Пыль

– Полнолуние. – Что? – Занзас залпом допивает виски и тянется за новой бутылкой, откупоривает ее. – Полнолуние, говорю. Впрочем, неважно. Савада отворачивается от окна. Падающий из-за полуприкрытой занавески лунный свет очерчивает его фигуру, падает на лицо, кажущееся мертвенно-бледным в полумраке комнаты. Он выглядит усталым, слишком усталым для своих лет. – Будешь? – Занзас толкает к нему бутылку. Цуна хмурится, но делает шаг вперед, берет ее и крутит в руках, делая вид, что изучает этикетку. Жмурится и делает глоток из горла, слегка закашливаясь. Так и не научился пить за эти годы. Горячая жидкость заставляет кровь бежать быстрее, на щеках вспыхивает легкий румянец – но больше никаких изменений. – Совсем скоро будет решающая битва с Мильфиоре. Ты пойдешь за мной? Да, думает Занзас, окидывая взглядом стоящего перед ним человека, с сутулыми плечами, горькой складкой в уголке губ, но с прежним решительным взглядом. Он пойдет за ним. Но никогда не признает этого вслух. – Как знать. – Просто отвечает он, забирая у Савады бутылку и делая глоток. – Иди сюда. – Зачем? – Хочу тебя выебать. Лицо Савады все так же спокойно. Занзасу кажется, что мыслями он сейчас не здесь. Наверно, раздумывает над тем, как спасти этот к чертям прогнивший мир. Герой, мать его. Цуна шагает к его креслу и останавливается в паре шагов, просто глядя на него и ожидая. Как всегда. Для того, чтобы схватить Саваду за руку и потянуть на себя, не приходится даже двигаться с места. Он покорно кладет руки на плечи Занзаса, удобнее устраиваясь у него на коленях, тянется вперед, прижимается губами, еще хранящими вкус виски. От этого безразличного, равнодушного послушания хочется его встряхнуть, запустить чем-нибудь тяжелым, даже убить. Что угодно, лишь бы на этом красивом мертвенно-бледном лице появились хоть какие-то эмоции. Савада внимательно всматривается в лицо Занзаса, и в его глазах появляется понимание. На волосах вспыхивает Пламя, глаза становятся по-кошачьему янтарными, он сам становится другим. Дергает Занзаса за перья, притягивая к себе, целуя голодно и жадно, словно в последний раз, плотнее прижимается к нему бедрами. Тихо стонет, когда рука Занзаса ложится на его член и сжимает через ткань, и нетерпеливо толкается вперед. Сам стягивает с себя брюки вместе с бельем, насаживается на пальцы Занзаса, когда тот вставляет их, и только сильнее вцепляется ему в плечи, когда он входит. Савада такой узкий и горячий, что сносит крышу. Занзас позволяет себе забыться ненадолго, проваливаясь в его хриплые рваные стоны. Цуна тяжело дышит, упираясь руками в грудь Занзаса. Пламя, ярко вспыхнувшее миг назад, уже погасло. – Вонгола едина перед лицом врага, правда? – шепчет он напоследок. Занзас молчит, но Савада читает ответ в его глазах и кивает. В комнате темно, тихо и пусто. Даже крики патлатого мусора, доносящиеся с нижнего этажа, звучат приглушенно и совершенно его не волнуют. Свет луны, падающий из-за полуприкрытой занавески, очерчивает только пустоту. Мертвенно-бледную пустоту. Дверь с тихим скрипом открывается. На пороге переминается Фран. – Босс, возможно, мне больше не стоит создавать этих иллюзий? – всегда издевательский голос звучит на удивление серьезно. – Не твое это дело, мусор. Просто выполняй мои приказы, большего от тебя не требуется. Фран пожимает плечами. Создать реальную иллюзию – не проблема для него. Это так же просто, как щелкнуть пальцами. Видеть, как босс теряется за этими иллюзиями – сложнее. – Вали лучше, пока я в хорошем настроении, – цедит Занзас. Он крутит в руках бутылку с виски, хмурится, но отодвигает ее в сторону. – И позови эту чертову акулу, нужно обсудить, что дальше делать с Мильфиоре. Фран аккуратно прикрывает дверь, пряча легкую улыбку. Которая тут же исчезает, когда он думает, где сейчас учитель. – У меня и моих друзей все получится, – говорит Савада, становясь во главе Вонголы. – Так будет лучше, – говорит Савада, уничтожая кольца Вонголы. – Все будет в порядке, – говорит Савада, отправляясь на переговоры с главой Мильфиоре. На его лбу – легкая едва заметная складка. Что ты скажешь теперь, хочется спросить Занзасу, когда он стоит у огромного гроба со знаком Вонголы на крышке, и вглядывается в мертвенно-бледное застывшее в вечном спокойствии лицо с легкой едва заметной складкой на лбу. Он знал, с опозданием понимает Занзас. Гиперинтуиция Вонголы не подвела и теперь. Гроб увозят в Японию. В семье нарастает беспокойство, многие хотят, чтобы он взял управление Вонголой на себя в это нелегкое время, но Хранители возражают, а ему самому глубоко плевать. Жгучее желание завладеть Вонголой и ярость за проигрыш остались далеко позади – где-то в том времени, когда он пришел в себя шестнадцатилетним подростком, внезапно очутившимся в теле взрослого мужчины. Бой с Расиэлем – слишком легок. Бой с Бьякураном был бы желанней, но он недосягаем. Сражаться с голограммой бесполезно. Голос мелкого Савады напоминает о давно прошедших днях. Но это словно совсем другой человек, не тот уверенный в собственных силах босс Вонголы, а дрожащий от страха подросток, на которого неожиданно свалилась не по годам огромная ответственность – за целый трещащий по швам мир. – Савада Цунаеши, ты уже стал более опытным? – перед глазами другое, усталое лицо. – Покажи мне, что Вонгола за десять дней станет сильнейшей. Приемник с легким треском ломается в руке. В этот раз он встанет на сторону Вонголы. А потом просто будет ждать. Как всегда.