Второй шанс

Рождество — семейный праздник. У него есть своя атрибутика, традиции и правила. Есть свой дух. Ник всегда чувствовал собственное одиночество особенно сильно именно в канун Рождества. Все дела минувшего года отступали и давали ему понять, что следует остановиться и подумать о себе. Родители начинали наседать особенно сильно и никакие отговорки не срабатывали. Особенно, когда дело касалось их сводничества через друзей или знакомых. Тридцать один год для альфы — казалось бы, смешной возраст. Но когда все друзья уже давно нашли себе пару, веселье уходит на второй план и хочется чего-то своего, домашнего, но вокруг, как назло, нет никого, способного разделить с тобой долгие годы жизни. Иметь омегу просто для проформы Ник не хотел. Машина ехала по снегу, словно плыла. Ник никогда не менял зимой шины, но и такого снегопада в их краях до этого дня еще не было. Маленький Зиллингем завалило осадками уже на год вперед, а снег все валил и валил пушистыми хлопьями с неба. Водители словно с ума посходили, клаксоны ревели, как заведенные, откуда-то со стороны зданий лилась трель колокольчиков и ласковый смех. Деревья сверкали, украшенные лампочками, словно облепленные светлячками. Одно красное, одно зеленое, одно синее и так далее, всю дорогу. Закари опять устроил рождественскую вечеринку и пригласил его к себе. Закари был братом его лучшего друга Воррена, бывшего однокурсника в колледже, и как-то так повелось, что Ник всегда был вхож в дом Флиннов, еще до того, как они переехали в Хай-Уиллбур и забрали к себе старшего сына. Воррен вступил в брак два года назад, а через семь месяцев после заключения официального партнерства окончательно перебрался со своим омегой в Хай-Уиллбур, поближе к родителям и семейному бизнесу по прокату машин. Но, несмотря на это, Зак не забывал Ника, хотя их общение и не было таким близким, как с Ворреном. Но теперь Ник не знал, сможет ли опять выдерживать игру Закари. Всего пару месяцев назад он думал, что нашел то, что искал — своего омегу. Это было на день Независимости, все их друзья махнули в Нью-Виллс кутить на пляже и прожигать жизнь за беспорядочным весельем и выпивкой, а Закари заболел. У Ника была срочная работа, которая не давала выбраться за город, и они решили отпраздновать вдвоем, потому что Закари не любил одиночество. Ник уже давно был вхож в компанию Закари и знал почти всех его друзей, хотя и не одобрял большинство их забав — легкие наркотики, бездумные связи и бесполезную трату времени на вечеринки и прочие удовольствия. За последние несколько лет Ник уже и не помнил, когда заставал Закари одного. Он всегда окружал себя людьми, и чем больше, тем лучше. Вечеринки, пикники, ужины в ресторанах, поездки за город, выставки, приемы, путешествия. Закари серьезно занимался скульптурой, поэтому богемный дух, как и друзья на один раз, у него не переводился. Но именно тот одинокий праздник, один на один, расставил все по местам между ними: они переспали. Это крепко ударило по их дружбе, если те отношения, что у них были, можно было ею назвать. Ник до сих пор не мог забыть ту ночь в лофте Закари. …Он сидел у электрического камина, завернутый в плед, и смотрел на огонь, попивая теплое вино, когда пришел Ник, еле волоча ноги после не по-праздничному загруженного дня. В лофте царил полумрак, а в волосах Закари играли блики света, он был на четверть ирландцем, поэтому рыжий оттенок хорошо сочетался с его обликом и делал еще привлекательнее. Закари не был похож на обычных омег, которых Ник когда-либо знал, не кокетничал, не выставлял себя идиотом, чтобы захомутать кого-то, никогда не демонстрировал, что у него течка, скрывая свой запах так же хорошо, как и настоящие эмоции. В его сонных глазах всегда светилось какое-то ироничное знание, словно он видел чужие слабости и желания насквозь. Возможно, все дело было в его профессии — как скульптор, он был очень внимателен и, даже находясь в центре внимания, всегда видел, что происходит вокруг. — Располагайся, — кивнул Закари в сторону журнального столика, когда Ник прошел вглубь просторного помещения. Они заранее договорились собраться в его лофте, который казался совершенно пустынным, когда в нем находились всего два человека. — У тебя не закрыта дверь, Зак. Это легкомысленно. — Я ждал тебя. Ник достал свой ноутбук и пачку бумаг из портфеля. — Но ты же все держишь под контролем, — улыбнулся Закари краешками губ. Этим вечером он показался Нику совсем другим, более открытым, немного ироничным и соблазнительным. И впервые за почти двенадцать лет их знакомства Ник понял, что видит перед собой не просто друга или младшего братишку Воррена, а привлекательного омегу. Что-то было не так… Подобные мысли показались Нику дикими и неуместными, почти крамольными по отношению к Закари. Закари встал, полы пледа разошлись, и Ник увидел, что кроме затертых домашних джинсов на нем больше ничего нет. Ни носков, ни свитера, ни даже майки. Это было странно и немного слишком. Закари отвел со лба растрепанные волосы, его нос покраснел от носового платка, и он снова запахнулся. — Я приготовил еду. Дирк принес мне перед отъездом суп, но я вылил его. Это было отвратительное варево. — Может быть, тебе стоит лечь в постель? — Потом, немного позже. — Тебе помочь? — Нет, я сам. Закари зашел в спальню, натянул свитер, а потом сразу отправился на кухню, но поскольку в лофте не было стен, Ник легко мог видеть, что он делает. Бросив взгляд на тумбу у кресла, он заметил, что среди противовоспалительных лекарств лежит пачка «Антиэструса». Сразу стало неловко, что явился к Закари в такой момент. Мало того, что тот болен, так еще и в течке. Но ни единым жестом Закари себя не выдал — шел медленно, даже сонно, не дергался и смотрел открыто, не пряча глаза. Закари достал большую тарелку лазаньи и забросил ее в микроволновку, включил радио и ждал, пока еда разогреется. Из радио неслось: «Скажи, то усыпанное звёздами полотнище ещё реет над землей свободных и домом храбрых?..» — играла перепевка национального гимна, грустным, тягучим голосом в стиле баллад позапрошлого десятилетия. И Нику расхотелось работать, он захлопнул крышку ноутбука и откинулся на спинку дивана. Перед глазами проносились прошлые праздники четвертого июля, когда они вместе с Ворреном ездили в парк, делали барбекю, жарили зефир и пели песни. Чакки, омега Воррена, постоянно фальшивил, но он и сам это знал и часто срывался на смех, такой искренний, заразительный. Закари никогда с ними не ходил, у него находились дела поинтереснее, а Воррен только и делал, что фыркал и говорил, что Закари закончит, как все эти вертихвосты из радикальной партии — без альфы и с ребенком на руках. Но ему уже стукнуло двадцать семь, а ни альфы, ни детей все еще не было. Зато были ухажеры, толпы альф, которые мечтали запустить руку ему в штаны. И Ник не раз видел, как Закари куда-то уходит в разгар очередного праздника, а потом возвращается, и его глаза так мягко блестят, словно вымытые до блеска морские камни. Последний пассией был Дирк, сынок судьи и маклера, который был младше Закари лет на пять и еще даже не закончил колледж. О чем с ним мог говорить образованный, начитанный и преданный искусству Закари, Ник не понимал, но, может быть, они и не разговаривали вовсе? В левой части лофта располагалась мастерская Закари: гончарный круг для лепки, шпатели, молотки, наброски и даже одна объемная модель будущей скульптуры. Ник подошел, чтобы рассмотреть поближе, и на пару минут завис. Закари был по-настоящему талантлив и уже добился кое-чего в своей среде, но его новая работа завораживала. Планеты, соединенные тесно переплетенными орбитами, высотой не меньше фута. — Что это? — Это группа скульптур для нового планетария, — сообщил Закари, проходя мимо и накрывая на стол. Ник помимо воли принюхался, но так ничего и не ощутил, только заработал странный взгляд от Закари. Ужин прошел хорошо, хоть они и немного разговаривали. Закари налил себе еще вина, а Нику подсунул бутылку виски, но завтра ему нужно было на работу, поэтому он не злоупотреблял. Еда оказалась очень вкусной: лазанья, легкие овощные закуски и сыр бри. Этот день Независимости грозился стать самым степенным и домашним из всех праздников Ника. Закари отложил салфетку и принес кофе в крошечных чашках. Ник принял напиток и почувствовал себя сытым и довольным, как никогда. — Как там Воррен? — Очень хорошо. Чак уже планирует как минимум троих детей на каждую из свободных спален их нового дома, и золотистого ретривера. — А ты? — спросил Ник, потому что слышал в словах Закари неприкрытую иронию. — Я не хочу ни того, ни другого. Закари потянулся за тарелкой и их руки соприкоснулись. Но таблетки, которые прекрасно скрывали запах течки, не убирали желание. Он отдернул руку, словно ошпарился. Ник не мог отвести от него взгляда. — Прости. — Ничего. Ник вскочил. — Я помогу, давай я все сделаю? Закари крепко сжал губы и отрицательно покачал головой. — Нет. — Зак, давай я. Ник подошел ближе, почти вплотную, чтобы забрать тарелку, но вместо того, чтобы облегчить себе задачу и дать ему убрать со стола, Закари убежал в кухню. Он бросил грязные тарелки в мойку так сильно, что разбил одну, и тут же вцепился в края раковины. — Зак… — Ник ощутил себя как никогда виноватым, словно сделал что-то гнусное. Он не хотел его обижать и уж тем более ставить в неловкое положение. — Иди приляг, я вымою посуду и все уберу. Ник встал за его спиной и коснулся плеча. И ничего не успел понять, как вдруг Закари вжал его в дверцу холодильника, прильнув всем телом. Ник машинально обнял его за талию и уставился в серьезные глаза. — Боже, ну какой ты кретин! — губы Закари тут же накрыли его, а руки начали выпутывать ремень из строгих костюмных брюк, пиджак Ник оставил в машине, поэтому на нем была только рубашка, которую Закари легко выпростал из брюк. Ник чувствовал его вкус у себя во рту, нахальный язык, который задавал темп поцелуя, сухие губы, голодную ласку. Закари прильнул к нему пахом и потерся, коротко, резко, почти на грани грубости. — О, да… С бедер Ника легко упали штаны, и Закари погладил сквозь трусы его член, а затем потянул их ниже и встал на колени. Глаза у него горели каким-то неестественным, похотливым огнем, а губы были красными от поцелуев. — Зак, не нужн… Слова Ника потонули в стоне. Закари обхватил его член ладонью и тут же взял в рот головку, обводя языком. Он казался таким маленьким хрупким у его ног, стоя коленями на голой плитке. Ник ласково коснулся его затылка. Это длилось недолго, не больше пары минут, Закари хаотично трахал его своим ртом, пропускал глубже в горло, и надрачивал в рваном ритме, пока у Ника не зазвенело в ушах от желания. Он стал тверже камня за рекордное время и чувствовал, что долго не выдержит. — Зак… Этого было мало, чертовски мало, но Ник не должен был хотеть большего. Пусть и хотел, отчаянно мечтал о большем. Он сам вздернул его вверх, Закари плыл, взгляд был шальной и бессмысленный, и он тут же уцепился за его рубашку. — Трахни меня, Ник… Его имя стало последним рухнувшим барьером, который они оба с легкостью преодолели. — Тебе нужен не я, — бессильно шепнул Ник. — Ты, только ты… Хочу тебя, Ник… Ник прижал его грудью к дверце холодильника и потащил вниз джинсы, белья под ними ожидаемо не оказалось. Только голая плоть, шикарная задница, круглая, тугая, уже мокрая в расселине. Закари заскулил, когда Ник собрал смазку пальцами, скользнул по дырке и повел дальше, вынуждая раздвинуть сильнее ноги. Охватил его яички и легонько сжал их. Закари тут же выгнулся, выпятил задницу, подставляясь. — Давай! Сделай это! Ник уткнулся носом ему в плечо. Вылизал шею и укусил за мочку, щупая, дразня, искушая. Покружил у входа в его тело и легко толкнулся двумя пальцами, проникнув на две фаланги. — Не спеши, минуту. Закари снова заскулил и прогнулся, зацепившись руками за верхние края массивного холодильника. — Я не один из твоих омег, я другой, просто сделай это… — хныкнул он. — Не жалей. Ник еле сдержался, чтобы не трахнуть его как следует в ту же секунду. Обвел ладонью бедро и скользнул вперед, ласково погладив твердый член. Закари крутил задницей и стонал, подаваясь ему в руку. — Нужна резинка. — Нет… — Да. Ник убрал руки, поднял свои штаны и достал из кармана бумажник. Кожа скользила в мокрых от смазки руках и Ник чуть не зарычал. Закари, затаив дыхание, ждал, пока он натянет презерватив. И задрожал, когда Ник все-таки коснулся его боков и надавил головкой на вход. — Еще не поздно… Закари завел руку и протолкнул член в себя, а затем двинул задом. — Трахай меня… И Ник, как сомнамбула, последовал лишь на призыв, ощущая его влажную тесноту и тепло. Он сильно, почти грубо въехал до самого основания, практически пришпилив его к дверце. Закари охнул и Ник накрыл его ладони своими, ритмично работая бедрами вперед-назад. Закари пытался отвечать, поддаваться, елозил мокрым членом по гладкой поверхности, но Ник полностью контролировал его. — Так? Вот так? Еще? Сильнее? — говорил он, втрахивая его в дверцу и заставляя холодильную камеру дрожать от их рывков, а Закари только ерзал потной щекой по поверхности и кусал губы. Ник и правда еще никогда не трахал так своих омег, он делал это нежно, правильно, всегда в постели и только с абсолютного согласия. Закари пробудил в нем что-то темное, жестокое, абсолютно неподконтрольное. И это не была течка, потому что всеми ее преимуществами наслаждался только Закари, Ник же не чувствовал запаха. Но он его хотел, сильнее, чем кого-либо. Когда узел начал понемногу разрастаться, а у Закари явно устали ноги, Ник спустил его на пол и поставил на колени. Закари уткнулся носом в скрещенные руки и даже не подумал полностью выпутаться из джинсов. — Повяжи меня, — попросил он. И у Ника перехватило дух, он на пробу вставил ему в задницу три пальца и ощупал изнутри, чувствуя, как сильно растянул его, а потом тут же вломился, шлепнув бедрами по заднице. — Да… Ник уткнулся губами ему в шею и просто входил, с оттяжкой, загоняя член так глубоко, что Закари стал хныкать. Узел уже начал раздражать дырку, Ник нырнул одной ладонью ему под свитер и сжал сосок, и в то же время продолжал грубо трахать, зная, что он уже на грани. Закари захлебывался низкими, гортанными стонами, прогибался и ждал каждый толчок. Его нутро сжималось все чаще и чаще, стискивая Ника внутри. — Зак… Зак… — Только не останавливайся! — Закари дрожал под ним, словно в лихорадке, царапал короткими ногтями плитку и весь взмок. — Пожалуйста, прошу… Только не прекращай. Не бросай меня… И Ник понимал, что это предел, еще немного и он кончит, даже без стимуляции. — Нет, нет, Зак… Да, ох… — Ник последний раз вошел, глубоко пропихивая уже сформировавшийся узел и сцепляясь, и тут же потянул Закари на себя, чтобы он не распластался по холодному полу. Закари машинально поднял руки и завел их назад, обхватив его за шею и выплескиваясь прямо на пол, на свои джинсы, на грудь. — О, Боже… Боже… Боже… — шептал он. — Ник, о, Боже… И Ник был с ним согласен, это на самом деле было божественно. Его словно током шибануло, внутри взорвался огненный шар и весь стек в его член, который все сжимал и сжимал Закари. И казалось, что он не здесь, а плывет, как и его полное неги тело. Закари растёкся по его груди, ерзая на узле и кусая губы. Он попеременно вздрагивал и стонал, так что Ник боялся его уронить, пока узел не ослаб хоть немного, и они расцепились. Ник снял презерватив, легко дотянувшись до мусорного ведра под раковиной, подхватил Закари на руки, отнес его в постель и уложил под одеяло, избавив от одежды. Закари тут же заснул, словно провалился в глубокую яму и размеренно задышал. Ник не мог поверить, в то, что произошло. Еще никогда и ни с кем ему не было так хорошо. И если на Закари влияла течка, то он не был подвержен запахам или гону. Ему просто было очень хорошо с ним. И хотелось еще. Ник быстро убрал со стола, выключил радио, вытер заляпанный спермой пол, бросил грязную одежду в машинку и нашел в ванной еще пачку презервативов. Ник долго крутил их в руках, но все же взял с собой в постель. И они ему еще пригодились. Как только Ник лег под одеяло к Закари, тот, сверкая шальными глазами, прильнул к нему и скользнул ладонью к паху. Нежно сжимал яички, скользил кончиками пальцев по стволу и гладил головку. А потом взял его в ладонь и сжал. Закари дрочил ему, пока у Ника полностью не встал, а потом накрыл головку ртом, жадно скользя по крохотной дырочке языком. Ник потянулся за резинкой и Закари смотрел на все его действия темным, голодным взглядом, и, казалось, еще немного, и он прогонит его прочь. Но не прогнал… Вместо этого он сел на его член и объездил, словно Ник был его личным скакуном. Ник пытался поймать его губы, гладил по скользкой от пота спине, сжимал бедра и старался держаться как можно дольше, хотя это казалось просто невозможным. Закари вытрахал из него душу, оставив только тело, которое инертно растеклось по простыням и млело в волнах удовольствия, которое они пережили. Ник слышал частый стук его сердца, рваное дыхание и тепло, которое обволокло его, сжимая внутри Закари короткими спазмами. Они оба заснули, так и не расцепившись. А утром Закари уже был другим, собранным и холодным. Он приготовил завтрак, извинился и сказал, что в первые сутки таблетки практически не помогают. Теперь же ему лучше. И мягко выставил Ника за дверь, словно ничего и не было. Но в их отношениях со стороны Закари это ничего не изменило, он все так же звал Ника на вечеринки и пикники за городом. Поздравлял с праздниками и сдержанным тоном пересказывал новости о Воррене, избавился от Дирка и, скорее всего, завел нового альфу, который сможет удовлетворить все его немалые потребности. Одного Ник не понимал: как с таким пренебрежением к контрацепции Закари еще не залетел, но поднимать эту тему в разговорах с его братом считал самоубийственным. А сам Закари больше его к себе не подпускал, хотя Ник каждый день вспоминал их секс в кухне, да и продолжение в спальне, когда Закари извивался на его члене, как змея. Уже от одной этой мысли у Ника стало тесно в штанах. Сбоку кто-то засигналил и Ник выругался, прогоняя воспоминания. Его родители уехали на курорт до самого Сочельника, Воррен уже не смог бы его встретить у себя, а Зак… Ник не знал, что делать со своими чувствами к нему. Потому что ровная дружба его ничуть не устраивала. Только не после ночи, от одних воспоминаний о которой Ник был в полной боевой готовности, словно школьник при виде порно-журнала. Он решил, что лучше встретить Рождество одному, чем наблюдать, как Закари ходит по лофту, флиртует с другими, смеется и отводит взгляд, стоит Нику зацепить хоть на секунду его внимание. В последнее время общие друзья постоянно расспрашивали его, почему Ник перестал ходить на вечеринки Закари? Но приличного ответа он придумать так и не смог. Потому что хотел его для себя? Потому что ревновал? Потому что бесился, когда видел, что Закари его демонстративно не замечает? Ник достал телефон, чтобы вежливо отказаться, набрал номер Закари и включил громкую связь. Ник как раз подъехал к перекрестку, горел красный свет, мимо проезжали машины. В тишине салона раздавались длинные гудки, и Ник уже хотел сбросить. Светофор моргнул желтым, а затем переключился на зеленый свет, и он поехал дальше, думая, что телефон сам сбросит звонок, но стоило ему высунуться немного дальше из-за поворота, на него вылетел мини-фургон. Ник выкручивал руль, давил на тормоз, но шины скользили, и он только и мог, что наблюдать, как в него на приличной скорости влетает машина. Ника прилично тряхнуло, голова стукнулась о руль еще до того, как вылезла спасательная подушка, в глазах потемнело, а тормоза все скрипели и скрипели, кто-то кричал. На улице играли «Джингл беллз», а из трубки доносилось: «Ник?! Ник?! Н-и-ик?!» Ник опешил, когда темнота рассеялась. Не было ни улицы, ни скрипа тормозов, ни аварии. Играла музыка, что-то из джаза, в помещении было много людей, они выпивали, болтали и смеялись. Все вокруг было украшено к Рождеству, и Ник не сразу понял, что он оказался в лофте. Но он же помнил, что только что ехал в машине, и это не укладывалось в голове. Как он оказался здесь? Не телепортировался же? — Зак! — окликнул он, ничего не понимая, но никто даже не обернулся на него. — Хей! Зак! Позовите его! Не последовало никакой реакции, вечеринка продолжалась, и он даже заметил парочку своих хороших знакомых. Ник поднял руку, чтобы махнуть им, но увидеть ее не удалось. Опустил глаза на ноги — и там пусто. У него не было тела! — За-а-ак! — крикнул он. — З-а-ак! — Ни-и-ик!!! — послышалось из кухни. И Ник тут же оказался у барной стойки, рядом с которой стоял Закари и орал в трубку. — Ник, Ник, Ник! — в панике шептал он. — Я здесь, — сказал Ник, но Закари даже не повернулся. Какой-то мускулистый блондин тронул его за плечо. — Детка, что случилось? — Я слышал удар и сигналы машин… — еле слышно выдавил он. — О, Боже… Ник… Он… У Закари дрожали руки и губы побелели, словно у мертвеца. Блондин снова прикоснулся к Закари и хотел прижать его к груди, но тот уперся руками. — Не трогай меня! — зашипел он. На крики подошло несколько зевак. — Что? — Зак? — Случилось что-то? — Детка… — сказал тупой блондин и Закари огрел его по лицу. — Вон! Все вон из моего дома! — заорал он. Толпа засуетилась, но Закари не нашел ничего лучше, чем кинуть в них телефоном. — Я сказал прочь! Валите вон! Я хочу остаться один! — Но сегодня Рождество, Зак, куда мы пойдем? — хватило наглости у какого-то прилизанного омеги с оленьими рожками на голове. Но помог туповатый блондин, он выключил музыку и организовал всех на выход, видимо, думая, что останется с Закари наедине. Но не тут-то было, Закари схватил с заваленной верхней одеждой вешалки у входа свою куртку и, натянув ее, выбежал вместе со всеми. Вниз, по лестнице, мимо грузового лифта, по холлу, игнорируя портье. Ник плыл за ним не потому, что так хотел, а потому что его несло за Закари, как будто на привязи. На улице было чертовски холодно, и у Закари изо рта вместе с дыханием валил пар. Слышно было, что он плачет и срывается на короткие всхлипы, сбивая ноги об обледенелые комья снега, и шепчет: «Ник, Ник, Ник, Ник… Боже, нет!». Ник не понимал, куда он идет, пока не увидел поворот, а за ним полицейский участок. — Зак! — тихо выдохнул Ник и понял, что Зак хочет сделать. Несмотря на Рождество, в холле не было привычной для праздника суматохи. В приемной сидел пожилой лысенький бета, разгадывая кроссворд. Ник прочитал у него на бейдже: «Найнджел Воллис». Зак подошел к нему. — Простите, — хрипло сказал он, нервно сглатывая. — Мой друг, мой… он… Я говорил с ним, а он… потом услышал удар. «Найнджел Воллис» поднял взгляд от кроссворда и оценил вид посетителя, а затем спокойно спросил: — Как зовут вашего друга? — Ник… Николас Роберт Вайет. Белый, рост около шести футов, волосы темно-русые, одет, скорее всего, в темный костюм, у него машина серый «Корветт» четвертого года выпуска, номера… — Закари на минуту замялся, но все-таки смог назвать и их, а также его айди и номер страховки. — Мне только нужно знать… Только узнать, жив ли он? Что с ним? И Ник немного опешил, удивленно замерев от осознания, что Закари знает о нем так много. А ведь они пусть и общались, но все же не так близко, чтобы все данные были в памяти. Ник и не думал, что Закари интересовался им настолько. — Это ваш жених? Вообще-то нам не положено. — Пожалуйста! — Закари чуть не разрыдался, судорожно сжимая стойку. — Так он ваш жених? — Нет, да… Нет… — Так нет или да? — переспросил «Найнджел Воллис». — Да! Он мой жених, я… Что с ним? Вы можете посмотреть последние сводки? «Найнджел Воллис» явно не поверил в жениха, но все-таки сжалился. В конце концов, было Рождество, а Закари выглядел подавленно, но твердо. Словно не уйдет, пока ему не скажут, что с Ником. «Найнджел Воллис» открыл что-то в компьютере и задал поиск. С минуту они оба молчали, Закари притопывал на месте. — Машина, которую вы назвали, попала в аварию, столкнулась с мини-фургоном на Риджент-Авеню. Пострадавший есть, тяжелая черепно-мозговая травма, ушибы, вывих запястья. Белый, темно-русый… А-а-а, вот да… Николас Р. Вайет. У Ника даже в голове помутилось от перечисленных травм. Только вот боли он не чувствовал, как и холода на улице. Да и Закари его не слышал. — Это он, — сказал Закари. — Спасибо, а куда его везут? «Найнджел Воллис» еще раз взглянул на экран, пошамкал губами. — Больница Святого Патрика, что на Диллоу-Стрит… Закари даже не дослушал, что хочет ему сказать бета, и побежал на улицу. Мимо катили машины, и он выбежал на обочину, желая поймать такси. Два авто проехали мимо, а вот третье остановилось. — Диллоу-Стрит, больница Святого Патрика! Быстро! Даю пятьдесят, если успеешь за десять минут! Таксист хитро прищурился и кивнул. Закари сидел на заднем сиденье и кусал губы, на его лице горели одни глаза. И когда таксист доставил его к больнице, он машинально вытащил из кармана бумажник и отдал купюру. Дородному медбрату на регистрации Закари врал почти уверенно: — Мой жених, Николас Вайет… Где он? — В реанимации, вам туда нельзя, — он указал на стулья, — присаживайтесь, ожидайте, вот вам бумаги, их нужно заполнить. Ну, вы знаете. — Да. Закари быстро прошелся по бланку и даже отметил аллергию на лидокаин, которую у Ника выявили, когда в десять лет ему делали операцию по удалению аппендикса. Он говорил об этом Воррену, но откуда знал Закари, Ник даже предположить не мог бы. Когда бумаги забрали, Закари просто спрятал лицо в ладонях и сидел, изредка его плечи вздрагивали, и Нику хотелось приободрить его. Медбрат предложил ему кофе, и он взял стаканчик дрожащей рукой. — Давно вы вместе? — спросил медбрат, стараясь отвлечь Закари от его горьких мыслей. — Нет. Всего ничего… но мы знакомы почти всю жизнь. Больше десяти лет. Я влюбился в него в старшей школе, он учился в колледже с моим братом. Закари отпил еще глоток кофе и сморщился, словно это был дёготь. — Я ему не сказал, что так давно. Я ему вообще мало чего говорил. Медбрат присел рядом и обнял Закари за плечи. — Думаю, он все знает. — Откуда? Я же такой мудак. Я… Я всегда знал, что он будет для меня идеальной парой. Он иногда такой глупый и правильный. Хочет делать все только как положено. И мы… У нас все вышло, было так хорошо. Мне ни с кем не было так хорошо, словно это предел всему. Нет ничего важнее. Никого. Только он, только мы с ним. И я испугался. Мне было так страшно, что это чувствую только я. А после него не осталось никого и ничего… Медбрат уже мало что понимал из бессвязного потока слов, но продолжал гладить по плечу, а Закари плакал. И ревел он по-настоящему, без ложной скромности, кокетства, ужимок. Глаза покраснели, как и щеки, губы распухли и дрожали. Закари взял предложенный платок и вытер лицо, но из-под закрытых век все еще лились слезы. — Все будет хорошо, — сказал медбрат и ушел за стойку. — Ничего уже хорошо не будет… Ник истомился плавать по коридору, выжидая, пока придет врач, но Закари терпеливо сидел больше четырех часов. Пил кофе, смотрел на часы, тарабанил пальцами по соседнему сиденью. Медбратья собрались возле стойки регистрации и налили себе шипучки, разобрав сэндвичи. Предложил и ему, но Закари кусок в горло не лез. И когда худой как жердь альфа в маске и халате вышел в коридор, Закари сразу вскинулся. Ник только и мог, что шокировано наблюдать, как он трясется и переживает. Он долго думал над тем, что Закари сказал раньше, и не знал, верить этому или нет? Все казалось таким ненастоящим, словно сон. Он сам, Закари, эта авария. Доктор тоже был словно из сна. Худой, строгий и с острым равнодушным взглядом. — Родственники Вайета, Н. Р. Вайаета, — зачитал он с карточки. — Есть? — Да! — откликнулся Закари. — Я тут! — Брат? — сухо спросил доктор. — Жених. — А родители? Закари насторожился и до боли сжал кулаки. — Они в отъезде. — Понятно, — сказал доктор. — Я лечащий врач вашего жениха. Доктор Морганн… — Как он? — тут же выпалил Закари, перебивая. Доктор Морганн окинул его раздраженным взглядом. — Состояние стабильное. Но он без сознания, серьезная травма головы. Ник подошел ближе, ощущая невероятное облегчение от того, что он все еще жив. Было бы глупо умереть вот так и потерять все… — Можно мне к нему? — Не желательно… — На минуту и я уйду, — опять перебил Закари, словно ему вообще ничьи слова были не указ. — Пожалуйста. Доктор фыркнул, но все-таки кивнул, приказывая идти за ним. И они оба, и Закари, и Ник, пошли. Серо-белые коридоры выглядели зловеще, как и маленькие сетчатые окошки в дверях каждой палаты. Доктор свернул и вывел их к двери с табличкой «Нейрохирургия». Они вошли в первую же комнату. Закари громко охнул и прошел к постели. Ник увидел себя, опутанного проводами, в бинтах, с огромной гематомой на лбу, рука в шине, ссадины и ушибы расцветили лицо. Зрелище было еще то. Закари взял его здоровую руку, прижав ее к щеке. — Ник… — тихо выдохнул он. — Прости меня, Ник. Прости. Но лицо настоящего, материального Ника было все так же неподвижно. — Время вышло, — сказал доктор и Закари положил руку Ника на одеяло. — Я еще вернусь. Доктор придержал его за локоть, когда они вышли. — Тут полисмены и у них есть пара вопросов. Дома Закари ждал его альфа, до которого с первого раза не дошло, что тот хочет побыть в одиночестве. Он сидел за столом и медленно потягивал виски. Закари вошел, снял куртку, бросил ключи на тумбу и медленно побрел в сторону ванной. — Зак! — сказал альфа. — Что это было? Где тебя носило всю ночь? Почему ты сбежал? — Люк, уходи, — только и ответил Закари, даже не повернувшись к нему. Но Люк был не из тех, кто быстро схватывает. — Зак! Я тебя спрашиваю, что это было?! Где тебя носило?! Стой! Закари все-таки остановился и повернулся, но в его глазах была абсолютная пустота. — Люк, пошел вон! — рявкнул Закари. — Убирайся! Катись! Съебись отсюда! Вали! Я не хочу тебя видеть! Люк продолжал стоять и таращить глаза. Словно никогда и не думал, что сдержанный Закари, который всегда прятал свои эмоции, способен на такое. — И как это понимать? — Люк, я люблю другого и ты мне не нужен! Я не хочу ни твоей поддержки, ни участия, ни твоих прикосновений, ничего! — холодно процедил Закари. — Ты мне противен, мне все противно… Я… Уходи. — Это не объяснение. Ты не можешь так со мной разговаривать! Закари ничего не ответил и снова побрел к ванной. Люк кинулся за ним и перехватил за руку, хорошенько встряхнув. — Ты почти три месяца мне морочил голову и не подпускал к себе, а теперь говоришь, что это все? Ты меня бросаешь? — Да. Я тебя бросаю. Я не хочу быть с тобой, я хочу быть только с ним… Ник искренне испугался за Закари, у тупорылого блондина хватило бы дури принудить его или ударить. И Ник с ужасом думал о том, что ему придется это увидеть, и он не сможет помешать. Но все обошлось. — Ты маленькая, ебливая сука без души, вот ты кто, Зак! Попомни мои слова! — сказал Люк и пошел к выходу. Сорвал с вешалки свой пуховик и, натянув его, вышел, громоподобно хлопнув дверью. А Закари в это время изменил курс и пошел к постели, сбрасывая на ходу одежду. Но Ник ничего не ощутил, даже когда увидел его идеальную задницу, худую спину, стройные длинные ноги и впалый живот. Закари голышом свернулся на одеяле, притянул к лицу подушку и прорыдал с полчаса, пока не уснул. А когда Закари проснулся, то принялся обзванивать всех, сообщая, что с Ником случилась беда. Два месяца Закари не отходил от его постели, вместе с Ником наблюдая, как уходит гематома, рассасываются ссадины и ушибы, как снимают шину с его руки. Родители вернулись с курорта еще до Нового Года и примчались в больницу, приехал даже Воррен с мужем, чтобы поставить на тумбочку корзину с цветами и постоять у его постели. Но Ник так и не проснулся. Он регулярно пробовал нырять в своё тело, погружаться в сон и многое другое, но не помогало, он был привязан к Закари. И то, что он видел, его пугало. Закари похудел и осунулся, забросил свои скульптуры, перестал принимать гостей, замкнулся в себе и словно иссох от горя. У Ника сердце рвалось из его прозрачной груди, когда он видел, как Закари плачет в душе, включив воду на полную мощность. Как не спит по ночам, копаясь в интернете и подыскивая хороший центр, где бы смогли позаботиться о нем, о Нике. А иногда Закари просто подходил к холодильнику и касался пальцами дверцы, гладил ее поверхность, и это могло продолжаться долго. Словно он хотел вспомнить каждую мелочь, каждую деталь их близости, слова, вздохи, стоны. И в такие моменты Ник как никогда хотел проснуться и обнять его. На самом деле сделать своим женихом, спать с ним в одной постели, любить его. Открыть глаза и в действительности увидеть все то, что он так легко пропускал мимо. Но их жизнь состояла из постоянных поездок в больницу, обследований, консультаций у врачей вместе с родителями Ника, которые охотно принимали участие Закари. Ник на самом деле поверил во все сказанные в клинике слова, когда увидел, что у Закари хранится выпускной альбом Воррена из колледжа. В одиночестве, которое теперь было их спутником, Закари открывал альбом, находил нужное фото и смотрел на Ника, гладил пальцем его лицо и опять плакал. Нику хотелось узнать, о чем он думает, что за мысли проносятся в его голове? И как же вышло так, что он ничего не заметил, ведь все же было у него перед глазами. Симпатия Закари, его дружба, желание поддержать и помочь. А однажды Закари так разозлился, вернувшись в очередной раз из больницы ни с чем, что бросил альбом в стену, упал на колени и начал молиться. Именно из его молитв Ник узнал все, что хотел: как сильно Закари хочет от него детей, поэтому схитрил и с течкой, и с презервативами. Что он уже давно намекал ему, но не решался на первый шаг. А Ник вместо того, чтобы обратить на него внимание, снимал на его вечеринках других омег и сторонился Закари. Но самое главное, он узнал, что Закари безумно боялся того, что он отступится после той ночи. И Ник именно так и поступил ради своего спокойствия и соображений правильности. Хотел его, но не стал добиваться, решив, что Закари это просто не нужно. И в тот день, перед вечеринкой, он планировал отказаться и поехать домой, если бы не вмешался случай — он чуть не упустил своё счастье. Ник так расстроился, что начал бродить по квартире, пинать вещи, которые не двигались, и орать в небеса, что такая полу жизнь его не устраивает. И раз за разом хотел вернуться в своё тело, пока они оба — Зак и он сам — еще не сошли с ума. В конце февраля к Закари впервые с визитом приехали родители Ника. Его отцы были людьми сдержанными, но любили его и хотели для него лучшего. Папа Рональд сходу обнял Закари и прижал к себе, а вот Дик просто прошел внутрь, осматривая помещение. Закари последние дни совершенно не обращал внимания на обстановку, так что даже невооруженным взглядом было видно, как сильно его подкосило случившееся. Закари сбегал в ванную умыть лицо и предложил гостям напитки, хотя Ник точно знал, что у него на кухне шаром покати. Дик отказался, как и Рональд, но последний ободряюще улыбнулся ему. Нику даже на минуту показалось, что они просто не знают, с чего начать, хотя никогда не отличались молчаливостью или стеснительностью. Закари старался держать себя в руках, но все равно заметно нервничал, родители были очередным символом причастности к нему, к Нику, и он жадно рассматривал грустные глаза Рональда и скрытное выражение на лице Дика. — Недавно мы забрали из полицейского участка вещи, которые находились в машине, — сказал Рональд и сунул руку в карман. — Как жаль, что машина отделалась слишком легко, в отличие от Ника… Рональд протянул сверток: упаковка смялась, на коробочке осталась вмятина, но Ник знал, что там. Ведь он сам заказывал этот подарок. — Это ведь тебе? Ник ехал на праздник в твой дом тем вечером. — Совсем не обязательно, что мне… Может у него был кто-то. Дик пресек его возражения суровым взглядом и Закари замолк. — Держи, мы хотим, чтобы это было у тебя. Если Ник, если он никогда… — не смог закончить Рональд. Закари дрожащими руками взял коробочку и открыл ее. Там находился массивный серебряный браслет с полыми подвесками в виде планет. Луна, Юпитер, Сатурн с кольцами, Марс, Венера. Ник сделал его на заказ и долго упрекал себя в излишней сентиментальности и навязчивости. Закари сжал украшение в ладони так сильно, что костяшки пальцев побелели. — Спасибо. Дик подошел и уронил на его плечо тяжелую руку. — Сынок… Закари прикусил нижнюю губу и дрожащей рукой застегнул браслет. Подвески были небольшими и хорошо смотрелись на руке. Нику безумно понравилось, как его подарок выглядит на Закари. Но даже встав рядом, ему нечем было его коснутся. Бестелесный, неправильный, чужой. Ник хотел обратно своё тело и свою жизнь. Родители переглянулись и пошли на выход. Ник хотел бы сказать, что он здесь, что все видит, но они бы все равно не услышали его. Зато вечером Закари впервые за несколько месяцев сел за работу и то, что он нарисовал в своем альбоме для эскизов, лишило Ника последнего дыхания. Той же ночью Ник подошел к Закари, спящему на огромной пустой кровати, в которую за последние месяцы не пустил ни одного альфу. Ник пытался обнять его, ощутить его кожу или дыхание, почувствовать жар его тела, запах. Но все было напрасно. И больно, чертовски больно видеть и не иметь шанса притронуться. Ник, наконец, понял, что никогда не отступится от возможности получить его, как бы это ни было сложно. Не уйдет. Не свернет. Не бросит. Потому что Закари его пара. Никому и никогда он не позволит его забрать. Закари спал, сжавшись в комок, маленький и несчастный от горя и тоски. Ник попытался дотронуться до его растрепанных рыжих волос, круглого носа, упрямого подбородка и сказал: — Я люблю тебя. Закари открыл глаза, словно его ударило током. А Ник почувствовал, что летит в темноте, и он не хотел уходить, умирать, оставлять своего омегу одного. Противился, брыкался, греб назад. Его встряхнуло, перекувырнуло, ударило о землю, отчего в голове зазвенело. Он звал Закари, орал ему. Но все напрасно… — Что это? — сказал последний раз бестелесный Ник и открыл почти невидящие от долгого сна глаза. В палате было тихо, только пикали аппараты, голос не слушался, все тело словно затекло и ныло. Ник двинул пальцем, один раз, второй, третий и смог нажать на кнопку. Эпилог Закари лежал на постели, уложив на огромный живот папку для эскизов и рисовал. И Ник с улыбкой наблюдал за его возней и попытками устроиться более-менее удобно. На девятом месяце это было не так уж и легко. — Никаких скульптур, Зак, — строго сказал Ник, откладывая свой рабочий ноутбук. — Только не за две недели до родов. Раньше Нику не нравилось жить в лофте, казалось, что там слишком мало интимности. Но с Закари в ней и не было особой необходимости. И легко можно было пресечь его желание работать, когда ему стоило бы прилечь. — Почему? — задумчиво спросил он. — Скоро роды, а здоровая спина тебе еще нужна. Я знаю, как ты уходишь с головой в каждый новый проект. Ребенок не сможет ждать, как все остальное. Закари хотел было поспорить, но неловко повернулся и охнул. С тяжелым вздохом он отложил папку в сторону. На спине лежать было уже смерти подобно, потому что плод давил на внутренности, и Закари повернулся на бок к Нику. — Тогда полежи со мной, — попросил он. Ник бросил взгляд из-за монитора и убрал бумаги, которые разбирал. В лофте Закари у него был свой кабинет без стен, но в этом кабинете, по крайней мере, был стол и большой стеллаж. — Да, иду. Ник лег к нему за спину и обнял живот. Ладонь ласково огладила большой холм до самой резинки мягких домашних штанов. — Как тут мой сын сегодня? — Пинается, — хмуро ответил Закари. — Хулиган. — Не ругай его. Закари тяжело вздохнул, но не стал объяснять Нику, как ему тяжело. — Не могу, — ответил он. — Я хочу снова лепить, заняться сексом и увидеть, наконец, свой член. Надоело ссать на ощупь. Ник улыбнулся, но Закари этого видеть не мог. — Ни с первым, ни с третьим не могу помочь, а вот насчет второго… Говорят, что это может даже ускорить роды. — Только, чур, я не сдвинусь с места. Сделай все сам, мне тяжело. Ник ласково поцеловал его в шею и скользнул рукой ниже живота. — Может, все-таки как обычно? — намекнул он. И Закари толкнул его локтем, словно это было обязательное заигрывание, но тон его был мягким, почти соблазняющим: — Нет, давай ускорять роды… И Ник не смог ему отказать, особенно когда Закари сунул его руку себе под резинку штанов. Fin