So happy together

Осень пришла в Москву. Промозглая, дождливая и навевающая тоску, особенно по контрасту с теплым, солнечным летом. Иные, благодаря заклинаниям, могли не мерзнуть, но Силу просто так расходовать не хотелось. Антон устало потер переносицу — в последнее время работы было уйма, шеф поругался с Ольгой, и, очевидно, сидел на сухом пайке, так что был злой, как черт, даже и не скажешь, что Пресветлый — так и норовил вызвериться на нерадивых сотрудников. Стажеры пополняли Ночной Дозор, но все какие-то бестолковые попадались, или же осень так на всех действовала? Завибрировал телефон, перемежая судороги с веселой песенкой: Если мне надо будет позвонить тебе, я не пожалею ни копейки, Просто скажи, что принадлежишь мне, и облегчи мои мысли: Представь, каким бы мог стать мир, он бы стал Просто прекрасным. Так счастливы вместе.* Антон улыбнулся. День стал казаться не таким кромешным. И когда это Завулон успел поставить эту песенку на звонок? Вообще-то ему не нравилось, когда он трогал его телефон, но, когда любовник так мило менял рингтоны, просто, чтобы удивить его и вызвать улыбку на лице — это было приятно. — Привет, — сказал Антон мягко. — Трудишься, Антоша, аки пчела? Твое жужжание на благо светлого брандахлыста** даже здесь не дает мне покоя, — мурлыкающе произнес Завулон. — Не пора ли отдохнуть? — Артур, я бы с радостью, но дел накопилось немерено. — С чего бы это? Я вообще в последнее время размяк и почти ничего не предпринимал, несмотря на то, что твой начальничек так и лезет на рожон. — Можешь не пытаться расспрашивать, ты же знаешь, я не обсуждаю рабочие моменты с тобой. — Да не больно-то надо — насмешливо сказал Завулон. — Все ваши секреты не так уж секретны, при желании их узнать мне твоя помощь не понадобится. Ладно, я не поэтому звоню, дело есть. — Что-то случилось? — Да, спускайся через пятнадцать минут. Тут мои архаровцы вашу Светлую целительницу, в стиле «Баба Любава поможет всем», взяли. — Где? Когда? Мне ничего об этом не известно. — Мы с Гесером решили не поднимать шум. Он, дабы меня смягчить, гениальным тактическим ходом решил отправить тебя, — хохотнул Темный. — Мой Пресветлый враг вреднее и невыносимее обычного — что это с ним? Великая согнала на коврик? — захихикал он. — Я не буду обсуждать личную жизнь шефа, Артур. — Какой ты зануда, Городецкий. То — не буду, это — не буду. «Ни-че-го я не хо-чу!» — пропел Темный. — Это нужно как-то исправлять, займусь тобой на досуге. Ладно, буду ждать тебя внизу. И положил трубку. «Странно — подумал Антон. — Если целительница такая сильная - почему я об этом не знаю, а если слабая — зачем главе Дневного Дозора самому туда ехать разбираться?» И решил уточнить у шефа. Мало ли что — с Завулоном при всей его любезности нужно держать ухо востро. Гесер сидел с мрачным выражением лица и читал какие-то документы. — Борис Игнатьевич, тут Завулон звонил, сказал… — Я в курсе. Езжай с ним, — хмуро перебил начальник. — Хорошо, я хотел уточнить… — начал опять Антон. У Пресветлого зазвонил телефон на столе. — Да — отрывисто бросил он в трубку. Антон стоял, ожидая, когда шеф снова обратит на него сиятельный взор. — Ты еще здесь?! Иди уже! — обратил «сиятельный взор» Гесер. Антон вздохнул и спустился вниз. БМВ уже стояла на стоянке Ночного Дозора. За рулем сидел Завулон. — Мы что, вдвоем едем? — удивленно спросил Антон. — А тебе еще кого-то нужен, Городецкий? — иронично спросил Всетемнейший. — Нет. Я так понимаю, твои шавки уже на месте? Кстати, где произошел инцидент? — Как где? Там, где промышляют ваши Светлые ведьмы — в деревне под Москвой. — Ты в курсе подробностей? Слабая Светлая, или сильная? — Прекрати гадать, Антон. Приедем — и посмотрим. Не суетись, «светлячок». Антон насупился и косо глянул на расслабленного возлюбленного. Мог бы хотя бы как-то обрадоваться его приходу. Конечно, они жили уже два года вместе… кстати, два года… В салоне повисло молчание, только Завулон мурлыкал себе что-то под нос. Антон прикрыл глаза и решил подремать. БМВ въехала в поселок Малые Вяземы, и остановилась возле достаточно приличных ворот. «Неплохо живет «Баба Любава» — отметил про себя Антон. Артур вышел, открыл ворота и приглашающе махнул Городецкому. Никаких Темных, или Светлых, кроме них не было. — Добро пожаловать домой, Антоша, — улыбаясь, сказал Завулон. — Что? .. — удивленно начал Городецкий. — Я купил этот дом для нас. Ты же хотел какое-нибудь загородное гнездо, — глаза Артура поблескивали. Антон онемел. В груди появилось теплое, обжигающее чувство, которое с каждой секундой все более разрасталось, грозя разорвать его пополам. Двухэтажный деревянный сруб мягко подсвечивался фонарями, которые располагались по всему периметру забора и кое-где на территории. Правда один фонарь перегорел, но света от этого меньше не стало. Большая, зеленая территория, с деревьями, кустами и цветами, а также декоративным прудом и перекинутым через него изогнутым мостиком, выглядела очень красиво. — Артур — хрипло произнес Антон. — Я… даже не знаю, что сказать, — растерянно закончил он. — Это еще не все. Выскажешься позже. Я обязательно дам тебе слово, — рассмеялся Завулон. — Идем в дом. Они зашли. Всетемнейший не дал Городецкому осмотреть его, сразу ведя в гостиную. Антон замер. Сжимающая грудь нежность достигла своего пика. Комнату мягко освещали крошечные файерболы, которые, словно свечи, замыкали в круг лежащий перед горящим камином ковер, пледы и небольшой, низкий столик, на котором стояли еда и кувшин, заботливо накрытые заклинанием, сохраняющим снедь горячей. Антон почувствовал, как Артур снимает с него куртку. Он повернулся и поцеловал его в губы. — Нас ждет ужин и глинтвейн, которые я приготовил, — прошептал Завулон прямо ему в губы. — Глинтвейн? .. — Глинтвейн. - Он продолжал медленно снимать одежду с Антона. — Очень вкусный. Я научу тебя правильно его пить, а то твоя плебейская тяга к водке не слишком сочетается с данной ситуацией. Антон рассмеялся. — Я в твоей власти, Завулон — прошептал он, обнимая партнера. Они разделись и сели на плед возле камина. Еще один плед они накинули на плечи. Завулон разлил по глиняным чашкам глинтвейн. В комнате запахло кардамоном, корицей, терпкой, дурманящей крепостью горячего вина. В этот пьянящий аромат вклинивались свежие, цитрусовые нотки апельсина. — Глинтвейн в переводе с немецкого означает «пылающее вино». Когда я жил Германии, он был очень популярным напитком. Сейчас поймешь, отчего его прозвали "пылающим"… — проникновенно сказал Артур. Завулон отпил пряного вина и схватив Городецкого за шею, поцеловал, влив ему в рот сладко-терпкий напиток. Затем медленно облизал ему губы, слегка прикусив нижнюю. Возбуждение накрыло Антона, мурашки побежали по коже. Губы горели, их немного пощипывало. Завулон уложил его на спину и накрыл своим телом. Нежность, ласка, страсть… Тихие вздохи, невнятный шепот. Внезапно музыкальный центр в углу комнаты ожил, тихо запев: Порой мне так трудно сказать то, Что хотелось бы. Мы здесь с тобой одни, ты и я, Да, еще этот разбитый фонарь. Запри все двери — Мы оставим мир снаружи. Все, что я хочу подарить тебе, — Это эти пять слов, когда я Благодарю тебя за твою любовь, За то, что ты была моими глазами, Когда я не мог видеть, За то, что вдохнула в меня жизнь, когда я не мог дышать. Спасибо за то, что любишь меня, Спасибо за то, что любишь меня***. — С годовщиной тебя, Антоша — шепнул Артур в ухо Городецкому. Он сел и широко расставил ноги, облокотившись о кресло. Антон прижался к нему спиной, затем повернул голову. — Никогда не думал, что скажу это, но… я люблю тебя, Артур. Завулон довольно улыбнулся. Сегодня ровно два года с тех пор, как они вместе, и Антон, наконец-то, это произнес…