда тот начинает бессознательно поглаживать трость кончиками пальцев, — но в сознание его приводит звонок. Птица смаргивает оцепенение, встряхивается и, легким движением нацепив шляпу, поднимается с места уже как ни в чем не бывало, безмятежно улыбаясь. — А еще я на тебя девчонок натравлю! — заключает Шакал, когда вся публика уже потихоньку вываливается из класса на обед. Демонстрируя качество своего нравственного воспитания, ходячие с разгона выкатывают из класса своих колясных одногруппников, повиснув на спинках кресел. — Они тебе ногти так разукрасят, что тебе будет жалко их грызть. — Воспитателей и учителей просим задержаться!.. — слышится позади скрипучий благодушный голос лектора. – Мы ознакомим вас с основными критериями нашей положительной аттестации и обеспечим необходимой литературой для вас и учащихся… Стервятник оглядывается через плечо и перехватывает скептический взгляд Ральфа, тот встречается с ним глазами, но в ответ на немой вопрос только изображает фэйспалм и отмахивается. — Ммммм, литературка… — протяжно мурлычет Стервятник. Видно, учителям предстоит разнос за далекий от нравственных идеалов облик обитателей Дома. Обворожительно улыбнувшись Ральфу и приподняв шляпу, Стервятник вспархивает на колени Шакалу и закидывает ногу на ногу. — До Кофейника не подбросишь?.. *^*^*^*^* — Доброй ночи. — Доброй… Ральф оборачивается на знакомый голос, но тут же вздрагивает, едва не выплюнув сигарету. В густых сумерках бледный, разукрашенный вечным трауром Стервятник выглядит, как смерть. В парадном одеянии и с тростью. — Маленькое привидение, — ворчит Р Первый, и Птица смеется в ответ. Подходит и облокачивается на спинку скамьи за левым плечом Ральфа. Он предлагает Стервятнику сигареты, и тот закуривает с неизменной благодарностью. — Мне послышалось, вам ссудили нечто весьма поучительное после сегодняшней лекции. Ральф закатывает глаза. — Лучше бы послышалось, — ворчит он. — Можешь взять в учительской, если интересно. Читать это никто не собирается. — Что так? — негромкий голос Стервятника шелестит у самого уха Черного Ральфа. — Наш моральный облик кажется учительскому составу слишком безнадежным и не стоящим напрасных трудов? Ральф красноречиво косится на него, затягиваясь. В повисшей тишине слышно, как Стервятник отстукивает острыми коготками какой-то простенький мотив на деревянной спинке скамьи. — Эта затея у них что-то вроде инспекции перед выпуском. Хотят персонально ознакомиться с тем, каких личностей мы собираемся выпустить в мир. Но поскольку уровень нравственности так просто не измерить, нам еще долго будут морочить голову… — Любой инспекции всегда можно подсунуть глубоко моральных Фазанов. Мы в вас верим. Ральф не может сдержать хохота, и Птица улыбается ему. Бледная, унизанная кольцами рука возвращает недокуренную сигарету. — Слишком крепкие для меня… — А самокрутки, значит, в самый раз? — Главное — с чем, — ласково шепчет Стервятник. — Я потому и не курю обычных сигарет, что в них непонятно что напихано. Хотя, например, трубка мне тоже по вкусу не пришлась… Он продолжает рассуждать, и Р Первый расслабленно слушает его с нескрываемым удовольствием. Последнее время они вообще, можно сказать, часто болтают, натыкаясь друг на друга в свободное время. У Стервятника мягкая, размеренная, почти убаюкивающая манера речи и слегка хриплый голос. Будучи одним из немногих наиболее начитанных старшеклассников, он воспитал в себе талант превращать любую мелочь в светскую беседу. Вкупе с талантами взломщика и наркосадовода это, конечно, сочеталось в весьма декадентскую смесь, сдобренную пристрастием Большой Птицы к гриму. Ральфу становятся любопытны опыты Стервятника. — А сигары? — Вот сигары меня миновали… - Стервятник задумывается, видимо, о том, все ли виды курения припомнил. Раздумывая, он перегибается через спинку скамейки, и длинные ногти касаются запястья Ральфа: Стервятник смотрит на время, повернув браслет его часов. Кончики пальцев проходятся по тыльной стороне ладони, и Птица убирает руку. — А еще кальян тоже как-то не довелось. Вы курили кальян? — Чего только не накуришься после ваших подвигов… — уклончиво отзывается Ральф. — И как? — Даже не знаю, как описать, — наконец сознается он. — Тоже, наверное, смотря с чем. От табака зависит, от жидкости. На вине очень хороший получается… Главное — дым. Очень много мягкого дыма. — И стоящая вещь? — Вполне… Расслабляет. — Сделаю себе подарок на выпускной… — вздыхает Птица. Ральф пожимает плечами. — Спасибо за книги… — говорит Стервятник и, снова пожелав доброй ночи, уходит. Рука его, словно мимоходом, скользит по плечу мужчины к шее, невесомо оглаживая загривок; и кончики острых ногтей слегка царапают кожу под воротом рубашки Ральфа, так, что у него встают дыбом невидимые волоски вдоль спины. Он сидит, не двигаясь — в полуночной темноте так легко сделать вид, что не обратил внимания, — но выдыхает, только когда Стервятник растворяется в тени стен Дома. Прощальный жест, посмотрите на него… Но странностей за Стервятником водится сотни, а в Доме он не один такой. И Ральфу, в общем-то, даже не очень хочется копаться в себе в попытках выяснить, какого черта он вообще позволяет ему такое. *^*^*^*^* — Ты знаешь, то, с какой целеустремленностью ты за ним таскаешься, уже начинает бросаться в глаза, — заявляет Табаки, когда они сидят в Кофейнике после занятий и Стервятник набивает новой смесью самокрутки. — Разве что тебе одному… Шакал, однако, уверен, что просто больше никто не считает нужным ему об этом сообщить. Самого Стервятника не беспокоит ни тот, ни другой расклад. Он как раз считает, что действует скорее по наитию, нежели с определенной целью. То, что конечным итогом его перемещений по Дому все чаще становится очередная встреча с Р Первым, говорит лишь о природе этого наития. Впрочем, усиленно шифроваться по этому поводу Стервятник не намерен. Какие бы чувства ни влекли его к Ральфу, он их не стесняется. Шакал и сам это прекрасно знает, но такова уж его натура: подъебать надо ближнего своего любыми средствами. — Ладно, черт с тобой, герой-любовник! Скажи лучше вот что: ты на чем-нибудь играть умеешь? — спрашивает он. — На нервах, — мгновенно отзывается Птица, и Табаки отмахивается. — На музыкальных инструментах, я имею в виду, неразумное дитя! — Не очень, — неожиданно сокрушается Стервятник, грустно припоминая попытки воспитать слух, — ну, на гитаре слегка, нас же Волк всех учил… А с какой целью опрос? — Собираемся на днях вечером организовать массовое свидание, с концертом. Для всех, кто обзавелся или желает обзавестись парами, но никак не может придумать чуточку менее бездарный повод, чем треснуть портфелем. — Обожемой. — Да! — воодушевляется Шакал. – Правда, эта идея еще не очень оформлена… И мы понятия не имеем, кто будет петь, да и будет ли кто, и кого вообще можно с гарантией безопасности допустить услаждать наш слух… Но, в общем, если ты не поешь и не играешь, нам пригодится твой трезвый ум! Мы хотим тут завтра утром собраться — обсудить пару деталей. Присоединяйся! *^*^*^*^* Я идиот. Ничем хорошим это не закончится. Стервятник честно изо всех сил старается подобрать собственные поводья. Вполне здравые мысли его, однако, полностью противоречат тому, как резво и с каким воодушевлением он передвигается по этажу в общем кагале. Табаки сказал, что это будет похоже на таскание девочек за косички. «Тигра я за хвост иду таскать», — слегка заикаясь, отозвался Стервятник, в шоке от собственной наглости. Он все мучительно пытается понять, с какой радости впутался в эту авантюру, но азарт будоражит все сильнее, так что Птица с трудом сдерживает истерическую шалую улыбку и сохраняет видимость хладнокровной расслабленности. Вокруг возбужденно скачут Бандерлоги и наперебой убеждают его в безопасности предприятия: — Мы же ничего не собираемся у него красть! — Упаси боже!.. — Мы хотим проверить, как и за какое время ее можно открыть. Он и так редко комнату запирает. — Да Ральф тут вообще, можно сказать, ни при чем — мы таланты Стервятника испытываем. За ним увязалось несколько верных птенцов, кучка Крыс во главе с Рыжим, стадо Логов и даже Сфинксу с Горбачом стало интересно, чем все это закончится. Не говоря уж о самом Шакале, который вообще первым заварил эту кашу, когда в ответ на предложение из чисто спортивного интереса взломать новый замок в Акульем кабинете, пока учителя и воспитатели маринуются на собрании по итогам нравственных внушений, вставил «Директор – это банально. Давайте лучше Ральфа!». «Да как нефиг делать», — сдуру ляпнул Стервятник... и вот он здесь. Кабинет дофигища времени стоял на хрен никому не нужный, вскрывай — не хочу, и вот, можно сказать, стоило Р Первому внезапно загреметь обратно, как — через полгода — все переполошились. Осознали. Примерно в таком ключе матерится про себя Папа-Птиц, тем временем внимательно осматривая замок, опустившись на колени перед дверью. Выбрав несколько наиболее подходящих отмычек, он какое-то время копошится в замке, молясь, чтобы информация Бандерлогов оказалась из той пятидесятипроцентной доли, которая приходится в их статистике на часть, отдаленно соответствующую реальности. С раннего утра Черного Ральфа носило не пойми где на пару с Шерифом. Рыскавшие по Дому Логи утверждали, что по заданию Акулы они тихонько замуровывают где-нибудь на пустырях все следы нравственной делегации, чтобы в Дом не пробрались следующие лазутчики. Мрачные, вымотанные и явно жестоко затраханные в мозг, они нарисовались только к ужину, причем по отдельности, и через полчаса Р Первый уже топал в кабинет директора и должен был провести там несколько безумно увлекательных часов, выслушивая душещипательные пространные речи Акулы до самого вечера. Хотя вот сейчас, например, аж половина двенадцатого, — отстраненно подсчитывает предсмертные минуты Стервятник, бегло отмечая, что вотпрямщас — определенно — мозг его временно скончался под атакой адреналина. Дверь, однако, вопреки манере Ральфа, заперта, а значит, шанс, что его нет в кабинете — немаленький… Возбужденная публика топчется позади и азартно сопит. Наконец замок мягко щелкает, и Стервятник издает ликующий возглас: — О! Молодец я! — от души хвалит он себя и уже собирается подняться, чтобы проверить, открывается ли дверь, но та распахивается сама, едва не угодив по лбу отшатнувшемуся Стервятнику. На пороге, опираясь одной рукой о косяк, воздвигается Р Первый, которому, вероятно, раз в тысячу лет всего-навсего захотелось гарантированно побыть одному. — Ты супер, детка, — подтверждает он, обращаясь к застывшему у его ног взломщику. Тот замирает, как был, на коленях, ошалело таращась на него снизу вверх. – Бля… — содержательно высказывается Птица, и сборище за его спиной, как по команде, отшатывается, сдавленно ахая. Ральф обводит всех снисходительно-скучающим взглядом, устало приподняв бровь, и вполголоса бросает: — Брысь!.. Стальное и многообещающее «стоять!» за спиной стремительно испаряющихся соучастников адресовано уже явно одному Стервятнику, поспешно вскочившему вслед за остальными. Большая Птица медленно поворачивается, взывая к своему самообладанию. Когда он смотрит в глаза Ральфу, на лице его отражается лишь глубокая невинность и легкое любопытство по поводу своей дальнейшей судьбы. Р Первый отходит, пропуская его в комнату. — Войди. У меня для тебя подарок. Стервятник, изумленно распахнув глаза, осторожно входит. Ральф закрывает дверь и проходит вглубь комнаты. Сняв с полки небольшую коробку, ставит ее на стол; Птица подходит ближе. В коробке… кальян. На какое-то время Стервятник выпадает из реальности и рассыпается в благодарностях, с восторгом прыгая вокруг подарка и чуть ли не обнюхивая его со всех сторон. Наконец взяв себя в руки, хватает коробку и устремляет на Ральфа одновременно удивленный и по-щенячьи счастливый взгляд. Тот спокойно принимает благодарность и кивает на дверь. — Свободен. Покрепче прижав к груди подарок, окрыленный Стервятник разворачивается, бредет к выходу и берется за ручку двери. Но как только он собирается ее открыть, ладонь Ральфа ложится поверх его руки, и другая резко упирается в стену над его плечом. Стервятник замирает, не оборачиваясь. Черт!.. Он совсем забыл, что вообще-то с него тут скальп снимать должны, а не подарками баловать. Но эта мысль не успевает закрепиться в его накачанном адреналином мозгу. Он успевает только уловить запах сигарет и туалетной воды Черного Ральфа, и рассудок его окончательно заклинивает; через плащ ему не ощутить тепло, исходящее от чужого тела, но воображение у него отменное, и он немедленно чувствует, как начинает гореть лицо. — Я не знаю, насколько действенной в твоем случае будет угроза отшлепать в следующий раз… — негромко вкрадчиво произносит Ральф, и от его дыхания, близости и двусмысленности фразы у Стервятника сжимаются все внутренности, а веки словно тяжелеют и сами собой закрываются. — Но чтобы такого больше не было. Ясно?.. Птица сглатывает, пытаясь привести себя в чувство. Их разделяет всего какая-то пара сантиметров, и Стервятник буквально кожей чувствует, что стоит только слегка откинуться назад, и… «И он тут же отойдет, и пусть глупая Птица падает!», — залепляет он себе мысленную пощечину, чтобы не потерять сознание. По эту сторону здравого смысла его удерживает только оцепенение во всем теле, в которое его вогнал Ральф таким резким переходом от паники к восторгу и обратно. — Я-ясно… — отвечает он, с трудом контролируя голос. Ральф отстраняется, открывает дверь и выпускает его. — Доброй ночи. — Доброй… Покрепче прижав к себе дрожащими руками коробку с кальяном, Стервятник быстро выскальзывает. С трудом доковыляв до Перекрестка на подгибающихся ногах, Большая Птица без сил валится на диван, уставившись лихорадочно блестящими глазами в потолок. *^*^*^*^* Утром перед завтраком в Кофейник заезжает Шакал. В полупустом зале на одном из столов, закрыв глаза, лежит Стервятник, блаженно улыбаясь и покачивая тяжелым ботинком. Из наушников несутся вопли Элиса Купера, и лапа в перчатке без пальцев расслабленно дирижирует мелодии в плеере. Табаки дергает проводок, и Большая Птица, приоткрыв желтые глаза, с благодушнейшим выражением, не переставая улыбаться, устремляет на него свое внимание. — Чего балдеешь? — спрашивает его Шакал, сложив локти на стол. — Табаки, я влюбился, — вдохновенно сообщает Стервятник, уставившись на него расфокусированным янтарным взором. — Давно пора. Все уж, кроме тебя, знают… Птица снова закрывает глаза и подносит к губам разрисованную деревянную трубку. — Это что? — немедленно оживляется Шакал и отправляется на другой конец стола, чтобы рассмотреть кальян. В Кофейник, позевывая, входят Сфинкс и Слепой с Лордом, видимо, отставшие от резвого состайника на полпути. — Это откуда? — Это подарок… — От кого?! Не открывая глаз, Стервятник протягивает ему маленькую бирку-открытку с узорной эмблемой фирмы. Внутри на развороте значится лаконичная подпись: «Р.». Все, кроме Слепого, склоняются над открыткой. — «Р» — это «РРРРРыжий»? — интересуется Лорд. — Или «РРРРРРусалка»? — вставляет Шакал. Стервятник лежит на столе, перевернувшись на бок, и, подперев голову рукой, следит за ними, хитро прищурившись. — А что написано-то? — уточняет Слепой, которому передали ощупать открытку. — Просто «Р». С точкой. — Да ну… — удивляется он, понимающе качая головой, и отдает бирку обратно. — Ну, и в чем вопрос? Получив в ответ лишь недоуменное молчание, Слепой начинает откровенно веселиться. — Да ну вы прикалываетесь… «Р.» — это Р, — снова пауза. — В смысле просто Р. Первым доходит до Сфинкса, и он, в изумлении уставившись на Стервятника, выдает лишь глубокомысленное: — Да ну нахрен!.. Следующими дружно охуевают Шакал с Лордом, и Табаки начинает, что-то завывая, колесить кругами по Кофейнику. Сфинкс ошалело таращится на Птицу. — Нет, давай, пожалуйста, еще раз, для особо одаренных: то есть за то, что ты взломал его дверь, он подарил тебе кальян?! — Почти. После этого он меня еще напугал до полусмерти и велел больше так не делать. Если в общих чертах, — обворожительно улыбаясь, отвечает Птица, на минуту отрываясь от трубки. — Усыпить бдительность— а потом вмазать с верхней полки… — отстраненно одобряет Слепой. — Отличный финт. Умничка Ральф. Все особо впечатлительные наконец унимаются. Стервятник перебирается на стул, и Кролик приносит всем кофе. — Собственно, я как раз думал к тебе обратиться именно на эту тему, хорошо, что ты пришел… — говорит Слепой, устремив незрячие глаза на Стервятника. — Наша затея процветает, и даже музыканты нашлись… Стервятник одобрительно мычит и передает кальянную трубку по кругу. — Кто играет и что поем? — Кандидатов, как ни странно, масса, — подавив стон, отзывается Сфинкс, — мы с Рыжим устраиваем им прослушивание — на основную часть программы. Все отсеянные выступят в частном порядке, если захотят и с чем захотят. — А я перекладываю на музыку стихи со стен! — хвастается Табаки. — Крыса нам еще и усилок достала. — Предвижу нечто грандиозное, — сдержанно высказывается Стервятник. — Именно, – снова включается Слепой. – Законно встанут на уши только воспитательницы женского корпуса, если кто-то выкинет что-нибудь неосторожное. Остальные подтянутся постольку поскольку, лишь бы шум не будил. Скажем, тот же Ральф — вовсе не обязательно прискачет… Но кто его знает, чего ему в голову ебнет. Стервятник внимательно слушает его, что-то прикидывая в уме и покусывая ноготь на безымянном пальце. — Могу нейтрализовать, — наконец отвечает он, довольно щурясь и поднимая кружку. — Отлично! С меня свечи… — Слепой поднимает свою кружку и чокается ею со Стервятником. *^*^*^*^* Когда с датой концерта определяются, ждать до случайной встречи времени нет — и Стервятник отправляется искать воспитателя. Шакал присоединяется к нему в охоте на Снарка Ральфа …Съешь своего Снарка, Табаки!.. — для страховки. Импровизация — штука непредсказуемая, мало ли что. Выследить Р Первого им удается в коридоре первого этажа на пути от директора. Шакал залегает в засаде, а Стервятник идет на перехват. Повод — невиннейший: впечатлительный и вежливый Птиц, придя в себя и испробовав подарок, жаждет отблагодарить Черного Ральфа в более спокойной обстановке. Как удержать его в назначенный вечер вне пределов актового зала, Стервятник решил придумать по ходу дела, но еще во время разговора со Слепым он понял, что лучше всего Ральфа получится стреножить на его же территории. — День добрый, — нежно произносит он, отвешивая Ральфу поклон. — Здравствуй. — Я пришел снова поблагодарить вас за дивный подарок. — Это все? — уточняет Ральф. — Вообще, да, — бесхитростно сознается Большая Птица. — Не за что. А теперь иди сюда, разговор есть. И Ральф отводит недоумевающего Стервятника к окну. Вот интересно, кто еще кому попался. Р Первый, все еще занятый разборками с блюстителями нравственности, интересуется положением дел на женском фронте — отношениями девочек с ребятами, с воспитательницами и общим настроением, царящим в дамской общине. Особо смертельных секретов здесь нет, поэтому Стервятник, не балуясь туманными подсказками, выкладывает, что знает, из того, о чем Ральф, будучи и без него не дурак, еще мог не догадаться. Вскарабкавшись на подоконник, чтобы не торчать посреди людного коридора, Стервятник вещает. Рассказывать о своднических подвигах Рыжего мужчине без комплексов оказывается забавно. Засунув руку в карман джинсов, он закуривает, внимательно слушая смесь из домыслов Птицы и неизвестных фактов. Стервятник сидит на самом краешке широкого подоконника, опираясь на вытянутые за спиной руки, чтобы не соскользнуть. В окружающем гвалте он говорит так тихо, что разобрать его слова практически невозможно. Ральф безотчетно подходит ближе, и Птица слегка подается вперед, не прекращая говорить. Чтобы не подпалить ему волосы, Ральф вынимает изо рта сигарету, но опущенная рука упирается основанием ладони в колено Стервятника. Ральф моргает, отмечая легкое напряжение вокруг. Он вдруг осознает, как странно ему удалось в этом положении оказаться так близко к Стервятнику – и до него доходит вся двусмысленность их позы: Птица сидит почти вплотную, разведя колени – чтобы подпустить его ближе, — и рука Черного Ральфа преспокойно лежит на его бедре. Вот теперь парень замолкает. Странно смотрит на Ральфа чуть исподлобья, полуприкрыв тяжелые подведенные веки, и медленно, старательно втягивает воздух расширенными ноздрями. В повисшей паузе Ральф, не скрываясь, окидывает взглядом их позу и с интересом оглядывается вокруг, снова затягиваясь. На них косятся, оборачиваются на ходу и даже откровенно пялятся. Отскакивать, изо всех сил краснея, и разыгрывать приличия уже поздно. Хмыкнув, Ральф поворачивается обратно и тянется к пепельнице за левым плечом Стервятника, слыша, как тот задерживает дыхание. — Ну-ну, и?.. — как ни в чем не бывало бросает он Стервятнику, поощряя на продолжение. Птица умопомрачительно улыбается одними губами и воодушевленно продолжает навешивать Ральфу какую-то бодрую лапшу, невинно глядя в прищуренные глаза. — А это мне девушки нарисовали! — внезапно хвастается он посреди монолога, демонстрируя маникюр. — Табаки их настропалил. Ральф приглядывается к его пальцам и берет ладонь в руку, чтобы лучше рассмотреть длинные ногти. Все разные, однотонные и с узорами, с геометрическим и растительным орнаментом. Выглядит до жути эклектично, но чего не вытерпишь, чтобы сделать приятно дамам. Ральф воображает, как Птица сидит посреди комнаты по уши в девушках, вцепившихся в его пальцы, и не сдержавшись, фыркает. Стервятник молча кайфует, стараясь не прожигать его взглядом, но загадочная усмешка упорно не сходит с его губ. Глянув на него исподлобья, Ральф отходит на полшага, помогая ему слезть с подоконника, и только тогда выпускает руку, мимоходом погладив тонкие пальцы. — Неординарно. Птица стоит напротив, не сводя с него пронзительных янтарных глаз. Мысленно встряхнувшись и напомнив себе о цели охоты, Стервятник решает, что надежнее будет забраться в логово Ральфа без лишних интриг. От него любой предлог будет выглядеть наигранно и фальшиво, а к его вежливой наглости Черному Ральфу не привыкать. Поэтому он решает не выделываться — и пусть Р Первый только попробует увильнуть, и пусть думает там себе, что хочет, и лучше бы уж это было наконец что-то неприличное, потому что какого черта, ну не железный же он, вашу мать. Стараясь, чтобы все его красноречивые эмоции скопом не отразились на лице, Стервятник спрашивает, скорчив самую невинную из своих мосек, которой Ральфа гарантированно не обмануть: — У вас будет свободный вечер через три дня? Р Первый что-то подсчитывает в уме. — Вообще, да, — уклончиво отвечает он и вопросительно вскидывает бровь. — Можно напроситься к вам в гости? — томно улыбается Птица, прикрыв немигающие глаза. — Да ради бога, — не изменившись в лице, отвечает Ральф, и Стервятник откланивается, приподняв шляпу. За углом его караулит Шакал. — Господи, ты его как будто на свидание пригласил! — сообщает он Стервятнику, когда тот берется за его коляску и отдает свою трость. — У тебя так романтично никогда не получится, — невозмутимо парирует Птица, разворачивая Мустанга в Кофейник. — А уж пялился и вовсе, как последняя… — Кокетка, – перебивает его возникший ниоткуда Слепой. – Выучим новое слово, Табаки. Как говорят наши девушки — с мужиками чем доходчивей, тем лучше. Так что мог еще и за задницу его ущипнуть для пущей наглядности, — обращается он к Стервятнику. — Фи, как пошло, — морщится тот, — может, я еще буду не в настроении его совращать… — Да кто тебя там спрашивать будет, боже мой! Еще неизвестно, кто из вас тут кого совращает, а кто кого на это дело провоцирует… Эта мысль заставляет Стервятника серьезно задуматься. *^*^*^*^* Он не может заснуть полночи, то перебирая в памяти моменты последних дней, то пытаясь понять, чем это он, собственно, собрался удерживать Ральфа от решительных мер пресечения неуставного концерта. Но об этом Стервятник думает несерьезно — это просто последние потуги здравого смысла пытаются достучатся до его своенравного характера, с которым они уже давно все решили… ...да, Тень? И все равно вот я восседаю на краю стремянки, свесив ноги, и, как идиот, не могу уснуть из-за него, и рассматриваю свои пальцы в призрачном свете луны, как будто на них могли остаться следы от ладони Ральфа. Кошачья улыбка, все никак не угасая, блуждает по моим губам, хотя мысленно я готов биться головой об стены от собственной невменяемости. И я сам не знаю, какой такой неуправляемый идиотизм заставляет меня так резко сходить с ума рядом с тобой, откалывать не пойми что, и без конца бродить по всему Дому в надежде случайно встретить тебя, и фамильярничать в твоем присутствии, и вестись на безбашенные затеи, чуть только дело касается тебя. Я как ребенок, мечтающий привлечь к себе внимание... Дьявол! Похоже, я и вправду влюбился… Стервятник решает силком оторвать себя от мыслей о Ральфе и от него самого — хотя бы до того дня, когда ему предстоит отправиться к нему в гости, — и засыпает с этой мыслью, наконец перебравшись в кровать. Продержать себя в руках ему удается почти двое суток. Но накануне концертного вечера он снова, повинуясь своей ломке, отправляется бродить по Дому и искать своего Черного Ральфа. Стервятник не знает, что хочет сказать ему, зачем ищет его общества, зная, как быстро окончится их встреча, если нет для нее никакого повода. Он ощущает это чувство, как голод. Глаза его без устали вглядываются в спешащих навстречу людей, которыми заполнен коридор. Словно на сетчатке его отпечатался образ, и пока он не увидит его снова, этот странный голод его не отпустит. *^*^*^*^* Ральф курит у открытого окна в холле через коридор от директорского кабинета, где проходит очередное совещание по итогам навязшей у всех в ушах «нравственной инспекции». Воспользовавшись паузой, он решил устроить себе перерыв и проветрить голову от туманных переливаний из пустого в порожнее. По холлу изредка снуют люди, но Ральф не обращает внимания на их перемещения, пока не понимает, что один внезапно появившийся там человек направляется именно к нему. Большая Птица. Ральф понимает это, не оборачиваясь, и ему кажется, что он уже может различить Стервятника среди тысячи, не глядя. Не то по шагам, не то по запаху, не то по звуку дыхания. Странная неуловимая игра, которую затеял с ним Птичий вожак, не давала ему покоя. Но он не сказал бы, что раздражала. Она походила на кошки-мышки вперемежку с покером, не дай бог такое представить. Своей неопределенностью она скорее будоражила воображение, чем выводила из себя. Суть игры он давно уловил. Стало интересно, как поведет себя Птица, если он попытается в открытую выяснить, во что они играют. Стервятник неслышно подходит и замирает в двух шагах. — Рекс, — Ральф оборачивается, — ты меня преследуешь. Многие теряются, если им вот так запросто указать всю суть их действий, но Стервятник не из стеснительных. Собственно, он достаточно хитер для того, чтобы при желании не возбуждать ничьей бдительности, даже поднаторевшего Ральфа. Значит, не скрывается. Наглость — второе счастье. — Вообще, да. Опять эта фраза… Ральф поворачивается к нему и, прислонившись к подоконнику, вопросительно приподнимает бровь. — Могу чем-то помочь? Стервятник от души смеется, запрокинув голову. — Нет. Вы мне просто нравитесь, — без обиняков заявляет он, глядя прямо в глаза Ральфу, — так что мне, в каком-то смысле, уже ничем не помочь. Легкая загадочная улыбка не сходит с его губ. — Мне нравится смотреть на вас. Нравится, как вы курите и злитесь. Мне интересно с вами говорить… интересно даже молчать, — Стервятник медленно, как в тумане, подходит к Ральфу, пока между ними не остается расстояние всего в ладонь. Он сам едва не в ужасе от того, что так легко ему об этом говорит, но его буквально волоком тащит, и он отстраненно понимает, что просто не может остановиться. — Я часто думаю о вас и о том, что может вас занимать и тревожить, веселить или раздражать. Он смотрит на Ральфа снизу вверх тяжелым взглядом из-под прикрытых век. Черный грим делает его немигающие желтые глаза еще более гипнотическими, чем они кажутся Ральфу. — А еще я больше никому не позволяю звать себя по имени. Кроме вас… В какой-то момент своего пребывания здесь Ральф привык, что в этом Доме без конца земля уходит из-под ног. Ну, положим, это я первый начал… А чего я ждал? Что он вот прямо так возьмет застесняется, покраснеет и начнет юлить? Стервятник? Ха!.. Где-то в глубине души он боялся собственной детской растерянности, как только ему честно ответят на все вопросы. Собственно, теперь сказать, что я не понимал, в чем дело — люто покривить душой… И он не жалеет о своем вопросе. Зато ох как жалеет, что коридор, в котором они застряли, далеко не безлюдный. Как много, оказывается, всего, что ему хотелось бы сделать… Однако, если на секундочку перетряхнуть воспаленный мозг, легко понять, что ничего такого особенного Стервятник не сказал. Недвусмысленно истолковать его слова помогают его тон и его взгляд, и жар, исходящий от его тела, который Ральф чувствует всей кожей. Так поступают, когда еще можно остановиться. Это не любезность, это мост. Никто никого не может удерживать, не хочешь — волен прикинуться валенком… А я не хочу? Он сам удивлен, с каким спокойствием может признаться себе, что он, взрослый мужчина, трахнул бы этого мальчика хоть прямо здесь. И в том, что останавливает его не то, что здесь полно людей, что мальчик, с позволения сказать, едва-едва достиг совершеннолетия, что за такое можно и за решетку загреметь и прочие радужные перспективы — а то, что при любом из возможных последствий, повторить им уже не удастся… Итак, что же? Сбежать, прикрывшись ответственностью? Ну, конечно, вотпрямщас. Только покаяться забегу. Никогда не задавай вопросов, на которые не готов получить ответы. А эти дети не выносят фальши. Они куда более зрелые и самодостаточные, чем может думать о них любой самонадеянный «взрослый». А Стервятник предпринял из миллиона единственно верный ход. Решать одному за обоих никому из них нельзя — и остается только раскрыть карты и оставить друг другу шанс все вернуть обратно. И Ральф должен бы убедиться, что этот сумасшедший парень хотя бы отдаленно соображает, чего хочет… — А ты совсем спятил, да? — иронично интересуется Ральф, снова затягиваясь. И Стервятник с готовностью кивает, изобразив легкомысленно-томную улыбочку. Ральф неотрывно смотрит в сияющие нереальным светом янтарные глаза Стервятника, и ему кажется, что он чувствует, как искрит напряжение между ними. Еще ему кажется, что они совершенно напрасно испытывают возможности снующих по коридору Логов. Слухи и без того ходят прекраснейшие, и не дай бог они в один прекрасный момент достигнут Акулы, которого до сих пор сношают рыцари нравственности. Когда Ральф представляет себе возможную реакцию и последствия, ему с трудом удается подавить нервный смех. Но по большому счету вот прямо сейчас ему глубоко наплевать на нездоровую фантазию всех оказавшихся в коридоре в непосредственной близости от них. — До завтра, — как ни в чем не бывало прощается Ральф и не глядя отправляет сигарету в пепельницу. — До завтра, — и Большая Птица отходит на шаг, отвешивает шутливый полупоклон и удаляется, взмахнув плащом. ~*~ Летуны собираются отчаливать за последними штрихами к концерту. Крыса, присев на бетонный блок у забора, пережидает истерики и восторги особо неопытных и зашнуровывает ботинки. На корточки перед ней опускается Стервятник, сияющий — или даже, вернее, загадочно посверкивающий, — аки бенгальская свеча. В двух шагах топчется сопровождавший его Рыжий, у которого нужного товара не нашлось. — Крыса, душенька, у меня к тебе дело!.. Крыса выслушивает его, открыв глаза на затылке, и небольшая компания, которую она возглавляет в сегодняшнем походе, изумленно наблюдает, как она краснеет. *^*^*^*^* Масштабные перемещения по двум первым этажам Ральф отмечает ранним вечером, копаясь в отчетах по последним итогами «инспекции». Он мимоходом вносит поправки в свои рассуждения о том, что побудило доселе ненавязчивого Стервятника так резко взять его в оборот. Не март же у него наступил. Стервятник приходит в половине девятого. С дженгой. Господи, ну хоть не с картами, — думает Ральф, одобрительно отмечая про себя, как все-таки умеет этот парень выпендриться не банально. Плащ и шляпа с тростью отправляются на вешалку, и Большая Птица, дождавшись приглашения, скромно присаживается на край дивана. Ральф пододвигает к ним маленький кофейный столик и, расставив на нем заварник с чашками, снимает крышку с только вскипевшего чайника. Когда-то Стервятник сказал ему, что зеленый чай нельзя заваривать кипятком, и с тех пор Черный Ральф с каким-то странным удовольствием следовал этому наставлению. Он убирает с дивана последние бумаги и садится с другого угла стола. Кивая на внушительные папки, Стервятник интересуется, сдерживая сарказм: — Более претензий к нашему моральному облику нет?.. - Скорее, у наших доблестных поборников этики и нравственности закончились весомые аргументы, — задумчиво отвечает Ральф и рассказывает, как в тот злополучный день их с Шерифом логический подход к делу инспекторов не впечатлил. Потому на следующий день пришлось прибегнуть к военной хитрости — натравить на них педагогически пробивную Душеньку с жалобной слезоточивой Овцой. — Вот это был цирк. Можешь сказать Табаки, что его душещипательные письма обошли, как минимум, на голову. — Скажу, если вам придется сдавать нормативный пикет по его следам, — улыбается Стервятник. — Боюсь, придется. Ребятки попались увлеченные и явно настроены подискутировать. Я даже прочел всю их рекомендованную литературу… — Я, кстати, тоже. У нас уже целых два тематических вечера в Кофейнике прошло, чуть все мое Гнездо со смеху не передохло, даже попугая откачивать пришлось. — Он у вас еще и читать умеет? — Еще как, — веселится Стервятник. — Он даже стихи декламирует! А уж поспорить как любит… — Учту. Я предложу в следующий раз вас с ним на переговоры отправить. — Я запросто. Могу даже Шакала с собой взять… — Нет. В противоположном конце коридора раздается невнятный грохот. Оба поворачиваются, но продолжения не случается. Только когда Ральф склоняется над заварником, внезапно гаснет свет. Через секунду включается. Пока чай заваривается, они складывают дженгу, негромко обсуждая, кто что почерпнул из прочитанного — о нравственности, воспитании и умственной атрофии. Ральф украдкой наблюдает за сосредоточенным выражением на лице Стервятника. Когда свет снова мигает, тот неосторожно роняет дощечку и, чертыхнувшись, лезет доставать ее из-под стола. Юноша садится обратно поудобнее, и тонкая ладонь поминутно откидывает светлые волосы за плечо, пока он старательно собирает башенку. Свет начинает мигать быстрее. — Красота. Продолжая невозмутимо колдовать над чаем, Ральф скептически косится на Стервятника. Птица тонко улыбается, потупив взор. — Не спрашивайте, — предупреждает он; длинные унизанные перстнями пальцы принимают чашку. — Вкусно, — отмечает он, отхлебнув, — у вас талант… Теперь я буду дарить вам только чай. Стервятник сидит, закинув одно колено на диван. Прищурившись, смотрит на него, по-птичьи склонив голову к плечу. Свет продолжает мигать с интервалом в несколько секунд, то чаще, то реже, словно на проводах отплясывает канкан стадо бакланов. Сквозь помехи видно, как бледная рука с тонкими пальцами и длинными разрисованными ногтями медленно, словно покадрово, тянется к столу и с приглушенным звоном ставит на место наполовину полную чашку. Склонившийся над заварником Ральф краем глаза безотчетно замечает, что с каждым всполохом Стервятник оказывается все ближе, но обращает внимание на его перемещения, лишь почувствовав, как в темноте узкая ладонь юноши легла ему на бедро. Ральф выпрямляется, и когда свет загорается снова, Стервятник сидит у него на коленях лицом к лицу, тесно обхватив босыми ногами и сложив вытянутые руки ему на плечи. В вырезе расстегнутой до середины черной рубашки тускло поблескивает резной старый ключ. Кончики пальцев медленно, не спеша перебирают волосы на затылке Ральфа, слегка царапая острыми ногтями кожу головы — так приятно, что он готов зажмуриться. Руки его ложатся на талию юноше, едва ощутимо поглаживая и поднимаясь выше по спине. Так естественно, но даже у самого Ральфа не повернулся бы язык назвать это движение машинальным. Подведенные веки Стервятника подрагивают в такт свету, и одна из лампочек наконец лопается, оставив комнату в полумраке. Снизу доносится мерный, приглушенный расстоянием грохот. — Что такое эпохальное они там задумали, что отправили тебя меня соблазнять? — невозмутимо интересуется Р Первый, неотрывно всматриваясь в гипнотические янтарные глаза. — Я оскорблен, — в тон ему негромко отзывается Стервятник, — это глубоко моя собственная инициатива… А внизу всего лишь концерт для одиноких и не очень сердец. Все чинно и благородно. — Это чья это такая идея замечательная? — Рыжего, я так понимаю. Он у нас главный сводник. — А ты что же не с ними? — А я в засаде, — обольстительно улыбается Стервятник. Ральф смеется. — Чтобы я не побежал их разгонять? Я вас всех умоляю. И что ж за засада такая — за компанию с жертвой? — А что ж мне, в коридоре по углам жаться, голодать и мерзнуть? — Птица фыркает. – Старомодно. Засну еще — сбежите, и даже не узнаете. А пока я здесь — вам хотя бы законы гостеприимства слинять помешают. Действуя, очевидно, по всем законам гостеприимства, он склоняется ниже и прижимается сухими теплыми губами к губам Ральфа. Тот откидывается на спинку дивана, так что Стервятник почти лежит у него на груди. Ладонь его соскальзывает на плечо мужчине. Одной рукой Ральф зарывается в светлые волосы, другой забирается под рубашку, нежно и уверенно оглаживая кожу вдоль позвоночника. Юноша нервно втягивает воздух расширенными ноздрями и прижимается теснее. Когда их поцелуй прерывается, Ральф садится прямо, воспользовавшись паузой, ловко расстегивает остаток пуговиц на рубашке Стервятника и стаскивает с плеч, проводя по ним горячими ладонями. Птица сбрасывает ее за спиной, не замечая, как обрушилась от его движения башенка на столе. Не прекращая ласкать спину и плечи Стервятника, Ральф впивается губами в его шею, и он стонет, запрокинув голову, и забирается руками под футболку Ральфа, и острые кольца и ногти царапают ему спину. Но Ральф быстро перехватывает инициативу, и у Птицы начинает кружиться голова от его напора и от того, как стремительно все происходит. Оглаживая через ткань его бедра, Ральф принимается целовать тонкие ключицы Стервятника, оставляя засосы на груди и тонкой шее. Юношу трясет от желания, и воспаленным сознанием он только успевает понять, что, похоже, это он сам угодил в засаду. Подхватив невесомое тело Стервятника, Ральф встает, пошатнув стол, и несет его в спальню. За спиной его разбиваются кружки и мигает свет. Кожа Стервятника пахнет какими-то травами и кальянным дымом, и волосы щекочут шею. С первого этажа несется приглушенная тяжелая музыка, вторя шуму крови в ушах, и горьковатый привкус на губах Птицы сводит с ума, так что сил Ральфа с трудом хватает на то, чтобы помнить об осторожности. Он опрокидывает свою добычу на покрывала. Стервятник шумно сбивчиво дышит, со всхлипами втягивая воздух, поминутно облизывая сухие губы, выгибается под ласками Черного Ральфа. Руки его цепляются за ткань футболки, настойчиво стаскивают ее, и Стервятник, в первые минуты оглушенный незнакомыми впечатлениями, наконец начинает принимать в происходящем самое деятельное участие. Расстегнув его брюки, Ральф быстро стягивает их, присвистнув, когда под ними не оказывается белья, и в голос выругавшись, когда из кармана их выкатывается небольшой тюбик со смазкой – Крысин гостинец из Наружности. — Вот с… Стервятник!.. Надо же, как подготовился. Ну, тогда держись!.. Птица хрипло приглушенно смеется, и цепкие пальцы расстегивают ремень на джинсах Ральфа. Тот позволяет избавить себя от остатков одежды, но как только узкая бледная ладонь тянется к его члену, Ральф тут же перехватывает руку Стервятника и прижимает его к постели своим телом. — Ну уж нет. Лежи смирно, — приказывает он, и Стервятник судорожно вздыхает. Крепко поцеловав его в губы до потери дыхания, Ральф рывком переворачивает его на живот, одной рукой удерживая узкие запястья над головой, пока тот не цепляется за спинку кровати. Пока Черный Ральф жарко обрабатывает все его тело руками и губами, Стервятник отстраненно поражается, какой бешеный темперамент бьется в этом человеке, скрытый стальным самообладанием. И я раздразнил его… Он весь дрожит, пока мужчина покусывает его спину и, не спеша, страстно ласкает бедра и ягодицы, словно горячие руки Ральфа прикасаются к оголенным нервам. — Тебе страшно или не терпится? — и от его властного голоса Стервятник беспомощно всхлипывает, пряча лицо в сгибе локтя, и красноречиво приподнимает бедра. Да, да, ему не терпится! Господи, да все, что угодно, только сделай со мной что-нибудь, я не могу больше! Он громко требовательно стонет, закидывая одну руку назад, на бедро Ральфа. Но тот не спешит, и Птица извивается под ним, пытаясь прижаться теснее, и трется ягодицами о его напряженный член, пока Ральф не шлепает его по заднице, чтоб не крутился. Он встает на колени и подкладывает под него подушку, чтобы не нагружать больную ногу Стервятника. Надавливает рукой ему на спину, заставляя больше прогнуть поясницу и поглаживая вдоль позвоночника. Стервятник слышит его прерывистый вздох и выгибается еще сильнее. Он чувствует, как к тесному входу в его тело прижимаются пальцы в смазке. Ральф ложится рядом, опираясь на свободную руку и, внимательно следя за его лицом, принимается медленно смазывать и растягивать узкое отверстие. Он знает, как стойко Птица переносит боль, но не собирается причинять ее намеренно. Дождавшись, пока Стервятник начинает жмуриться и постанывать под его пальцами, Ральф устраивается между его разведенных бедер и, опираясь на локти, начинает медленно вставлять ему свой член. И Стервятник изо всех сил расслабляется, чтобы впустить его. О, там есть что принимать!.. Стервятник сходит с ума от ощущения заполненности, и глухие стоны становятся все глубже и слаще, срывая крышу Черному Ральфу. Проклятье, чтоб он знал, сколько выдержки нужно с этим парнем!.. Осторожно меняя точки опоры, ища наилучший угол, он сам не знает, чему больше удивляться: тому, как держится до сих пор — или тому, что не сделал этого раньше? Где-нибудь на столе в учительской... или на том же подоконнике… Ральф входит до упора и жмурится, не сдержав стона, и пытается обуздать собственную фантазию, замерев на месте. Он беспорядочно целует плечи Стервятника, отбросив волосы со спины, и покусывает его покрасневшее ушко. Ральф ждет, пока он привыкнет к ощущению чужой плоти внутри себя. Чутко вслушиваясь в его реакцию, он начинает осторожно двигаться, собрав весь свой оставшийся самоконтроль, понимая, что если сейчас даст себе волю — повреждений, скорее всего, не избежать. Птица сам начинает двигаться ему навстречу. — Шшш… — Ральф предостерегающе надавливает рукой ему на спину. Но Стервятник уже не может заставить себя лежать спокойно, ему безумно приятно чувство того, как сильное горячее тело прижимает его к постели, ощущение твердого тяжелого члена внутри себя, и от терпкого запаха кожи Ральфа у него кружится голова, а тот движется так блядски медленно и осторожно, что Стервятнику хочется выть, и он начинает глухо сдавленно материться сквозь зубы. — ...я не хрустальный! — нетерпеливо шипит он. — Ах, вот как, — мурлычет Ральф, и толкается резче. Птица удивленно вскрикивает и подается назад, стремясь прижаться теснее. Смотрите-ка, мальчику и вправду нравится пожестче… И тогда, плюнув на все, Ральф начинает двигаться так, как хочется им обоим. Мощные глубокие толчки сотрясают тело Стервятника, и слетают последние блоки самообладания. Горячие мышцы обхватывают его тесным кольцом, и Ральф теряет голову, начинает трахать Стервятника в бешеном ритме, все ускоряя темп. И тот движется ему навстречу, хрипло вскрикивая при каждом ударе. Он чувствует, как взлетает до предела, едва успевая судорожно хватать ртом воздух, в глазах у него темнеет — и он кончает с пронзительным воплем, едва не отключившись, чувствуя, как Ральф выплескивается в глубине его тела. .. С трудом восстановив дыхание, Ральф осторожно покидает его тело и обессиленно валится на кровать. Он осторожно вынимает испачканную подушку и, не глядя, отбрасывает ее в угол комнаты. Он смотрит на Стервятника, лениво перебирая его волосы, и обеспокоенно проверяет пульс, когда тот не открывает глаза через пять минут. После этого Птица наконец разлепляет веки и едва слышно произносит, слабо улыбаясь: — Я в порядке… — Напугал, — ворчит Ральф; привлекает его к себе, устроив голову на плече, и накрывает их обоих одеялом. Когда сердцебиение его стихло, Стервятник ущипнул его за бок. — Не спи… — Еще чего!.. …К середине ночи они вошли во вкус: после второго раза Ральф решительно наложил вето на бурную постельную гимнастику, и Стервятник отправился пробовать свои силы на другом фронте. Ральф негромко руководил движениями его губ, напряженно вздыхая, и позже, когда они добрались до душа, поделился с ним собственным опытом. После чего Птица наконец соглашается поспать. На сон грядущий Ральф смазал возмущенно шипящего и отбрыкивающегося Стервятника какой-то заживляющей гадостью, завернул в одеяла и улегся рядом. Покопавшись немного в своем коконе, Стервятник подполз поближе, и они мгновенно уснули в обнимку. *^*^*^*^* Ральф проснулся, когда у него под боком чуть свет завозился Стервятник. Из спальни было слышно, как кто-то робко скребется к ним из коридора. — Стервятни-и-ик!.. Ты там? — жалобно скулит под дверью голос Табаки. — Да боже ж мой!.. — хриплым со сна голосом ворчит Стервятник. Стук повторяется. — Стервятник!.. — Нет меня! — что было силы в сонных связках, рявкнул Стервятник и завернулся в кокон из одеял. Из-под них видно только светлую макушку, которая тут же, как черепашья голова, недовольно уползает поглубже, когда Ральф слегка постукивает по ней пальцем. Посмеиваясь, Ральф натягивает джинсы и идет открывать. Табаки вздрагивает, когда бездушная дверь, до которой он уже отчаялся достучаться, внезапно распахивается. — Что там у вас такое смертельное? — Как хорошо, что это вы!.. — со смесью отчаяния и последней надежды на лице шепчет Табаки, подъезжая поближе. — Я так и знал, что он в такую рань ни за что не подскочит, и пришел просить: Вы не могли бы его тут у себя подержать, ну вот… прям совсем… подольше? ...Где-нибудь до обеда! — Да не вопрос, — довольно скалится Ральф, - а что случилось-то? — Мы пересаживаем его кактус, — отвечает Шакал, зажмурившись и понизив голос до такой степени, что Ральфу приходится нагнуться, чтобы расслышать. Когда он изумленно вскидывает брови, Табаки пускается в объяснения, уже погромче, в лицах и бурно жестикулируя для наглядности. — Да мы вчера что-то так хорошо посидели, прям душевненько, народ танцует, Логи притихли, Птички расчувствовались, давайте, говорят, цветочки повытащим — пусть тоже послушают, Рыжий у нас очень хорошо поет, оказалось, да, никого не трогает, понимаете, поет Лестницу в небо, и тут, значит, пришла беда откуда не ждали, вштырило под это дело одного Крысенка, бегает, истерит, инструменты ломает, крушит, в общем все что под руку подвернется, мы за ним по всему актовому залу рассекаем, изловить пытаемся, а он все наяривает, пробегает мимо Луиса — и так хрясь по нему гитарой!.. Очень красочно изобразив роковой удар, Табаки внезапно прерывается и прижимает уши: на последних его словах из спальни вперевалку выкатывается заспанный, замотанный в одеяло Стервятник. — ЧТО?! Подводка его за ночь размазалась, так что в ярости впечатление он производит поистине устрашающее. Табаки с визгом удирает на Мустанге, Птицу Ральфу удается перехватить в дверях и втащить обратно в комнату. — Нет, ты слышал?! — бушует убитый горем Стервятник. — Ну на минуточку Папа отлучился приятно вечер провести!.. Привалившийся к спинке дивана Ральф с трудом пытается унять неделикатный хохот и чувствует себя последней свиньей, поскольку прекрасно знает, как Птица привязан к своему кактусу. — Хочешь, я схожу проконтролирую? — улыбается он. — Хочу! — капризно отзывается Стервятник, надувшись и изучая в зеркале плачевные остатки своего грима. *^*^*^*^* Позавтракав и загнав едва переставляющего ноги Стервятника обратно в постель, Ральф спустился на место происшествия. Логи уже сновали по всем этажам, высматривая, есть ли где бесхозные цветы. Птенцы готовы были отдать горшок любого из своих любимцев ради вожака, но Сфинкс опротестовал этот вариант, заявив, что такого Стервятник тем более не потерпит. Тогда Рыжий с Лэри предложили не париться и накопать земли во дворе, а посадить пока в какое-нибудь ведерко. Эту идею обхаял Табаки, сказав, что какое попало ведерко Птица им на голову наденет — чисто из эстетических принципов, — а если по делу, то его кактусу какая попало земля не подойдет. По той же причине не годились чахлые растеньица, изредка встречающиеся по коридорам и в классах, так что Бандерлоги совершенно напрасно рыскали по всему Дому. Наконец Лорд вспомнил, что девушки рассказывали ему, как трепетно ухаживает за своими цветочками Душенька. Пошли искать девушек. Парочка осведомленных нашлась во дворе. — Я как-то видела ее комнату через дверь — там целая оранжерея, — с готовностью подтверждает Душенькино увлечение Русалка. — Может быть, она поделится, если мы очень попросим? — робко предполагает она. — Это Душенька-то? — скептически переспрашивает Ральф. – Нет, такая вредина не даст… Тем более парням. Тем более если они «очень попросят», – задумчиво тянет он и начинает бессознательно рассматривать окна третьего этажа, в большинстве открытые по случаю нежданного тепла. — Но можно попытаться спереть! — азартно подхватывает его мысль Табаки. — Где ее окна? …Когда во дворе показывается хмурый, обманутый в лучших чувствах Стервятник, Ральф с Горбачом уже спускаются назад по дереву, растущему у окна. Внизу, задрав головы, торчат Сфинкс, Рыжий и Табаки, у подножия дерева в кучку сгрудились Птицы, лелея слегка скособоченный трупик Луиса, бережно завернутый в полотенце. Тут же обеспокоенно крутится Русалка, бегавшая отвлекать Душеньку. Пока Стервятник растерянно таращится на эту сцену, не зная, что думать, Красавица с Драконом уже принимаются перекапывать землю в горшке, чтобы проверить, нет ли там чего лишнего и чужеродного. Ральф разминает растянутое плечо, страдальчески ворча, где его семнадцать лет. К Большой Птице подъезжает счастливый Табаки. — Он для тебя по деревьям и чужим кабинетам лазает! — сообщает он ошарашенному Стервятнику, и тот под восторженные вопли Шакала наконец безнадежно краснеет.