Ненависть

Хинамори медленно приходила в себя под звуки битвы, ведущейся высоко в небе. Благодаря лечению Киры ей было уже намного лучше. Она даже могла, в случае чего, подняться и принять участие в битве. Тело позволяло. Сев, Момо окинула взглядом смотрящих в небо Ибу и Киру. Подняв глаза в высь, девушка толком ничего не увидела. Куда-то пропали звуки сражений… --На что Вы смотрите, Кира-кун, Иба-сан? – Спросила она, но ответа не получила. Даже какой-либо реакции не последовало. --Они не услышат, Хинамори-кун. Знакомый до боли в прямом и переносном смысле голос… тот самый… когда-то любимый, а сейчас… Момо медленно обернулась. В её сторону шёл… капитан Айзен. Нет, просто Айзен. Буквально подпрыгнув на ноги, девушка схватилась за рукоять меча. --Я смотрю, ты почти не изменилась. Всё так же цепляешься за прошлое? – Сосуке намеренно изобразил на своём лице именно то выражение, с которым он играл свою роль доброго капитана. Хинамори шагнула назад, бросила взгляд на лежащих без сознания практически под её ногами лейтенантов. --Кира-кун, Иба-сан! – Позвала она, но с их стороны всё та же тишина. И взгляды, по-прежнему устремлённые в небо. --Они не услышат. – Повторил предатель. Человек, бывший когда-то едва ли не богом в её глазах. Теперь – дьявол, сатана, падший в глубины ада. – Они не видят ни меня, ни тебя, пришедшую в себя. – Он сделал очередной шаг к ней, и Хинамори не выдержала – наугад выбрав хадо, она выстрелила им в «свергнутого с пьедестала». Тот переместился на одну из крыш. --Если ты думаешь, -- начала она, -- что по-прежнему выглядишь в моих глазах невинным капитаном Айзеном, то ты ошибаешься! – Больше заверяя себя, чем его, прокричала она, подбегая к зданию, на котором Соске стоял, и поворачиваясь к нему лицом. – Айзен Соске, ты -- враг Общества Душ! --Как тяжело заверить себя саму. Верно, Хинамори-кун? Ты всегда была чрезмерно впечатлительной. Ты не способна возненавидеть. – Он разворачивается, скрывается с глаз. --Не способна? – Момо опускает голову. – Я? – Ей вспомнилось провокационное послание. Вспомнился пытающийся образумить её, уворачиваясь от атак, Хитсугая-кун. Вспомнились дни сумасшествия и обидные слова: «спаси капитана Айзена». Девушка сжала руки в кулаки. – Я не способна возненавидеть? – Дрожащим от злости голосом повторила ещё раз она, поднимая взгляд вверх. --Хадо 63: Соурен Соукацуй! – Раздалось за спиной Соске. С самодовольной улыбкой обернувшись, он тихо произнёс: --Бакудо 81: Данку. Когда пыль, поднятая столкновением двух кидо, развеялась, перед глазами Соске предстала не на шутку разъярённая лейтенант. --О, похоже, именно так ты выглядела, когда обвиняла Гина в моей смерти. --Айзен Соске… К твоему сведенью, я могу ненавидеть. Очень сильно. – Она шла к нему, стоявшему на противоположном конце крыши, быстрыми и уверенными шагами, цедя слова сквозь зубы и до боли в ладонях сжимая кулаки. – Я ненавижу… за то, что причинила боль Хитсугае-куну. За то, что так легко повелась на провокацию… за то, что была такой жалкой и никчёмной, я ненавижу себя! – Момо вновь атаковала, сократив дистанцию наполовину. На этот раз Айзен, по-прежнему самодовольно улыбаясь, переместился в воздух. – Но ещё больше, -- повернувшись к бывшему капитану, -- я ненавижу ТЕБЯ!!!—Прокричала она, бросаясь к нему и… Острая боль пронзила грудь девушки. Всё резко похолодало. Разжались кулаки, дрожащие пальчики безвольно расслабились. --Все капитаны уже давно ведут игру по моим правилам. – Произнёс Айзен Соске, исчезая. Реяцу меча, с лезвия которого капала кровь девушки, была такой… родной и холодной. Для неё приятно-холодной. И только для неё. Перед глазами всё поплыло. Кто-то что-то прокричал в дали… Только после этого крика капитаны, появившееся вокруг неведомо откуда, заметили Хинамори. Дрогнули руки, сжимающие рукоять меча. Прошептали дрожащие губы её имя. Всё было, как в тумане. Вот, подхватывая на руки, он вытащил свой меч из её тела, вот… медленно отпускается на землю, держа её на руках. Хинамори приоткрывает глаза. «Они не услышат», «капитаны уже давно ведут игру по моим правилам» -- звучат слова в её голове. --Широ-чан… -- Еле-еле произносит она, не в силах посмотреть в его лицо. – За… что? – Прижимаясь головой к нему… такому тёплому, родному… всегда холодному. Он дрожит. Дрожит, значит… не специально. Аккуратно кладёт её на поверхность крыши. Теперь она видит… он всё ещё не может поверить в произошедшее. Дрожащее, слишком выдающее внутреннее состояние, дыхание. А ей больно. Но уже не от сквозной раны. Ей больно видеть его таким. Больно, совестно, что спросила так, будто он специально её ранил. Но, нет больше сил говорить. Даже глаза… медленно закрываются. И только до ушей доносится… его крик. Реяцу вокруг исчезают одна за другой, а девушка проваливается в бездонный холод, виня себя и… ненавидя.