Мертвый воздух

- Знаешь, я думаю, он давно уже не рад тому, что с тобой сделал. Вот только признаться не может. Тюр сидел, привалившись к высокому камню, тихо курил, глядя на едва светлеющий выход из пещеры, и чувствовал, как холод этого места проникает под кожу. - Один? – Локи откликнулся через мгновение, таким тоном, будто одолжение сделал, даже вздохнул недовольно, досадуя, что отвлекают по пустякам. – Если хочешь рассмешить, то лучше расскажи анекдот. А впрочем, у тебя все равно не выйдет. Зануда ты. Поверженный бог был сегодня тих и задумчив. В Мидгарде утихли вулканы, и земля не содрогалась от его ярости, и Тюр даже был рад, что зашел так вовремя. Был шанс посидеть вот так спокойно, почти мирно, и представить, что время вернулось вспять. - Это уж точно, - он пожал плечами, а затем встал, встряхнулся было, машинально пытаясь согреться, но вспомнил, что тепла в этом проклятом месте не найти ни внутри, ни снаружи, - я не шут. - Нет, - Локи скривился досадливо, но будто бы не всерьез, разыгрывая для чего-то давно покинувшие его чувства, - ты предатель. Хоть и вышло тогда остроумно. Тюр вспыхнул. Он покупался на законный упрек каждый раз, сжимал челюсти в раскаянии-ярости, считал удары бешено стучавшего сердца, сопел недостойно, и молчал, понимая, что в споре с Локи, затеянном вот так вот, со скуки, ему точно не выстоять. - Ты прав, - что еще сказать, Тюр так и не придумал, - хотя тебе и плевать. - Зато тебе не плевать, а это забавно. Локи хмыкнул, и глубоко вдохнул мертвый воздух. Чаша неумолимо заполнялась, и меланхоличный настрой покидал его, сменяясь растущим предчувствием боли. Он точно не знал, ждет ли этого, или боится. С одной стороны, боль сжигала разум, заменяя его собой, выворачивала тело наизнанку, плавила кости, заставляла бессмысленно биться в своих путах, слишком уж остро напоминая о давнем проигрыше, но, с другой стороны, других развлечений здесь попросту не было. Разве что вот выращивать, любовно выхаживать в Тюре чувство вины было совсем просто и до крайности весело, и Локи почти радовался, когда глупый «племянник» приходил в такие вот тихие ночи. Собственно, Локи не знал, ночь сейчас или день, но Тюр всегда говорил: «Добрый вечер», а Сигюн кивала ему молча, и чаша в ее руках опасно дрожала, и казалось, в этот раз точно прольет на него жгучий яд. Да не каплю, как обычно, а вовсе всю чашу, и зелье сожжет его полностью, разъест, расплавит череп и без препятствий плеснется на камень. Иногда Локи этого даже хотелось. А потом и это желание пропало, будто истерлось от частого прикосновения, и остался лишь образ, невинная почти фантазия. Сигюн сглотнула, и Локи стало резко не до того. Он напрягся, сжал кулаки, надеясь только, что в этот раз не пропорет ногтями себе сухожилия, стискивая кулаки от боли, гасящей даже вездесущую ярость. Он кивнул супруге, давая знак, что готов, и та, как обычно безмолвно, двинулась тысячи раз хоженым уже маршрутом. Локи зажмурился, отсчитывая про себя удары сердца, но боли все не было, и он распахнул глаза, удивленный, почти возмущенный заминкой. Широкая ладонь загородила привычное зрелище, Тюр поймал на лету едкую каплю, все в полной тишине, гордо не позволяя себе даже легкого стона, и ждал вторую, быстро, как-то по-детски недоуменно, обиженно хлопая ресницами. - Больно? – Локи спросил, любопытно присматриваясь к искаженному страданием лицу. – Или это какой-то фокус? - Куда уж мне, - Тюр чуть отодвинулся, давая место вернувшейся Сигюн, и та снова кивнула ему, возвращая чашу на место, - просто терплю. Давай я. До кости обожженной рукой он подхватил тяжелую посудину, и Сигюн замерла удивленно, впервые за прошедшие века выпустив ее из рук. Даже посмотрела на собственные ладони, будто не веря, что они и вправду пусты. Осела бессильно на камень, а затем и вовсе забралась на него с ногами, прижимаясь сбоку к ехидно ухмыльнувшемуся супругу. Тюр только вздохнул, наблюдая, как она ластится к бессердечному чурбану, не способному ни на любовь, ни на благодарность. Он не понимал, почему она все еще здесь, неужели только ради данной когда-то супружеской клятвы? А впрочем, зачем он сам приходит сюда, тоже было загадкой. Не просить же прощения в самом-то деле? Кто такой этот вздорный трюкач, чтобы прощать или не прощать самого отважного Тюра?! Да и сколько там у него детей, наверняка сам Локи не смог бы точно сказать, так что одним меньше, одним больше, какая тут разница? И все же он приходил. И, наконец, вроде бы понял, зачем. - А почему вы не убьете змею? - Вопрос прозвучал до того удивленно, что Тюр и сам смутился такой непосредственности. – Ведь если Сигюн встанет на камень, то как раз чашей достанет до ее головы. Локи фыркнул. Снова ехидно, будто бы услышал вселенскую глупость, но не ответил. Ноздри его трепетали, и было заметно, как украдкой он вдыхает давно забытый запах волос верной супруги. Впрочем, Тюр был уверен, что сейчас ему все равно, кто его там обнимает, лишь бы хоть как-то разнообразить почти бесконечный досуг, все равно, чьи руки ласкают, поглаживают безотчетно грудь и бока. - Да потому, - Сигюн заговорила совсем едва слышно, хриплым от векового молчания голосом, и даже Локи удивился, услышав его, - что без змеи мне незачем будет здесь находиться. Ты постой еще так, раз пришел. И посмотри куда-нибудь в сторону. Локи-то все равно, а меня это смущает.