***
- Пойдем на гонки? - папа подхватил малыша под ручки и немного покружил над головой. Мальчик засмеялся и раскинул руки, словно вертолетик. Вот только тарахтеть у него не получалось - губ не было. Мать недовольно смотрела на парочку. - Идите уже, - раздраженно сказала она, заправив прядь за ухо. Ветерок обдувал неестественно бледное лицо мальчика. Папа, его веселый голубоглазый папа, посадил сына на шею и быстро пошел. Издалека уже слышался рев машин. - Начинается, - радостно воскликнул мужчина, немного подбросил сына, устраивая его поудобнее, и пошел еще быстрее. Гонки не особо впечатлили мальчика. Просто сидишь и ждешь, когда мимо тебя на большой скорости проедет очередная машина. - Понравилось? - глаза мужчины азартно блестели. - Очень, - соврал мальчик, чтобы не расстраивать отца. - Я знал, что тебе нравятся гонки. Возьми-ка и купи нам по мороженому, - он дал сыну деньги, и тот пошел через дорогу. Урчание автомобиля приближалось, а маленький уродливый мальчик еще не дошел да середины. - Эрик!!! - отец оттолкнул мальчика, и раздался глухой удар. Отец перелетел через машину, упал на землю, словно сломанная кукла, и замер. Под ним расплывалась лужа крови, мгновенно впитываясь в землю.***
- Эрик, что случилось? - молодая девушка присела на колени перед маленьким уродцем, приподняв его голову за подбородок. Он постарался прикрыть заплывший глаз, но руки, как обычно, запутались, он не успел. - Кто сделал это с тобой? - учительница сочувствующие улыбнулась. - Не бойся, скажи мне. Это Дэниэл, да? Это он тебя ударил. - Моя мать. - О, маленький... - в ее голосе не звучало ни капли издевки. - Пойдем, я отведу тебя домой, а то уже поздно. - Не пойду, - упрямо проговорил тот, набычившись. - Твоя мама будет волноваться , - возразила девушка, заставляя его встать на ноги и пойти за ней. - Она будет только рада избавиться от меня, - пробурчал парнишка, и молодая учительница вздрогнула, услышав далеко не детские слова от маленького уродца. - Скажи, почему меня никто не любит? - Они любят, просто не умеют правильно выражать свою любовь, - попыталась оправдать поведение других детей та, но замолкла, как только посмотрела на мальчика. - Ты сама не веришь в то,что говоришь. Ненавижу, когда люди лгут, - он вырвал руку и убежал. Уже лежа в на подстилке в темном чулане, он сожалел о своем поступке. Эта учительница напоминала ему отца: голубоглазая, веселая и дружелюбная. Именно она дарила Эрику игрушки на его день рождения, покупала сладости или лечила после очередной стычки с наглым Дэниэлом. На следующий день девушку, единственного человека, который хорошо относился к будущему Слендеру, нашли мертвой.***
- Эй, урод! Я к тебе обращаюсь, Палочник! – за спиной невысокого задиристого парнишки стоял весь класс и хихикал. Мальчик, которому адресовалось данное обращение, даже головы не повернул, упрямо глядя в окно. Это был слишком высокий и худой мальчик, совершенно лысый, бледный, как сама Смерть, с несуразно длинными руками, которые чуть ли не волочились по полу. Двенадцатилетний задира неприятно усмехнулся и взял с учительского стола телефон. - Палочник! Смотри, я взял мобилу нашей училки. Что скажешь на то, чтобы отправить его в полет с третьего этажа? Длинный мальчик медленно повернул свою безобразно большую голову. Румянец на щеках заводилы пропал, а стоящие позади него дети инстинктивно сделали шаг назад. - Положи на место, Дэниэл, - голос у уродца был хриплый, шепчущий, словно говорил не он, а его призрак. Дети дрожали от ужаса, глядя в темные провалы, где вместо глаз лишь злобно горели два красных огонька. Носа у изгоя не было и в помине, а ртом являлась узкая щель, которая чуть раздвигалась, когда мальчик говорил. - Еще чего! – задира подошел к раскрытому окну и вытянул наружу руку с телефоном, в страхе глядя на одноклассника. Тот поднялся, почти касаясь макушкой невысокого потолка класса, сделал шаг вперед, запутался в руках и едва не упал. Дети облегченно рассмеялись, а страх куда-то пропал. Мог ли такой неуклюжий урод причинить хоть какой-то вред им? Нет, определенно. Поэтому теперь детишки с интересом смотрели за разворачивающимися событиями, подначивая то одного, то другого. - Кидай! Кидай! – скандировали они, презрительно сплевывая в сторону несуразной фигуры, медленно приближающейся к окну. Кто-то кинул в мальчика кусок мела, и, радостно улюлюкая, жестокие зрители последовали его примеру. - Отдай телефон… пожалуйста, - просипел уродец, не обращая не малейшего внимания на осыпавший его меловой град. Пальцы задиры медленно разжались, и совершенно новенький дорогой телефон полетел вниз. Слендер, или Эрик, кинулся на Дэниэла, но тут в класс зашла учительница. - Что здесь творится? Эрик, опять Вы... - она привычно потянулась к телефону на столе, чтобы позвонить маме, и вдруг замерла. Ее обычно толстое бордовое лицо стало зеленым. - Кто это сделал?! Кто взял мой телефон?!!! Эрик!!! Как Вы посмели! Терпение мое кончилось! Я иду жаловаться директору! Эта новая учительница никогда не любила Эрика, зато боготворила Дэниэла. Поэтому вину за все свои проделки тот сваливал на Слендера. Про молодую учительницу все, кроме уродца, быстро забыли, и заступаться за него было некому. Мать Слендера начала пить, тушила о него окурки, била. А после данного инцидента заявила, что сына у нее больше нет и выгнала из дома.***
Шел сильный дождь, такой сильный, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. - Дэниэл, ты... Ахахахаха! Молодой юноша вывалился из паба с хохочущей девушкой под боком. Оба были пьяны и счастливы. Одна из теней паба и вдруг двинулась за ними. Молодой человек, распрощавшись со своей "дамой", двинулся дальше, покачиваясь и распевая песни. Тень внезапно стала невозможно высоким и худым человеком. Он протянул руки и зажал рот парня. Хрустнула крепкая шея, и тень исчезла. Убийцу нашли через две недели и положили в больницу для душевнобольных. Так Слендер распрощался с детством.***
- Обед, Сленди, - очаровательная молодая девушка появилась словно бы неоткуда, толкая перед собой тележку с тарелкой овсянки. Среди белых стен, на совершенно белой кровати лежал тот самый уродливый мальчик, уже ставший юношей, лет 26. Его тонкая кожа, полностью обтягивающая несуразно длинные мышцы, сливалась со стенами, а белый халат нисколько не выделял слишком высокую фигуру на фоне стен. За то время, пока он был в "лечебнице", его лицо, да и он сам, претерпел изменения. Он вырос, руки уже не волочились по полу, но болтались немного ниже колен. Ни глаз, ни носа, ни рта у него не было, хотя последний появлялся, когда надо. Это всегда было довольно болезненным процессом, так как ткани и мышцы разрывались, только для того, чтобы образовать узкую щель внутри которой находилось три ряда мелких острых зубов. У него появились черные тентакли. Из психиатрической больницы, куда его, по сути, запихнула собственная мать, Слендера забрали, присмиревшего, для опытов. После нескольких лет вживления в него частичек спрута и скрещивания генов Слендера и животного, они добились того, что у подопытного могли вырастать щупальца из спины, а лицо полностью затянулось бледной и тонкой кожей. Слендер был образован и, из-за практического отсутствия рта, вдруг научился разговаривать телепатически. Он не признавал никого, кроме девушки, которая проводила с ним очень много времени и являлась его "сиделкой". Даже чудовищам нужен собеседник. Она лаского называла его "Сленди" и бесстрашно улыбалась в ответ на скупые шутки оного. Она почти не прикасалась к нему, но изредка они держались за руки. Они много часов сидели в полнейшем молчании, переговариваясь лишь с помощью мыслей. Слендер узнавал больше о внешнем мире, а Элизабет с удовольствием слушала рассказы о старинных художниках, архитекторах, композиторах, полководцев. Вместе они сравнивали "век нынешний и век минувший". И вот однажды Слендер услышал ее стон. Это было ночью, но в белой камере было светло, как днем. Чудовище из всех стонов знало лишь стон боли, поэтому и решил, что его "возлюбленная" в опасности. Да, он действительно любил ее, и лишь одна она удерживала его от того, чтобы не разнести в ненавистной лаборатории все к чертям. Между тем Слендер не смог добраться до ее сознания, оно было заблокировано чем-то сильным. Таким сильным чувством мог быть лишь страх...или любовь. Стоны стали громче и протяжней, к ним присоединилось еще чье-то рваное дыхание. Слендер заметался в своей тюрьме, пытаясь определить, откуда доносятся звуки. Стена, за которой находилась его Элизабет, поддалась чудовищу лишь с седьмого раза. К тому времени его кулаки покрылись черной кровью, а тентакли болели, из разорванного рта и спины также текла кровь. Он выбежал в коридор в тот момент, когда доктор, что мучил его, снимал с себя Элизабет. Дикая ярость застлала сознание отвергнутого чудища. С диким ревом, он бросился на влюбленных, раскидал их в разные стороны и медленно пошел на доктора. Он должен был умереть медленно и мучительно. Однако Элизабет встала перед ним, решительно раскинув руки. Слендермен остановился, не смея при коснуться к столь чистому существу, когда вдруг заметил на ее шее засос. Она была осквернена. И кем! Ее обезглавленный труп еще не успел упасть, окрасив белые стены в коридоре в красивый бордовый цвет, как крик любовника раздался в коридоре. Послышался громкий топот, завыла сирена. Слендер даже не посмотрел на труп своей возлюбленной, наступив на него. Его длинный язык вывалился изо рта и теперь изгибался, словно змея. Пули отскакивали от чудовища. Он прорвался сквозь толпу, оставляя за собой кровавый след из чужих трупов. В гардеробе он схватил костюм, специально заказанный для него. Иногда он и Элизабет гуляли в парке, а за ними следовала четверка тренированных медбратьев, готовых кинуться на взбесившегося "пациента" в любую секунду. Но сейчас это было не важно. Слендер скрылся, сбежал. Говорят, что после недолгого странствия он остался в лесу, который теперь все обходили стороной. Никто оттуда не возвращался. Слендер никогда не был чудовищем сам по себе. Жизнь, люди сделали его таким.***
На луну набежала темная туча, и чудовище очнулось. Он осторожно подхватил то, что осталось от тела, и понес его на своеобразное кладбище. Через неделю придут другие. Всегда приходили. Больше всего в самозванцах Слендермена бесило то, что они срывали его рисунки - единственное, что он умел делать в школе и что делал по сей день. Он ненавидел людей, всем своим странным и страшным сердцем, а они ненавидели и боялись его. Кто виноват? Решать вам.