Варвар

      Меня зовут Эврих из Феда. Я — аррант, уроженец просвещённой Аррантиады и, во имя репьев, прицепившихся к подолу Прекраснейшей, когда-то я считал, что люди, появившиеся на свет не в этом оберегаемом всеми Светлыми Богами уголке земли, куда проще и глупее, чем мы. Судьба позволила мне отбросить это глупейшее заблуждение. Вы спросите, как? Что ж, добрые господа, всё очень просто. Семь лет назад я странствовал по миру с одним из дикого племени веннов. И только теперь, оставшись один, я понимаю, что этот человек был куда лучше меня и всех тех учёных мужей, с которыми я имел честь быть знаком. Один из немногих, кто, не смотря на все жизненные ошибки и прегрешения, всё же остался человеком.       Его имя — Волкодав. Вместе с ним мы проходили огонь и воду, каждый день, казалось, был похож на дурной сон: драки, столкновения, издёвки и мелкие ссоры — всё это делало общение с варваром острым и колким, а жизнь с ним — опасной. И как же трудно было, против воли отринув всё это, погрузиться в рутину, которая неизменно сопутствует учёным. Сколько раз за те семь лет я желал, сидя в кресле в тёмных покоях, чтобы ко мне зашёл он, воин из рода Серых Псов, и вновь увлёк на путь, полный трудностей и невзгод!       Помню тот ужас, что я испытал, поняв, что его уже нет. Сейчас я могу лишь смеяться со слезами на глазах прошлой безумной надежде. «Он жив!» — думал я, вглядываясь в бегущих от землетрясения каторжников, надеясь в этом живом потоке разглядеть его. Думал, приглашая старых друзей в ту экспедицию на останки Самоцветных гор. И все они, кивая, говорили: «Эх, учёный, ты неисправим. Кому могут быть интересны скалы да обломки?». И всё равно шли за мной. Может, они, как Тилорн, могли, лишь глядя в глаза, видеть человеческую душу? Может, они и тогда знали, что мои надежды — ничто?       С недавних пор мной овладела идея посетить те места, которые были памятны для моих друзей. Мой интерес как ученого вовсе не остыл, — не допусти этого, Прекраснейшая! — но немного поубавился. Мои «Дополнения» к Салегрину Достопочтимому уже много зим назад перестали быть верхом того, к чему я стремился и над чем работал. Сейчас уже трудно представить ту библиотеку в нашей просвещенной Аррантиаде, где бы не было хотя бы одного тома, написанного мной. И я устал от этих книг, от долгого ученья начинают болеть глаза, хочется встать и разогнуть спину. А когда я перечитываю написанные мной научные труды, я понимаю, что хотел бы добавить туда что-то, и мог бы, да не успел. Ведь все, что действительно было грандиозным и величественным в моей жизни, показал мне Волкодав.       Я вспоминаю те походы по горам, где мы видели величайший в мире храм, и стали первыми, кто за многие сотни лет лицезрел светлый лик Богини-Матери. Вспоминаю, как говорил с племенем летунов, покоривших божественные небеса. Вспоминаю то знакомство с Каменным Всадником, которое чуть было не стало последним, что мы пережили на этом свете. И понимаю, что хочу повторить все это, пережить еще раз, хоть на один короткий миг. И именно это желание заставило меня собраться в путь.       Моей целью стало место, которое, по рассказам Ниилит и Тилорна, с которыми я иногда встречаюсь в Беловодье, стало местом их знакомства с Волкодавом — руины замка Людоеда. Быть может, там я смогу узнать что-то, что подаст мне идею для новой работы, в которую я смогу погрузиться целиком и которая излечит меня от этой губительной тоски.       Оседлав свою гнедую кобылу, я сел в седло и выехал из города, оставив дом, служанок и свою недописанную, и даже для меня невероятно скучную работу на волю богов. И кто знает, насколько? Впрочем, клянусь пылью, по которой ступала Прекраснейшая, я не жалею об этом решении ни на мелкую монету!       Путь был долог и труден, и я рад, что мне не пришлось еще раз пересекать Великий Океан, чтобы достичь своей цели. Когда же перед моими глазами заплескались могучие воды Святыни, я почувствовал непонятное тепло, разливающееся по телу. Именно так когда-то смотрел на эту реку Волкодав, когда наши странствия привели нас к ней. Конечно, он тогда не сказал ни слова — да, особой разговорчивостью брат мой варвар никогда не отличался. Но по его глазам я видел, как он радуется встрече. Мне кажется, только я начал по обрывкам его фраз и взглядам определять настоящие чувства этого полудикого венна, как он исчез, пропал из моей жизни и из подлунного мира.       Я вздохнул и, стараясь не поддаваться темным мыслям, тронул поводья. Еще стоя на невысоком холме, с которого я осматривал открывшиеся предо мной просторы, я заприметил небольшую деревушку посреди леса у одного из притоков великой реки. И это было единственным поселением на многие мили вокруг. Так что я, измученный двумя днями, проведенными в седле, направился прямо туда, в надежде получить ночлег и ужин у кого-то из добрых крестьян. Благо, теперь мне было чем расплатиться за гостеприимство — труды ученых стали цениться очень дорого!       Деревушка казалась новой, деревянные срубы домов еще не успели потемнеть, как старые хаты, которые стоят на земле уже не первый десяток лет. Несколько собак знаменитых веннских пород, издревле использующиеся для охоты на волков, пробежали по улице, по пути внимательно глянув на меня, но даже не залаяв. Несколько удивленный этим, я прошел дальше, делая зарубку в памяти, чтобы расспросить хозяев этих собак, почему они так терпимы к чужакам. Видимо, боги благосклонны к этой деревушке — я видел огромные огороды и трудолюбиво сеющих что-то на них крестьян, просторные дома, откуда выходили молодые девушки, каждую из которых можно было бы назвать украшением этого светлого мира, и веселые дети, не отягощенные никакими заботами.       Множество птиц парили над домами, и их пение ласкало слух, как игра мастера на необычайном инструменте. Яркие лесные цветы соседствовали с редькой и картошкой, не мешая друг другу. Меня поражала эта гармония с дарами природы, особенно после нескольких лет затворнической жизни в пыльном доме в городе. И еще все более утверждался в мысли, что мне нужно просить ночлега именно здесь. Эти улыбающиеся, счастливые люди просто не могли отказать мне в месте на лавке. Но вот у кого просить разрешения остаться на ночь?       Мимо меня пробежали двое близнецов пяти-шести зим от роду. С первого взгляда я принял их за девочек из-за светлых и длинных, чуть ли не до плеч, волос. Но широкие плечи и крепкие ноги, да и мальчишеские лица, которые я разглядел, когда малыши развернулись, в мгновенье излечили меня от этого заблужденья. У одного из них были светлые голубые глаза, в которых отражалась лазурь небес, а у другого — серо-зеленые, пронзительные, в чем-то немного знакомые.       Я соскочил с лошади и взял ее за поводья, присев перед мальчиками на колени. Спина неприятно хрустнула — да, молодость прошла. Теперь, думаю, даже Волкодав, если бы он мог увидеть меня, не назвал бы меня мальчишкой. Ученые морщинки исчертили лицо, а в волосах теперь немало серебра. Но кровь моя все еще горяча. Если бы не она, я бы никогда не пустился в это странствие, побоявшись за свои болезни и затвердевшую от вечного сидения над бумагами поясницу.       Дети отошли на шаг. Голубоглазый мальчик спрятался за спину брата, который грозно и серьезно смотрел на меня. Нет, я решительно узнавал этот взгляд! Я встряхнул головой, отгоняя ненужные мысли, и улыбнулся близнецам.       — Скажите-ка мне, маленькие варвары, где здесь можно переночевать? — открыто спросил я, глядя на мальчиков.       Да, даже в преклонные года я не отучился называть веннов варварами. А, быть может, и не хотел изменять этой старой привычке, храня ее, как память? Одни боги знают! А я точно знаю, что уже никто и никогда не скажет мне…       — Не смей называть моих детей варварами! — внезапно прозвучало за спиной.       А я сидел, глядя прямо перед собой и все не в силах разогнуться. И вовсе не из-за больной поясницы…