Шалость удалась!

Эта часть хронологически не связана с предыдущими, но по смыслу - связана. Может читаться как самостоятельное произведение.

В Большом Озере жили не только Гриндилоу. Хакуба догадывался, что до этого великого открытия он дополз не самым первым, даже в сотню гениальных волшебников, учившихся когда-либо в Хогвартсе, он вряд ли попал. Но про водяной народ им рассказывали удручающе мало, а легенды и сказки о сиренах и прекрасных русалках, которые просто обожал Венди, не внушали доверия. Ладно ещё гигантский кальмар, Хакуба видел его и даже трогал за щупальца, а вот о существовании в озере кого-то ещё почему-то всегда умалчивали. Хакуба каждый вечер до или после отбоя, рискуя нарваться на лесничего Саула или какого-нибудь профессора, страдающего бессонницей, бродил вдоль берега и вглядывался в чёрные воды. Изредка ему казалось, что там мелькают длинные тени с огромными хвостами, но, сколько бы парень ни напрягал глаза, ничего не удавалось рассмотреть. Слабый свет Луны был отвратительным помощником, а те, кто жили в озере, плевать хотели на желания одного-единственного ученика школы чародейства и волшебства. Но Хакуба видел. Спать ночью — удел слабаков, и три недели назад он, как и обычно, гулял, никем не замеченный, наслаждался ледяным ветром и мрачными тучами, обещавшими на следующий день затяжной дождь. До рассвета оставалось меньше четырёх часов, и вдруг со стороны озера раздался всплеск. Хакуба обернулся — и увидел русалку. Русала. Мерлин их разберёт, на самом деле! Существо, вынырнувшее на берег буквально в двадцати шагах от Хакубы, сидело, кокетливо полувытянув длинный хвост из воды, и очаровательно скалило острые белые зубы. Хакуба дёрнулся к нему, заворожённый, но существо странно знакомо хихикнуло, вернее, издало звук, очень похожий на смех, ударило хвостом по воде, обрызгав Хакубу ледяными каплями, и скрылось в глубине. Только несколько болотно-зелёных чешуек получилось найти на влажном песке. Расскажешь кому-нибудь — сочтут ненормальным, ведь свои фантазии надо держать при себе, верно? Мало какой шестнадцатилетний парень не мечтает о прекрасной сладкоголосой русалке, которая выйдет к нему из моря, отдав взамен стройных ножек чарующий голос. Эти сказки с упоением читал Венди и даже делился с братом впечатлениями, но Хакуба не верил в подобную чушь — русал, которого он встретил, не был ни очаровательным, ни прекрасным, и петь не собирался, а уж тем более завлекать собой в Большое Озеро. После той ночи прошло целых три недели. Хакуба не изменял своим привычкам: просыпал завтрак, а иногда и первый урок, с радостью встревал в драки и споры, дразнил Кавендиша и делал вид, что учится, хотя на самом деле пытался рисовать расплывчатый образ увиденного существа. Рисовал Хакуба ещё хуже, чем Луффи, так что портрет получался отвратительнее оригинала. — Что ты делаешь? — подлез к нему не к месту упомянутый Мугивара, словно у него врождённое чутьё на то, когда о нём кто-то думает. — Пойдёшь с нами в Хогсмид? Ну пошли, будет весело! — Там будет мой брат и его зелёная страшила, — мрачно ответил Хакуба, решительно превратив листок с рисунком в пепел, и смёл его прямо на пол. Всё равно домовые эльфы уберут, это их работа. — Не интересует. — Тогда ты останешься в гостиной один с Рыбкой, — Луффи всем давал прозвища. Кавендиш у него превратился в Пендиша, Бартоломео стал Ромео, сам Хакуба — Чёртом, ну а к мелкому третьекурснику с дурацкой рогатой шапкой он прицепил нелепое «рыбка». Почему — Мерлин его знает. У Луффи была своя, непонятная нормальным людям, логика. — А мы пойдём. Обещаю принести тебе сливочного пива! — Отстань от него, Луффи, — из спальни спустился Трафальгар, схватил Монки за шиворот и легонько встряхнул. — Не хочет — его право. Ты и так собрал столько народу, что Хогсмид будет трещать по швам. — Ты зашьёшь, — невозмутимо возразил Луффи, дрыгнул ногами и помахал Хакубе рукой: — Пока, Чёртик, до ужина! Парочка скрылась за стеной, лишь приглушённые выкрики Луффи ещё несколько минут доносились до гостиной. Вскоре и они исчезли, оставив Хакубу наедине с мыслями, едва слышно трещавшим камином и зеленоватыми отсветами светильников. Из-за них казалось, что гостиная Слизерина затонула на дне Большого Озера и за столетия покрылась водорослями и тиной. Чёрные диваны и столы выглядели склизкими и влажными, а вечный холод пробирал до костей даже старшекурсников, давно привыкших укутываться в согревающие заклинания, как в кокон. Хакуба тяжело вздохнул, покосился на толстенный учебник по истории магии и решил, что Нико Робин переживёт без его бесценного эссе на тему, которую он всё равно не соизволил ни записать, ни запомнить. Надвинув шляпу на глаза, Хакуба провалился в ленивую полудрёму — далось это намного легче, чем обычно. В гостиной из-за излишне активного Луффи и его друзей часто стоял шум, ни поспать толком, ни поучить. Когда на лестнице зацокали каблуки, Хакуба скрипнул зубами. Сожаление заскреблось где-то в самом дальнем и тёмном уголке его души — с Мугиварой хоть шумно, ненормально, невозможно и вообще кошмарно, зато все чудачества он воспринимает как норму и не дёргает никогда, если ему внятно объяснить, почему нет. А вот Деллинжер человеческую вежливую (!) речь не понимал от слова совсем. Наглый мелкий третьекурсник, от которого не было спасения ни профессорам, ни одногруппникам. Повлиять на него мог только Дофламинго, но это чудо в перьях тоже свалило в Хогсмид — отдыхать он любил больше, чем учить манерам мелюзгу. — Хи, ты тут? Мы одни? — прикрыв рот ладошкой, спросил Деллинжер. Его первое время принимали за девочку, пока он не разделся до нижнего белья, продемонстрировав всем совершенно плоскую грудь. В таком виде его, помнится, застал Цезарь, дико разъярился и целый месяц заставлял драить котлы после занятий, а после — перебирать ингредиенты для зелий. С тех пор Деллинжер вёл себя осмотрительней и при Цезаре натягивал маску невинного ребёнка. Декан не верил и грозил пальцем — от этого жеста у большинства злостных нарушителей правил выступал холодный пот. Не дождавшись ответа, Деллинжер сел в кресло напротив и устроил длинные тощие ноги на столе. — Почему ты не пошёл с остальными? Хакуба молчал. — Хочешь конфетку? — Что тебе снилось? — Ты сделал предсказание для профессора Хоукинса? — А Кид снова что-то взорвал в туалете для девочек… Голос у Деллинжера отвратительный. Ломающийся, как у всех подростков, то пискляво-девчачий и тоненький, то грубый и скрежещущий, будто мальчишка ногтями по стеклу проводит, когда говорит. Слушать его Хакуба не мог, и всякий раз пытался избежать встречи. — Я слышал, что у нас проведут Турнир Трёх Волшебников, это правда? — младшие курсы редко ввязывались в авантюры, если не считать парнишки со шрамом… Как там его… Коби, что ли? Мальчик-который-выжил-и-всех-спасёт? Луффи с ним сразу подружился и восхищённо рассказывал об их приключениях. Отчего-то Хакуба сомневался, что два года назад детишки без чьей-либо помощи смогли одолеть Василиска. В конце концов, он был чудовищем их факультета, почти символом, так что выводы напрашивались сами собой. С Луффи станется помочь другу, даже если это противоречит принципам родного факультета. — Правда, — неохотно отозвался Хакуба. — И кого выберут? — не унимался Деллинжер, будто не замечая нежелания собеседника продолжать разговор. — Того, кто кинет своё имя в Кубок. Тебе это точно не грозит. — Тебе тоже, — парировал Деллинжер и наверняка сладко-сладко улыбнулся. Хакуба в который раз удивился фантазии Луффи. Он бы дал рогатому мальчишке прозвище «Птичка» и превратил в сливочную канарейку. А потом съел. — Меня не интересуют глупые состязания. Снова молчание, снова напряжение, снова Хакубе хотелось сбежать, потому что Деллижер каким-то странным образом раздражал его больше других людей, сильнее давил на и без того расшатанную психику. Рядом с Деллинжером Хакуба чувствовал себя уязвимым, и бесился до такой степени, что был готов целый день провести со своим сияющим братцем и его дружками. А это уже показатель. — Почему тебе нравится гулять у озера? — спросил вдруг мальчишка. Хакуба вздрогнул и приподнял шляпу, чтобы посмотреть на него угрожающе. — Хи, не бойся, я никому не скажу! — Не твоё дело. Просто нравится, — почти прорычал Хакуба и скинул ноги Деллинжера со стола. Паренёк хихикнул и легко вскочил, обогнул столик и навис над Хакубой, обдав его сладковатым ароматом — снова, видно, родители прислали сладостей из дома. Деллинжер никогда ни с кем не делился, но всегда пах карамелью и сливочной помадкой. Хакуба ненавидел сладкое. — Что? — Ты видел кого-нибудь в Большом Озере? Видел-видел-видел. Острые зубы, длинный хвост, серовато-зелёная кожа. Хакуба погружался в воспоминания стремительно и неумолимо, но быстро выныривал, чтобы глотнуть воздуха и оттолкнуть мелюзгу, которая слишком многое себе позволяет. — Если и видел, что с того? — Да ничего, — Деллинжер скромно шаркнул ножкой. — Хочу пойти с тобой. Тебя не будут ругать, если застукают. — Выгораживать перед Цезарем не собираюсь. И дети мне не нужны, я не педофил. Ищи себе кого-нибудь своего возраста, — проворчал Хакуба и, стремительно сорвавшись с дивана, вышел из гостиной. Стена едва успела отъехать перед ним, даже не требуя пароль. Дребезжащего и мрачного смеха Деллинжера он уже не слышал. Вечером Хакуба застал в гостиной настоящий аншлаг. Вернувшиеся из Хогсмида одногруппники бурно обсуждали покупки, прошедший день, необычные и опасные вещицы из магазина братьев Уизли… Луффи подскочил к не успевшему скрыться в спальне Хакубе, сунул ему в руки бутылку сливочного пива и быстро-быстро протараторил про какую-то классную штуку, о которой ему кто-то там зачем-то там рассказал. Хакуба потерял нить повествования практически с самого начала и потому воспринял явление старосты как избавление от всех мук разом. — Через полчаса отбой, — стальным тоном произнёс Крокодайл, отводя Хакубу за локоть в сторону. — Есть дело. — Ну Сэр! — ныли те, кто надеялся, будто Крокодайла может хоть что-то разжалобить. Более умные косились в сторону Дофламинго, который только-только вернулся от декана довольный и сияющий, как новенький галеон. — Какое дело? — во вторую руку цепко ухватился тот самый Донкихот-Мерлин-бы-его-побрал-Дофламинго, отрезая пути к отступлению. — У меня ещё планы. — Мы знаем, — серьёзно кивнул Крокодайл. Втроём они сели на диван, Хакуба ждал, когда его отпустят, а Дофламинго искал что-то за пазухой, будто выкрал из кабинета Цезаря как минимум второй философский камень и хотел им похвастаться. Но вместо камня он протянул Хакубе неаккуратный свёрток из серой плотной бумаги, порванный в некоторых местах. От него разило тиной и сладковатой гнилью. — Не делай такое лицо. Отбой всегда не для тебя писан, но сегодня мы закроем на это глаза. — Вы всегда их закрываете и ничего не видите, если заняты друг другом, — фыркнул Хакуба. Хватка Дофламинго стала болезненной, но на лице у него по-прежнему растекалась добродушная улыбка. Крокодайл и Дофламинго с первого курса вместе, до седьмого они добрались уже едва ли не легендами факультета. У обоих древние богатые семьи, оба умны, харизматичны и талантливы. Встать у них на пути — смерти подобно. Хакуба не вставал, но не мог не вставить пять кнатов, когда видел, что его пытаются втянуть в сомнительную авантюру. — Что это за дрянь? — Жабросли. — Жабросли? — Завтра про них будет тест на зельеварении, — пояснил Дофламинго. — Но тебе они нужны для другого. — И зачем же? — Хакуба знал, что любая выходка не уйдёт дальше подземелий. Свои не выдадут, а задумки Крокодайла практически никогда не дают осечек. — За что мне такая честь? — Просто прожуй их, а потом поплавай в озере, — процедил сквозь зубы Крокодайл, который терпеть не мог объяснять всё по пунктам, вкладывая информацию маленькими порциями в чужие рты. Он терпеливо помогал с домашним заданием только Донкихоту да и то после долгих и нудных уговоров. Ритуал ухаживания, так это называл про себя Хакуба, но никогда не произносил вслух. Койки в больничном крыле жёсткие и неудобные. — Ничего с тобой не случится. Можешь считать это помощью для завтрашнего теста. Ты ведь, я уверен, ничего не учил. — Конечно… Нет, — удивился Хакуба. — Зачем, если можно списать у Трафальгара? — Действительно, — закатил глаза Сэр. — Всё, можешь быть свободен. Они отпустили Хакубу, отошли к группке первокурсников, которые смотрели на всех с по-прежнему неугасающим интересом, пояснили какие-то моменты и скрылись в мужской спальне. Гостиная ещё полнилась людьми, так что несложно догадаться, чем они там займутся. Хакуба брезгливо посмотрел на бутылку в левой руке и свёрток в правой. По всем параметрам жабросли были противнее сливочного пива, но сладкое Хакуба не любил, потому оставил подарок Луффи на столе, а сам вышел вон. Мимо завхоза и его кошки Хакуба пронёсся быстрее ветра — из-за Турнира режим ужесточили, и нарушать правила стало намного сложнее, зато интереснее. Цезарь к своим подопечным бывал неоправданно строг, обожал радовать их невероятно остроумными шуточками и суровыми наказаниями, но за проступки, которые считал занятными, никогда не ругал. Хакуба не видел лично, но Нефертари рассказывала, что однажды, на четвёртом или пятом курсе, Крокодайл проклял кого-то, и проклятие не могли снять всем преподавательским составом. Каким образом Цезарь уговорил Сэра рассказать о сути таинственного заклинания и чем провинился тот или та несчастная, факультетская легенда не уточняет. Но все накрепко усвоили, что если обратиться к декану по-человечески (а ещё лучше тонко польстить), то можно хоть кровавые жертвоприношения устраивать — Цезарь ещё одолжит ведро с тряпкой, чтобы потом всё вымыли и убрали. Мимо Гремучей Ивы, чтобы она не достала своими ветвями; по влажной траве, под высоким тёмным небом, на котором звёзды напоминали осколки разбитого кем-то стекла, а Луна — глаз, хмурый и настороженный. Мимо всего, что так порой раздражало, а порой от воспоминаний о замке щемило сердце — Хакуба любил возвращаться сюда, ощущать первозданную мощь природы, гулять по Запретному Лесу и наблюдать издалека за фестралами. За свою жизнь он видел немало смертей. Но ничего более пугающего и завораживающего, чем Большое Озеро, он не видел никогда. Возле самой кромки воды Хакуба остановился. К холоду он давно привык, потому без колебаний снял мантию и рубашку, оставшись в одних штанах. Ветер набросился на него с остервенением, кусая беззащитную кожу, но парень не обращал на неудобства никакого внимания — он брезгливо разглядывал жабросли, напоминавшие зелёные крысиные хвосты. Есть их совершенно не тянуло, как и плавать в озере, учитывая, что уже ноябрь и по ночам вода частенько покрывалась тонкой корочкой льда. Передёрнув плечами, чтобы стряхнуть неуверенность, он закинул в рот первый «хвост», медленно прожевал, повторил то же самое со вторым… На третьем остановился, почувствовав, что организм бунтует против дряни, что в него запихнули. Во рту остался привкус тины, слизистую и язык жгло, как после ядрёного красного перца. Хакуба судорожно задышал ртом, пытаясь протолкнуть в горло хоть немного кислорода, на миг разъярился — с Дофламинго станется зло подшутить, — но забыл про всякие подозрения, когда за спиной раздался вкрадчивый голос: — Плохо тебе, да? Язык распух и не шевелился, на глазах выступили слёзы от удушья и резкой боли — на шее словно сделали три глубоких разреза и засыпали в свежие раны песок, настолько невыносимо рвало кожу изнутри. Хакуба повернулся на звук, увидел рогатую шапку и бледно-зелёную физиономию Деллинжера, попытался оскалить зубы в ухмылке, но вместо этого закашлялся, отступив на несколько шагов. Щиколотку облизала ледяная вода. — Вижу, что плохо, — продолжил Деллинжер и положил влажные, холодные ладошки на грудь Хакубе. — Не волнуйся. Скоро всё пройдёт. Иди ты к чёрту, мелкий… Проклятье, ну почему он доверился чужим словам, в который раз, спрашивается?! Любопытство в заднице взыграло, только подумайте! Хакуба столько раз обжигался именно на этом, столько раз попадал в неприятности из-за привязанностей, и всё равно… Что-то в нём, как говорил Венди, ещё не до конца погрязло во тьме. Хакуба хотел свободы, ярости, жизни и приключений, и он нашёл их. — Ныряй, — сказал Деллинжер и неожиданно сильно толкнул Хакубу. Озеро охотно сомкнуло над его головой водные объятия, отрезав все звуки и запахи. Наверное, этот как раз тот момент в жизни, когда можно позволить себе паниковать и вспомнить, что плавать ты на глубине не умеешь, в отличие от брата. Под ногами не было дна, только непроглядная чернота и смутные тени, в которых угадывалось нечто смутно знакомое, но от шока невозможно вспомнить, что именно. Хакуба ожидал, что пойдёт ко дну, как магловский топор, нелепо дёрнул руками, пытаясь ухватиться за воду, и с удивлением понял, что тонет, но не задыхается — воду он глотал жадно, давясь и пуская тонкие нити пузырьков, и вода эта не заполняла лёгкие и не растворялась в крови, она заменила воздух. Хакуба ничерта не видел, но сумел вытянуть вперёд руку и растопырить пальцы, пользуясь слабыми отблесками лунного света, который проникал в верхние слои воды. Жабросли на вкус напоминали крысиные хвосты, а на самом деле подарили Хакубе жабры. И перепонки между пальцами. Хакуба впервые за все пять лет остро пожалел, что спал на занятиях по зельеварению. Тогда бы, может, для него не стала бы неприятным сюрпризом подобная метаморфоза. Тело само стремилось вверх, даже смогло подплыть ближе к поверхности, и потому только Хакуба увидел, как проклятый рогатый сучёныш медленно стягивает с себя мантию, затем рубашку, шорты… Сеанс стриптиза не входил в планы на ночь, но слова вырывались бесполезными пузырьками, а выбираться на поверхность не хотелось. Инстинктивно Хакуба понимал, что воздух обожжёт жабры на его шее не хуже огня. Он ждал, неумолимо вновь погружаясь на глубину. Сил барахтаться, точно лягушка в луже, не было. Хакуба думал, что зря оставил волшебную палочку в кармане мантии, она бы ох как пригодилась. В Большом Озере жили не только Гриндилоу и… Кто-то снизу дёрнул его за ногу. Хакуба не глядя пнул пяткой водяную тварь и лишь затем вообще рассмотрел, что же приплыло к нему «знакомиться». Гриндилоу, чудесно. Их-то тут, похоже, не меньше, чем в нормальных озёрах головастиков или водомерок. А палочки нет. И на берегу раздевается подлый мальчика, решивший то ли утопить Хакубу и скормить труп обитателям озера, то ли просто скормить труп — в ближайший час, наверное, ему будет сложно утонуть в принципе. Гриндилоу окружили Хакубу, скалили острые зубы, таращили огромные круглые глазищи и что-то, может, говорили, но Хакуба не понимал их языка. Гриндилоу тянули к нему свои руки с длинными хрупкими пальцами, однако быстро передумали, когда некоторым парень безжалостно переломил их ручонки вместе с пальцами пополам, сжав в стальном захвате. Страх прошёл, осталось глухое раздражение и усталость. «Выберусь — убью всех троих. На мелкие кусочки порежу». Под водой нет звуков. Колебания воды ощущались всем телом, словно он сам стал рыбой, и вместо оглушительного звука падения Хакуба почувствовал вибрацию, пронзившую его от кончиков волос до кончиков пальцев на ногах. Деллинжер нырнул в озеро, распугав всех Гриндилоу — они отплыли на безопасное расстояние, испугавшись… Острые зубы. Зелёная чешуя. Длинный хвост, уверенно толкавший хрупкое тело вперёд, и тощие, но сильные руки, которыми Деллинжер схватил Хакубу за плечи и прижал к себе. И правда, рыбка. Даже смешно, но Хакуба не мог смеяться, он смотрел на русала, который портил ему настроение долгих три года, и не понимал, как такое вообще может быть — и бывает ли вообще? Это, Мерлин подери, не сказка про прекрасную русалку и благородного принца. У русалки нет груди и кроткого нрава, а принц ему достался раздражительный, невыносимый тип со склонностью к убийствам и социопатии. Никто не поверит. Никто не узнает. Деллинжер сладко-сладко улыбнулся, разомкнул бледные губы и не произнёс ни звука — и не нужно, и чёрт с ними, со словами, когда нужно всего лишь взглянуть в сияющие удовлетворением глаза и почувствовать, какие на самом деле тёплое и гладкое русалье тело, — но… Но Хакуба услышал.