role reversal

Высокий рыжий парень на секунду-две отрывается от игры на шестиструнной любимице и обводит взглядом тускло освещенное помещение бара, что находится на окраине города N. Посетителей не так уж много, но сигаретный дым просачивается в каждую щель, создает некую дымовую завесу и першит глубоко в горле. Рядом, на таком же высоком барном стуле, сидит невысокий паренек и, почувствовав на себе внимательный взгляд, смотрит в ответ, и его губы кривятся в подобии усмешки. Он ожидал этого наблюдения. Впрочем, это не в первый раз, когда Чанёль, гитарист, раздевает его взглядом, проникает глубоко в душу и выворачивает ее наизнанку. Но Су это нисколько не смущает и не напрягает, потому что в ответ он потом не останется в долгу. Музыканта и вокалиста отвлекает перезвон колокольчика на двери, пришли новые посетители, и они снова возвращаются к работе\хобби - игре и пению. Чанёль мерно перебирающий струны своей малышки и Кёнсу, сидящий неподалеку, голос которого переливами льется под музыку, завораживают своим тандемом и дополнением друг друга. И снова Пак отрывается от дела, проводит чуть шершавыми пальцами с мозолями от струн (или не от струн ;) по бедрам Кёнсу и, склоняясь над мальчишкой, выдыхает в самое ухо "следующая песня наша", Кёнсу лишь согласно кивает и, облизав пухлые губы, устраивается удобнее на месте в ожидании гитарного сопровождения. Английский Кёнсу будоражит сознание Ёля, он в блаженстве единения звуков гитары и любимого голоса прикрывает глаза и немым шепотом повторяет, а после их выступления тут же утаскивает брюнета за руку на выход, через черный ход. На задний двор, где лишь пара баков и кирпичные стены, да урна для мусора. Хотя, по правде, это больше напоминает большую пепельницу, но это уже не важно. Сильные руки до боли сжимают бедра такого хрупкого на вид Кёнсу, пока он цепляется за плечи Ёля и обвивает ногами его талию. Тот в свою очередь вжимает в кирпичную кладку такого податливого сейчас вокалиста, терзает губы грубым поцелуем и ловит хриплый стон, едва не теряя рассудок. В голове гитариста тысяча и одна мысль о том, что сейчас бы он выкурил пачку сигарет лишь бы поймать хоть одну мысль, но он знает, что все бесполезно, ведь от тяжело дышащего Кёнсу так и веет сумасшествием\страстью и необузданностью, такой нетипичной для него. Одинокий желтый фонарь и сизый туман кроют в сеульской ночи двух дорвавшихся до ласк парней, а тем временем руки Ёля уже давно преодолели преграду в виде рубашки и футболки. Мерно оглаживая атласную кожу Су, пока с губ срываются стоны и вздохи, лаская слух гитариста, младший делает пару движений вниз-вверх на чужих бедрах, сильнее возбуждая. Пак встряхивает брюнета и припечатывает к стене, от чего тот чуть морщится и в отместку прикусывает верхнюю губу до крови. Их резкие движения напоминают больше поединок. То, как Кенсу забирается руками под футболку Ёля и царапает широкие плечи, теперь уже кусая мочку уха, а гитарист рычит что-то невнятное и цепкой хваткой за волосы оттаскивает голову парня от своей, усмехается, прожигая испытывающим взглядом, и хрипло роняет в желтый отсвет их личного Чистилища. -Никак не наиграешься? -Да пошел ты! - слышится в ответ, и Пак смеется, а младший резко подается вперед припадая губами к шее, испещряя ее поцелуями\засосами, как бы помечая свое. Ведь Пак его и ничей больше. И когда они уже покидают бар, закидывая паковскую гитару на заднее сидение машины, Кёнсу касается пальцами припухших от поцелуев губ, мысленно отмечая, что это стоит едкого дыма, это наполняет слизистую и обволакивает легкие, дарит лживую эйфорию и кружит сознание. Все эти томные вдохи\выдохи делимые на двоих. Ёль усмехается, растягивая губы в ленивом жесте, и собственнически забирается в очередной раз руками под футболку Су, а тот упирается позвоночником в холодный металл автомобиля и выдыхает. Старший оглаживает мягкие линии талии, заводит руку за спину парню и прощупывает позвонки, словно считает их. Будто он мастер, создавший это самое тело маленького Кёнсу, а тот вздрагивает раз-другой и выпускает внутреннего демона. Подается вверх, цепляя острыми зубами губы, кусая до крови, слизывая каплю за каплей, наслаждаясь рваным дыханием партнера, что выше на две головы. А потом, будто прося прощения, что для него ну совсем вот несвойственно, обсасывает с фанатичной нежностью припухшие губы. До острого слуха старшего доносится чуть хриплое "ты только мой", и он соглашается. Еще бы он отказался. И в знак, не то согласия, не то повиновения младшему, Ёль склоняется на одно колено, упираясь головой в чужой живот, сминая в кулаках уже порядком измазанную в крови и уличном смраде футболку. Тихое, но не менее хриплое ответное "только твой" заставляет Кёнсу улыбнуться едва ли не алчно. Или может это самодовольный оскал? Кто знает. Глаза наливаются черным цветом, Су вплетает пальцы в чужие волосы, оттягивая голову от своего живота, и заглядывает в такие же черные озера. Наверное, они не люди. Потому что такая буря в человеке просто невозможна. Она больше подобна шторму. Их то заносит нежностью в тихие улочки с легкими песнями и ленивыми переборами струн паковской гитары, то вздымает столбы пыли в сознании и несет подальше от города, подальше от людей и ближе к ощущению свободы. Вот так и сейчас, жадный поцелуй, и снова маски, снова светлые взгляды и звук открывающейся дверцы автомобиля на тихой, туманной улице. И лишь ранки на губах старшего да пятна крови на футболке Су свидетельствуют об истинной природе. Каких-то четыре часа и город позади. Далеко позади. Из динамиков доносится очередная песня AC/DC, Кёнсу подпевает и громко смеется довольным крикам Ёля, а тому сейчас много и не надо. Его мальчик рядом, и музыка из любимой малышки - Импалы 67 года - радует слух. Он счастливый человек. Абсолютно. *** Придорожный мотель встречает пылью в воздухе, замершей в полете, словно время остановилось по щелчку пальцев, и звонким лязгом ключей от номера 709. - Ну и ну, - роняет в сумрачную темноту комнатушки Су и проходит к двуспальной кровати, накрытой старым покрывалом с абсолютно безвкусным на вид рисунком из эпохи мажорных контрабандистов оружием. В ответ слышится хрипловатый смешок, и крепкие руки тут же утаскивают на кровать, роняя спиной на жесткий матрас, выбивая тем самым из легких кислород. Младший шипит, упирается руками в грудь нависающего над ним Пака. Но быстро сдается, ощущая привкус дешевых сигарет на своих губах. И пока язык старшего поддается блядским манипуляциям языка Су, одна его рука скользит ладонью под рубашку. Оглаживает плоский живот и тянется выше, к груди. Кёнсу начинает метаться по кровати, цепляет пальцами футболку старшего, и, царапая неаккуратными и резкими движениями, оголяет желанное тело. - Не торопись, детка, у нас вся ночь впереди, - с жаром выдыхает гитарист на ухо своего мальчика\господина и тем самым пускает волну мурашек по белой коже, которая открывается в тот момент, когда рубашка летит в сторону пыльного пола, а Су сглатывает вязкую слюну и мысленно проклинает Пака за медлительность. - Иди к черту, - роняет Кенсу, а старший отмечает чувство дежавю касательно брошенных слов и согласно сдается рукам, что притягивают к груди и оплетают плечи\шею. Брюнет жадно накрывает чужой рот поцелуем и прикрывает почерневшие от возбуждения глаза. И от возбуждения ли только? Спустя минут семь томных вздохов и полу-стонов вокалист отшвыривает в сторону футболку Ёля. Еще через мгновения в пыль летит вся остальная одежда. Уже возвращаясь в их общую реальность, Су чувствует широкую ладонь, накрывшую подрагивающий от желания член, и от резко накатившей очередной волны возбуждения громко вскрикивает, а после впивается зубами в удачно подставленное плечо, разбирая языком привкус пота и чего-то еще. Наверное, тот самый вкус гитариста, что знаком по ласкам в темных коридорах\переулках. Вкус свободы и непокорности. Но вокалист знает, что ему-то уж точно Ёль покорится. Черные глаза блестят в темноте в предвкушении удовольствия. Пак несдержанно рычит, когда младший покорно подставляется, раздвигая ноги и, усмехаясь, касается двумя пальцами полных, раскрасневшихся от поцелуев\укусов, губ. Шатен понятливо приоткрывает рот, начиная облизывать длинные пальцы с чуть шершавыми подушечками. Чанёля безумно заводит то, как он облизывает и посасывает их поочередно, иногда причмокивая и послушно вбирая подставленный третий палец. На подготовку старший не растрачивается и довольно бесцеремонно вставляет сначала один палец в сжавшийся анус, а потом и второй, растягивая узкие стенки, ловя губами стоны Кёнсу и лаская второй рукой его член. Отвлечение от дискомфорта срабатывает, но Су уже сам подается на пальцы, прося большего. Когда Ёль добавляет третий и достает до комка нервов внутри агонизрующего от желания тела, младший закатывает глаза и прикусывает нижнюю губу любовника, шипя в рот: "Трахни меня уже!", - и Ёль слушается, отмечая, что сам уже находится на грани. Не выдерживая осторожности Пака, Су подается навстречу, насаживаясь на увитый венами член гитариста, выкрикивая "fuck me!". С неким садизмом, Су перебирают паковские позвонки, оставляет следы полумесяцев от ногтей на лопатках. До боли. До крови. Переворачивается, оказываясь сверху и оставляя такие же полумесяцы россыпью на груди, прикусывая соски. Ёль лишь может беззвучно стонать и наблюдать, как его повелитель выгибается в спине, как приподнимается на его члене и снова опускается, даря неимоверное удовольствие обоим, и грубо сминать пальцами бледную кожу бедер. Ловить губами пухлые губы Кёнсу волшебно. Слушать его стоны волшебно. И не менее волшебно ощущать узость юного тела, его податливость и жар, который старший собирает губами, прикусывая горошинки сосков, рыча сквозь зубы, и коротким движением отбрасывая длинную челку с глаз. Кёнсу не отдает отчета своим действиям, ведь это он повелитель, это он владеет сейчас ситуацией, а не Ёль, но, тем не менее, стонать, как шлюха, жадно ласкать своим языком чужой рот, у него выходит отменно. Потому что, кончая, он собирает белесую жидкость с члена пальчиками и, ухмыляясь рычащему Ёлю, поочередно облизывает. Медленно. Тягуче долго. И уже теряется, в который раз, кто есть кто из них двоих, а потому припадает к паковским губам, терзая их до боли, прикусывая до крови, слизывая ту юрким язычком. Давая ощутить свой вкус, разделить его со своим рабом\хозяином, вжиматься в крепкое тело и вздрагивать от яростных толчков внутри себя, когда Ёль, не сдерживаясь и срывая все немыслимые заслонки, таки достигает вершины блаженства и, переворачиваясь, вдавливает хрупкое тело в смятые\спутанные простыни. Кёнсу глядит на него из-под отяжелевших век, уголки его губ ползут чуть вверх, изображая довольную улыбку\усмешку. Когда старший лениво прикусывает ключицу, Су вплетает пальцы в рыжие волосы и с силой оттягивает голову назад от себя, прожигая почерневшими глазами. Их ненормальная тяга друг к другу и безбашенным срывам из одного города в другой оправдывается сущностью. Любовью к свободе. Почерневшими глазами, в глубинах которых пляшут демонические огоньки, подначивая из раза в раз выяснять, у кого какая роль при следующем новом сплетении сущности\тел\эмоций. - От заката до рассвета? - выдыхает вокалист, смотря в почерневшие глаза напротив, и, замечая согласный кивок, вновь притягивает к себе Ёля, мысленно отмечая, что сегодня они сменили роли не один раз.