Сопутствующий ущерб

В последующие годы свой первый выезд на задание Интегра Хеллсинг вспоминать не особо любила. Не любила думать о том, что, возможно, именно тогда дяде Ричарду пришла в голову собственная трактовка термина «сопутствующий ущерб»; как, впрочем, не жаловала все связанные с дядей воспоминания вообще. Не любила, потому что именно тогда рассеялась само собой разумеющаяся уверенность в скором выздоровлении отца. Не любила вспоминать, как цену своим ошибкам узнала с того самого первого раза. Свой самый первый, строго говоря, выезд Интегра за таковой даже не признавала. Непосредственное знакомство с оперативной работой семейной организации поначалу обернулось сплошным разочарованием. Прежде всего, выяснилось, что отец не едет, а её отправляют с дядей Ричардом. — Замучали в больнице. Со мной поедешь как-нибудь в другой раз, — подмигнул отец и состроил притворно-строгую мину. — Эй, не думай отвертеться! Насупившись, Интегра завела было тираду про какое там отвертеться, он ей сам давно обещал, она столько ждала, взрослые всегда так: пошутят про «отвертеться», а потом скажут, что она сама... Но, наученный горьким опытом, отец весело перебил её: — Не нуди. Вот родственнички на мою голову! Небрежно обозванный «родственничком» дядя Ричард действительно, по обыкновению, нудел. Убегая наверх переодеваться, Интегра ещё расслышала про «без неё хлопот хватает» и «двенадцать лет». Она успела переодеться, пройтись до лестницы в туфлях и тут сообразить, что, нет, бегать в них, если придётся, будет полной нелепицей, успела переобуться в ботинки, отказаться от мысли сменить ещё и юбку на брюки, слишком уж долго копаться, слететь вниз, перевязать левый шнурок — а отец с дядей всё приглушённо бурчали. — Только тут тебе не игрушки, — напутствовал Интегру отец напоследок. — Слушайся дядю во всём. — Не маленькая, понимаю. Дядю её заявление, кажется, не слишком воодушевило, но хотя бы перечить он больше не стал. Со сладким замиранием сердца и лёгкой, пробивающей в пот опаской Интегра предвкушала погоню, хитроумные обходные маневры, схватку не на жизнь, а на смерть, попытки коварной, загнанной в угол твари замаскироваться под непричастного человека или выторговать свою нежизнь — как в захватывающих рассказах отца. Однако по прибытии на место Ричард оставил её в компункте, посадив в фургончик с радиооператорами и велев не высовываться. О происходившем Интегра знала только то, что дядя коротко пересказал ей по дороге. «Хеллсингу» удалось отследить двоих недавно обращённых вампиров, и теперь, в наименее рискованное дневное время, предстояло оцепить дом, где те отсиживались, и уничтожить их. Свесив ноги, Интегра уселась прямо на пол у распахнутой двери фургона и высунулась всё-таки, дерзнув нарушить букву указания дяди и сожалея немного о данном отцу обещании слушаться. Но разглядеть отсюда всё равно ничего не получалось. Оставалось только пытаться выстроить картину происходящего по звукам предупреждений из громкоговорителя, по раскатам перестрелки, по лихорадочным неразборчивым переговорам по радио. — Вот и всё, мисс Хеллсинг, — добродушно улыбаясь, сообщил ей радист после того, как стрельба уже некоторое время как стихла. — Плёвое дело. Совсем зелёные попались. Только наглые, как всегда, по неопытности. Сообщение разочаровало Интегру, пускай участия в нападении она и не принимала. Нехорошо, конечно, желать, чтобы солдатам «Хеллсинга» попался противник поопытнее, но хотелось всё-таки в первый свой выезд столкнуться с чем-то особенным. Старший лейтенант Мэлоуни раз похвалялся, что раньше все солдаты, пережившие стычку с матёрым вампиром, таким, который сразу по упокоении рассыпается в прах, делали себе татуировки, в которые частичку этого праха и втирали, на удачу. Суеверие, бесспорно, и, хотя не опасное, нежитью так не станешь, но негигиеничное, — а всё равно Интегре казалось, что от подобного знака на память она не отказалась бы. Пускай даже все домочадцы, даже многое позволявший отец, были бы возмущены до глубины души подобной выходкой юной леди. С вампирами было покончено, но группа ещё задержалась на пару часов, обходя и опрашивая, а заодно проверяя на вампирскую заразу соседей. Забарабанивший по крыше фургона дождик почти сморил Интегру, когда вернулся наконец дядя и они тронулись домой. Обиженная Интегра готова была поспорить, что дядя, оставив её в компункте, начисто забыл и о поручении отца, и о ней самой. Будто спохватившись и желая загладить вину, на обратном пути он принялся рассуждать о деталях операции: как по нескольким недостаточно осторожным нападениям отследили сегодняшних вампиров и выследили их место жительства, по какой стандартной схеме проходила зачистка, но Интегра, хотя и поднырнула примирительно под руку дяди, приобнявшую тут же её за плечи, объяснения его слушала вполуха, а сама с досадой размышляла, что наверняка на долю директора организации активного участия в уничтожении вампиров почти не перепадает. Солдаты и их непосредственные командиры, похоже, прекрасно справляются и без него. Дело руководителя — спланировать операцию да отчитаться по исполнении. И куча прочей бумажной работы, особо объёмные и неприятные образчики которой отец с дядей порой проказливо, как маленькие, подсовывали друг другу, пока одному из них не надоедало или пока очередной отчёт, опрос или запрос не оседал на столе Уолтера. Что касается рассказов о похождениях бравых охотников на вампиров, должно быть, те остались делом прошлого, когда «Хеллсинг» ещё только-только становился на ноги, времён деда или отцовской молодости. Если отец не насочинял вообще. Впрочем, покалывающий щёку рукав дяди Ричарда хранил лёгкий запах пороха. — Ну и как всё прошло? — поинтересовался отец за ужином, заметно изводясь нетерпением, и, когда Интегра отозвалась всего-навсего вялым: «Нормально», — нахмурился и приуныл. — Ну вообще-то из компункта мало что было видно, — постаралась загладить недостаток энтузиазма к делу его жизни Интегра. — Даже не заметила, как всё кончилось. Дело, говорят, выдалось плёвое. Отец сердито кинул звякнувшую о фарфор вилку. Интегра спохватилась, что «плёвое» могло оказаться не очень хорошим словом. Хотя не должно, оно ей, вроде, даже в книгах попадалось. — Дикки? — Конечно, я оставил её в безопасности с радистами. — ...твою налево! Дома ты мог её оставить с тем же успехом, что с радистами! Я хотел, чтобы Интегра собственными глазами увидела... — Я сразу сказал, что не потащу её на ликвидацию. А если бы что случилось? Ты бы меня с дерьмом сожрал! Не очень хорошие слова, похоже, родных Интегры сейчас беспокоили меньше всего. — Ничего бы не случилось. Скажи прямо, поленился приглядеть за ребёнком... В примирение Интегра несколько раз терпеливо повторила: «Ничего страшного, зато дядя Ричард потом мне всё очень подробно рассказал». С укором она глянула на Уолтера, который не раз советовал ей обуздывать свой чересчур звонкий голос, утверждая, что, когда вокруг кричат, лучший способ быть услышанным — это говорить тихо, и присоединила к гомону спорщиков пронзительный девчачий фальцет. Казалось, на этом вопрос об её участии в боевых операциях закрыт был надолго. Тем не менее, однажды поздно вечером — Интегра едва успела задремать — отец растормошил её. — Интегра? Вставай, у нас новый вызов. Поедешь на задание. Поднялась она мигом, а чтобы проснуться, понадобилось с минуту пошатывания. И чтобы понять услышанное. — На задание? Ты едешь? Или дядя Ричард согласился? — Поедешь с Уолтером. Собирайся быстро, на сей раз срочное. Интегра послушно нашарила сложенную на стуле подле кровати одежду. Натянув майку, тупо застряла, пытаясь разобраться, не наизнанку ли, и только тогда догадалась надеть очки. И проснулась окончательно. «Срочное, сказано же, срочное!» Быстро натянув остальное и не причёсываясь, затолкав щётку в просторный карман, Интегра спорхнула вниз по лестнице, не на шутку опасаясь сердитого: «Пока ты копалась, все уехали». Но все ещё ждали в холле, а отец как раз только-только тяжело спустился, опираясь на трость и на перила. «Дурацкие туфли!», — спохватилась запоздало Интегра, но махнула рукой: какая разница, бегать всё равно не придётся. Явился в холл и дядя Ричард в домашнем пёстром халате. Недовольно скрестив на груди руки, не упустил возможности хмуро предостеречь: — Ничем хорошим это не кончится, вот увидишь. Отец доковылял наконец до самого низа, опёрся грузно обеими руками на трость, но с довольной, несмотря на трудности со спуском, улыбкой оглядел собравшихся и отрезал: — А если не начнётся — то тем более ничем не кончится. Ни хорошим, ни плохим. — Прошу, мисс Хеллсинг, — произнёс Уолтер у неё за спиной. Интегра привычно ждала, что он подаст ей плащ, но на плечи легли ремни лично для неё, мелкой ещё и леворукой, пошитой кобуры с небольшим пистолетом. И тут стало совершенно ясно, что на сей раз её ожидает совсем другой опыт. Плащ она лишь накинула, не застёгивая, будто прямо за порогом дома могла возникнуть необходимость быстро выхватить из кобуры пистолет. И вскользь уже слышала беззлобные привычные пререкания отца и дяди. — Не упрямься, дай руку. Помогу подняться. — Обойдёшься. У тебя своих две есть. — Артур, но всё-таки, она совсем ребёнок... — Я тоже был бы не прочь подождать, пока она вырастет. Позже Интегре очень хотелось верить, что, несмотря на возбуждённость, на предвкушение настоящего дела, она хотя бы на миг ощутила двойное дно легкомысленного отцовского ответа. Но конечно же, тогда её донимали совсем другие вопросы. Придётся ли ей самой, правда, стрелять? Получилось бы у неё проследить перемещение вампира, молниеносное, почти неуловимое человеческим взглядом — но ведь всё-таки почти? Отчего все так мешкают, если задание срочное? Догадалась она верно: выезд с Уолтером был совсем другим делом. Уолтер не просто позволил ей ходить за ним везде по пятам — напротив, он держался позади, предоставляя ей свободу соваться, куда заблагорассудится, изредка лишь предостерегая или направляя лёгким прикосновением к плечу или сдержанным замечанием: «Мисс Хеллсинг, не лучше было бы...». Интегре, впрочем, и самой хватало разумения не вставать на пути у бегом спешащей группы солдат или не рваться за оцепление, на улочки пригорода, откуда доносились выстрелы и время от времени выводили людей для проверки и оказания помощи. В голове прояснялся ход операции и снова тонул в деталях, которыми чересчур охотно снабжал её Уолтер. Интегра жадно пыталась разобраться в тактике и запомнить, как Уолтер в микрофон корректирует действия по мере поступления свежей информации («вампиры, увы, ускользнули. Упырей придётся зачищать вручную»). По громкоговорителю каждые несколько минут раздавалось сообщение: «...избегайте любых контактов со всеми, кроме лиц в военной форме». — Обычному человеку ведь несложно удрать от упырей? Если он знает, что убегать надо? — пробормотала Интегра больше для себя, но Уолтер отозвался мгновенно, приподняв оградительную ленту и жестом пригласив Интегру ступить в зону боевых действий. Пригнувшись и оказавшись там вслед за ней, Уолтер будто невзначай поправил перчатку. Интегра живо вспомнила, что перчатки Уолтера сейчас наверняка не только деталь униформы, и достала из кобуры собственный небольшой, дамский, как с раздражающим поддразниванием говорил отец, пистолет. Упыри действительно передвигались медленно, но в этой равномерной медлительности, особенно когда они двигались прямо на дула расстреливающей их группы, было что-то жуткое, сковывающее собственные движения, заставляющее поверить, что почему бы и не подпустить их ближе — ведь в любой момент можно быстро уклониться, отбежать. Но не неестественный завораживающий темп напугал Интегру сильнее всего. По виду упыри ничем не отличались от людей. Разве что люди в здравом уме не идут навстречу выстрелам — хотя в состоянии шока бывает и не то. И у самых первых из них, теоретически, уже должна была проявиться, как там, «мертвенная восковая бледность» — должно быть, скудный свет раннего утра не позволял различить разницу. И абсолютно лишённые всяких эмоций лица... Интегра со страхом понимала, что всего этого недостаточно, чтобы она могла поднять оружие и выстрелить с уверенностью, что упокаивает чудовище, а не убивает человека. — Выглядят совсем как живые, — вырвалось у неё, и Уолтер за плечом услужливо, но бесполезно уточнил: — Через пару дней следы разложения становятся заметны. Однако этих людей обратили в течение последних часов. Группа военных «Хеллсинга» двинулась дальше, просвечивая фонарями поверх низких изгородей дворики перед домами. Обойдя трупы упокоенных, Интегра едва сдержалась, чтобы не подобрать подол юбки — чуть ниже колена, что за блажь, испачкать никак невозможно. В горле стоял ком. Больше всего хотелось немедленно развернуться и возвратиться в компункт, где упыри и пострадавшие оставались бестелесными сообщениями. Нет уж, решила она. В конце концов, дома она могла сидеть с тем же успехом, что и в компункте. Упыри — не люди, хотя выглядят как люди, им невозможно помочь, «Хеллсинг» уже сто лет ищет способы и ничего лучше серебряной пули пока что не придумалось. Значит, надо просто привыкнуть. Из более глубокого, чем казалось, дымчатого утреннего полумрака в яме въезда в подземный гараж на них с Уолтером, пошатываясь двинулась человеческая фигура. По ходу у неё будто сама отвалилась голова и брызнула кровь из рассечённой груди, и только когда Уолтер опустил руку, Интегра с лёгкой отстранённостью ощутила слабость в коленях. — Будьте бдительнее, мисс, — вздёрнул её суровым замечанием Уолтер и заговорил сердито в микрофон. Не разбирая слов, Интегра тупо глядела на стиснутый в руке пистолет. Уолтер же не имел в виду, что ей следовало самой?.. Или именно это, или сейчас велит, нет не станет же он приказывать ей, — но ненавязчиво, как всегда, подтолкнёт вдруг... — Я распорядился прочесать этот участок заново. А пока что нам лучше возвращаться, мисс Хеллсинг. Здесь небезопасно. На негнущихся ногах Интегра брела перед ним, будто перед пастухом. Стылость раннего утра ознобом пробралась под одежду, приморозила к ладони пистолет холодом, какого поздней весной в принципе быть не могло. По возвращении ей разрешили нагнать утренний сон, вразрез с любыми расписаниями и предписаниями. Но в свете дня, пускай и скудно процеженном сквозь плотные шторы, сон, подобно другим древним порождениям ночи, рассыпался в прах, в песочную пыль из детской сказки, и взвеси её недоставало, чтобы забыться, отключиться от переживаний хотя бы на пару часов. Перед глазами мельтешил обманчивый полумрак, который, вопреки логике, сгущался перед лицами приближавшихся человеческих фигур, и Интегра не могла определиться, стрелять или нет. — Я не смогу, — пролепетала она вслух и с ужасом подумала, что для отца сейчас её «не смогу» грозит оказаться не менее смертельным, чем выстрел. Днём ей было велено явиться в кабинет отца на совещание по итогам проведённой операции, будто Интегра и впрямь была полноправным участником, а не таскалась рядом не пришей кобыле хвост. Отец занимал неизменное кресло, вертя в руках паркер вместо запрещённой врачами сигары. Выглядел он приободрившимся, даже морщин на лице, кажется, поубавилось. Уолтер стоял, вытянувшись в струнку, рядом, упорно держась как слуга, а не ответственный за выполненное задание. Интегра с дядей Ричардом сидела напротив, и дядя зачитывал с разрозненных листов только-только сведённый в единое целое отчёт. — По итогам, вампиры с места скрылись, ведутся стандартные поисковые процедуры. Упырей ликвидировано тридцать шесть. Боевой состав: погибших нет, раненных — двое, оба легко, заражённых нет. Гражданских: погибших, не обращённых, — один, — цифра была произнесена неуместно бодро. Прервавшись, дядя копнул стопку бумаг и процитировал из заключения патологоанатома: — Голова отсечена одним ударом исключительно острого клинка, также имеются глубокие резаные раны в области груди на уровне... Перед глазами Интегры успела вырисоваться фигура, размахивающая исключительно острым блестящим мечом, пока не стало очевидно, что и умолкнувший дядя, и отец пристально смотрят на Уолтера. — Объяснись, — тихо, холодно проронил отец. Голова отсечена... исключительно острым... одним ударом... голова будто сама отваливается на ходу, хлещет кровь... — Уолтер защищал меня! — выпалила Интегра притягивая к себе взгляды всех троих. — Он... Мы зашли за оцепление. Я хотела посмотреть упырей живьём, — Господи, какие упыри живьём, что она несёт? — Ну... На упырей, в общем. А потом, — потом ей же хотелось повернуть назад, но не решилась, дурочка. — пошли дальше. И этот... человек вышел прямо на меня. И было почти темно, и Уолтер... испугался, наверное, за меня, — Интегру несло, но сложить торопливые объяснения в связный рассказ никак не удавалось. — Это всё я виновата. Если бы я вернулась сразу или вообще не пошла смотреть на этих... упырей... Уолтер глядел на неё с редким для него выразительным изумлением и вроде как немного с обидой: то ли за то, что Интегра сочла необходимым взять его, солидного пожилого дворецкого, под защиту, то ли за то, что делала это с неподобающим для юной леди косноязычием и порывистостью. Лицо отца багровело, не предвещая ничего хорошего. — Чего и следовало ожидать, — раздался сбоку голос дяди. — Артур, я ведь предупреждал, что к добру твоё упрямство не приведёт. Девочке не место... — Выйди, пожалуйста, на минутку. И ты, Уолтер. Я хочу поговорить с Интегрой наедине. Уолтер подчинился с полуслова, выскользнув из кабинета незаметно, как тень. Дядя Ричард же замешкался, оглядываясь всё через плечо и явно ожидая, что брат вот-вот остынет и переменит решение. И лишь категоричное, резкое «Вон!» заставило его убраться. Негромкий хлопок двери прокатился по кабинету. Отец склонился к столу, тяжело подперев широкий лоб ладонью. Интегра застыла ни жива, ни мертва, избегая малейшего лишнего телодвижения, не решаясь даже хлюпнуть набежавшими в глаза и нос слёзами. Дурацкая девчоночья физиология. Она, Интегра, меньше всего сейчас желала для пущего позора ещё и разреветься. — Это моя вина, да? — решилась наконец спросить Интегра и трусливо жаждала услышать: «Разумеется, нет! Глупость какая, напридумывала себе». Кому может прийти в голову винить её, всего-навсего двенадцатилетнюю девчонку, когда идея отправить её на задание принадлежала отцу, когда Уолтер допустил трагический, нелепый для профессионала промах? — Да, — глухо подтвердил отец. — Твоя. И будет твоей, в большей или меньшей степени, но всегда в первую очередь. Такова доля руководителя. Если ты готова взять это бремя на себя. Слёзы хлынули теперь, без звука, покатились, горячие, по щекам, задребезжали противной нетвёрдостью в слишком звонком голосе: — Я не знаю. Ты ведь отправил меня, чтобы проверить, да? С нервным, невесёлым смешком отец поднял голову. — Чтобы проверить. Но, Бога ради, Интегра, не тебя! А получилось, что тебя, — увлекшись, он прикусил зубами кончик паркера, вытащил с досадой изо рта. — И как тебе, понравилось больше, чем в прошлый раз? — Папа, ну как ты можешь спрашивать после того, что случилось? — Нет, — он мотнул головой и скривился от резкого движения. — Если отбросить то, что случилось. Интегра, постарайся, пожалуйста. Мне очень это важно. Интегра прекрасно понимала, насколько ему важен её ответ, честный, прежде всего, и ещё яснее понимала с каждым взглядом на посеревшее за последнее время лицо, которому даже прилившая кровь здорового вида отнюдь не добавляла. И морщин не уменьшилось, просто кожа натянулась от скверно выглядевшей одутловатости. — Да, — призналась Интегра с облегчением, подумав. — Да, на сей раз было гораздо увлекательнее, — несмотря на то, что принесло больше потерь, со стыдом заставила признать себя она. — Только не знаю, смогу ли я... Выстрелить, приказать выстрелить. Как быть, если даже Уолтеру случается ошибаться? — Случается, — мрачно согласился отец. — Всем. На войне это называется «сопутствующий ущерб» — когда во время военных действий неизбежно гибнут гражданские. А мы как раз ведём непрерывную войну с нежитью. И постоянно тебе придётся взвешивать, что приведёт к худшим последствиям: гибель непричастных людей или из-за твоей нерешительности ускользнувший враг. Размышляй, продумывай различные ситуации, сомневайся. Чтобы не колебаться в тот критический момент, когда надо будет отдать решающий приказ. Сомневайся, чувствуй вину, задавайся вопросом, правильно ли ты поступила на сей раз. И помни, что, когда сомнения и вина уйдут, придёт время усомниться, подходишь ли ты для должности, на которой приходится отвечать за чужие жизни. Растерев мозолистым большим пальцем её слёзы, отец ласково растрепал на макушке распущенные длинные волосы. — Не переживай. За сегодняшнее я возьму на себя твою вину, и поверь, многое бы отдал, чтобы не только за сегодняшнее. А теперь сбегай за нашими собеседниками. Пускай кто-нибудь с головой помоложе уточнит, применимо ли в нашем случае понятие сопутствующего ущерба. Однако Интегра, уткнувшись в широкое плечо, с его просьбой не спешила, ошеломлённая кристально прозрачным осознанием, что таких совещаний, разбирательств, трактовок понятий ей предстоит головокружительно много. А вот моменты, когда можно было застыть, спрятаться от целого мира у отца на плече, стремительно утекали сквозь бессильно сомкнутые вокруг его спины — её, вокруг её спины — его пальцы.