Шалость удалась!

От том, как Цезарь Краун стал деканом Слизерина — Нет, Рейли, даже не проси! — Цезарь метался по гостиной, обставленной в лучших традициях восемнадцатого века, а лиловая мантия струилась за ним, как дымное облако. Он едва не напоролся на пуфик, но вовремя вильнул в сторону. Остановился и гневно посмотрел на невозмутимого, как маггловский Будда, Рейли. — Что ты молчишь? — А я пришёл не просить, — усмехнулся Рейли, крутя в руках одну из статуэток, что Цезарь привёз из экспедиции в Африку в прошлом году. — Нам нужен преподаватель зельеварения. Конечно, я мог бы нанять кого-нибудь более сговорчивого за меньшие деньги, но моя политика с последнего раза не изменилась: для школы я хочу лучшего. А значит, и лучших учителей, профессионалов в своём деле. Цезарь нахмурил тонкие брови, чувствуя, что где-то его дурят. — Это лесть, — мрачно буркнул он. — Наглая, возмутительная и откровенная лесть. Мы оба знаем, что лучше меня никого нет. Но я не собираюсь тратить нервы и время на идиотов, не умеющих обращаться с котлом. Тайной не было также и то, как сильно Цезарь Краун «любил» детей. На завтрак, обед и ужин их бы ел, не случись с ним года три назад изжога. Обидно. — Что ж, не сработало, а жаль, — вздохнул Рейли нарочито горько и достал из внутреннего кармана мантии два конверта. Печать на одном из них показалась Цезарю смутно знакомой. — Тогда я вынужден предложить место зельевара и декана Слизерина другому человеку… Например, Вегапанку. У Цезаря перед глазами вспыхнули алые точки. Статуэтки на камине мелко задрожали, люстра качнулась. Заранее зная, какую реакцию вызовут его слова, Рейли пробормотал заклинание приглушения и лишь потому не оглох от яростного вопля, полного негодования и чувства оскорблённого достоинства. Когда Цезарь успокоился, Рейли невозмутимо продолжил: — Итак, две престижные должности и шанс вернуть былое величие факультету, который подарил всему магическому миру тебя. И, — он взмахнул вторым конвертом, — личная просьба главы одной из самых влиятельных аристократических семей. Ты ведь знаком с Хомингом Донкихотом? На Цезаря было жалко смотреть — он не побледнел, нет, он сделался синим, как свежий покойник, сжал пальцы в кулаки и нервно сглотнул. Кто же не слышал про семью Донкихот? До сих пор, несмотря на ограничения со стороны Министерства Магии для аристократов, заподозренных в связи с Тёмным Лордом, она сохраняла статус, влияние, власть и деньги. — Неужели?.. — трудно в это поверить, но Рейли не стал бы врать в таких вопросах. Чего ему стоило добиться письма, Цезарь представлял смутно, но уже сейчас осознавал, какие перспективы откроются в будущем. Больше никакого затворничества, никаких опасений, что эта проклятая ведьма Шарлотта доберётся до него… Донкихоты — это очень, очень славно. — Да, — за очками-половинками по-юношески хитро сверкнули мудрые тёмные глаза. — Наследники семьи в этом году поступают в Хогвартс. — Я согласен! — поспешно воскликнул Цезарь, заломил руки и метнулся к Рейли так стремительно, что его на мгновение окутала лиловая дымка. О своём опрометчивом решении он пожалел почти сразу, как перенёсся через сеть каминов в стены альма-матер. Кабинет зельеварения, который занимал ранее какой-то балбес и невежа, пришёл в полнейшее запустение всего за три месяца. Отвары и декоты расставлены в хаотичном порядке, без всякой системы. Котёл покрылся бурой, а кое-где и синей плесенью. Толстый слой пыли на инструментах для варки особо сильных и редких зелий намекал, что ими не пользовались с тех печальных времён, когда вымерли динозавры. Лицо Цезаря, живое и пластичное, приобрело выражение незаслуженно обманутого ребёнка. Разумеется, он прекрасно помнил, как учился в этих стенах, как готовился к экзаменам, ночами гулял по коридорам, не попадаясь вездесущему завхозу, искал опасные книги в запретной секции и был на хорошем счету практически у всех преподавателей. Не любили его исключительно честные, храбрые и до зубовного скрежета правильные люди, но с такими гений Цезаря Крауна никаких дел иметь не желал. Даже запах Хогвартса остался таким же, каким он запомнил его, навсегда покидая замок. Запах древности, тайн, того изумительного волшебства, что старше человечества и Земли разом. К нему примешивался аромат ветхих книг, подпорченных ингредиентов и сухих трав, что висели вдоль стен, связанные в неаккуратные пучки. Всё это, по мнению хитрюги Рейли, должно было пробудить в Цезаре ностальгию и удержать его на должности преподавателя хотя бы год. А лучше два или вообще бессрочно, потому что, ну чёрт, он слишком хорошо его знал! Только переступив порог своего кабинета, Цезарь понял, что не уйдёт отсюда, пока всё не станет так, как надо ему. Что пыль исчезнет, как не бывало, инструменты приведутся в порядок, будут куплены все необходимые материалы и книги, сварены редкие зелья. Что Слизерин, вяло плетущийся где-то на втором месте после проклятого Гриффиндора, снова обретёт былое величие. На это, похоже, старый манипулятор и рассчитывал. Что ж, Цезарь Краун не из тех, кто позволяет собой вертеть. Он установит свои правил игры, а те, кто не будет им следовать — сильно пожалеют.

***

В Большой Зал на церемонию распределения собрался едва ли не весь Хогвартс. Разве тут могло поместиться столько людей, озадаченно думал Цезарь, насмешливо глядя на жмущихся друг к другу первокурсников. Память его обычно не подводила, но всё-таки прошло слишком много времени с тех пор, как он сидел под серебряно-зелёными флагами и слушал прощальную речь директора. Наверняка пространство дополнительно расширили, чтобы вместить всех, а ощущение толпы создавали голоса учеников, усиливаемые эхом. Под потолком парили зажжённые свечи. Сквозь шум и гам Цезарь расслышал возбуждённые детские голоса. Зелье, обостряющее слух, ещё никогда его не подводило. — …да говорю тебе, потолок рухнет, если кто-нибудь начнёт колдовать! Или он вообще не настоящий, а обманка, и у нас над головой просто паутина и мусор. Это с важным и самоуверенным видом говорил невысокий светловолосый мальчик в тёмных очках. Дорогая мантия с перламутровым оттенком делала его кожу бледнее, чем на самом деле. Таинственность, которую он на себя напустил, впечатляла перепуганных первокурсников. Среди них только этот мальчик и ещё, пожалуй, несколько детей не показывали других чувств, кроме скуки и вежливого интереса. За рукав мантии светлого мальчика цеплялся второй — очень на него похожий, только волосы падали на лицо и закрывали глаза, а так почти один в один. Сразу видно, что братья. — Не пугай их, — недовольным тоном осадил вруна мальчик с невыразительным лицом, на котором ярко выделялись насыщенно-карие глаза. В блеске тысяч свечей они казались жёлтыми, как у кошки. — Знаешь ведь, что потолок и всё на нём настоящее. Хватит выпендриваться. — Эй, ну зачем ты сказал! — надулся светленький. — Теперь они меня слушать не будут. — Будут, если ты заслужишь их доверие снова, — ухмыльнулся второй мальчик и отвернулся, всем своим видом показывая, что не намерен продолжать разговор. Светленький хотел было пристать к нему с расспросами или, как то водилось в магических семьях, похвастаться голубизной крови, древностью рода и богатенькими родителям, но не успел. — Первокурсники, не толпитесь! — взревел над их головами великан Саул. — Постройтесь в шеренгу под двое и подойдите к мадам Шакки. Мадам Цезарю никогда не нравилась, и она отвечала ему взаимностью. Впрочем, их отношения можно было с натяжкой назвать вооружённым нейтралитетом. Перед роковым днём Шакки общалась с Цезарем вежливо и спокойно, пожелала удачи и выразила надежду, что его будущие подопечные станут немного менее самодовольными и невыносимыми типами. После этого подлить ей в бокал с тыквенным соком яду хотелось просто безумно, но Цезарь сдержался. Слишком много свидетелей. Подслушанный разговор наводил на интересные мысли. Двух братьев он узнал сразу. Ну кем же ещё они могли быть?! А вот желтоглазый мальчик, кажется, не из такого древнего рода, зато талантливого: в каждом поколении по несколько сильных тёмных магов, какие-то фамильные секреты и артефакты, а ещё особая магия, полученная, судя по легендам, от далёкого предка, что был родом с дальнего востока. Во время экспедиций Цезарь не раз слышал про великое прошлое этих мест и не сомневался, что член семьи со столь необычной историей ещё себя обязательно проявит. Очередь маленьких спиногрызов медленно, но верно таяла. Имён Цезарь принципиально не запоминал, исключая собственный факультет. Туда отправлялось не так много новеньких, как хотелось бы, однако главное не количество, а качество. Потому, когда Шакки громко зачитала: — Донкихот, Дофламинго! — он с жадностью подался вперёд, впившись взглядом в того самого светлого мальчика. Под пристальным вниманием всего зала тот невозмутимо вышел к табурету, на котором лежала распределяющая шляпа, и самодовольно ухмыльнулся. Улыбка вообще почти не покидала его лица за всё то время, что первокурсники топтались в проходе, ожидая конца песни. Шляпу поднесли к голове Дофламинго — и тут же раздался истошный крик шляпы, подтверждавший все мысли Цезаря: — СЛИЗЕРИН! Дофламинго с важным видом отправился к ликовавшему столу, где его приняли очень тепло: естественно, учитывая известность и могущество семьи Донкихот. Чистота крови на Слизерине всегда ценилась высоко, хотя не выше, чем личные заслуги и харизма. Желтоглазый мальчик по имени Крокодайл уже сидел за тем же столом и себе не изменял — по его лицу сложно было понять, рад он оказаться здесь или нет. Но Дофламинго сразу полез к нему с объятиями и вопросами, так что на бледном лице проступила безнадёжная обречённость. Нет сомнений, они поладят. А вот когда к шляпе вызвали брата Дофламинго, Цезарь сперва решил, что ошибся. Как эти дети могут быть из одной семьи? Во-первых, Росинант упал. Трижды. Пока шёл к шляпе и дважды — когда спускался от неё на трясущихся ногах. Не менее оглушительным оказался приговор, вынесенный шляпой. Похмыкав на голове Росинанта несколько томительных минут, на время которых стол Слизерина охватила дрожь предвкушения, она веско сказала, не повышая тона: — Гриффиндор. Цезарь с досадой стукнул по столу кулаком и процедил сквозь зубы ругательство. Не может быть, это какая-то ошибка! Очень редко случалось, чтобы братья по крови учились на разных факультетах и уж тем более — на враждующих! Дофламинго грозил Росинанту кулаком и обещал всё рассказать маме, но Росинант был слишком изумлён решением шляпы и на угрозы никак не реагировал. За следующие полчаса стол Слизерина взрывался аплодисментами ещё шесть раз. Гриффиндору везло немного больше, а вот основной наплыв новеньких случился к двум оставшимся факультетам. Что ж, не всем же быть храбрыми смертниками и великими тёмными колдунами, решил для себя Цезарь и приготовился читать заготовленную речь. Рейли представил его по всем правилам, дождался довольно вялых хлопков, но Цезаря это не смутило. Он знал, чем заинтересовать публику — в конце его выступления хлопать стали в два раза чаще. Всего-то надо было правильно замотивировать и напомнить, что зельеварение проходят на всех курсах и что ссориться с профессором по нему не стоит — мало ли что. На этой позитивной ноте Рейли напомнил всем известное правило про Запретный Лес и библиотеку, а затем, наконец, щёлкнул пальцами. На столах появилась еда, и дети на время забыли обо всём — и про вредных зельеваров, и про позор семьи, и про готовый рухнуть потолок и даже про тайну запретной секции библиотеки. Хотя туда обязательно в течение первой недели кто-нибудь да заглянет. Цезарь детей не любил, но понимал их, как никто другой. Когда все новенькие собрались в подземелье, Цезаря там не было — он подбирал нужный момент, чтобы эффектно появиться и произвести неизгладимое впечатление. Поэтому над умами одногодков безраздельно властвовали Дофламинго и Крокодайл. У обоих оказалась убийственная харизма и в чём-то похожие взгляды на жизнь. Но характеры-то разные, так что смесь получилась убойная. Старшекурсники наблюдали за ними со снисходительным интересом, чувствуя, что смена им растёт достойная. В этот момент стена исчезла и в образовавшийся проём влетело лиловое облако, превратившееся спустя минуту напряжённой тишины в человека. Цезарь купался во внимании и выглядел безмерно довольным. Даже спесивые семикурсники открыли рты от изумления. — Ну что, дети, — елейным тоном начал Цезарь, — будем знакомиться поближе? Естественно, ответа «нет» не существовало. Для Слизерина настали новые, очень интересные и сложные времена.