Лина.

Лина улыбается. Слабо, даже болезненно. Ввалившиеся глаза на фоне чёрных кругов, на практически белоснежной коже, выглядят ужасно. Считай не естественно. Плечи настолько худые, что складывается впечатление, будто кости вот-вот порвут тонкую кожу. Белоснежка без гномов – смеются не-до-друзья. А она улыбается. Ей врут, а она улыбается. Еле держится на ногах, чуть ли не падает, но улыбается. Её режут. Думают, не замечает. Она замечает, но улыбается. Друзья-враги сначала резали, заходя спереди, не стыдясь. Лина не отбивалась, только улыбалась, иногда лишь рассеянно бродя взглядом по лицам бывших близких людей. Сейчас уже взгляд не цепляется, а она продолжает улыбаться. Её начали подло резать, буквально кромсать, нападая со спины. Она чувствует. Всё чувствует. Старые раны уже не заживают, гноятся. С каждым днём появляются новые. Спина как вспаханное поле. А она улыбается. Люди смеются, пальцем тыкают. Кто-то брезгливо морщится, обходит. Улыбка всё ещё держится на её нитках-губах. Изрезанная, избитая она продолжает растягивать рот в улыбке. Добродушной такой когда-то, тёплой. Сейчас бы тоже она была тёплая и яркая, даже солнечная, да сил нет. Истощенная, имея почти неживое тело, Лина улыбается. Она знает, что когда-нибудь тьма уйдёт и заберёт с собой всё плохое. А следом появится солнце. Рыжее такое, веснушки дарящее. Лина верит. И улыбается.