Аутист

Аутизм — это нарушение развития. Дефект в системе, отвечающей за восприятие внешних стимулов, заставляет ребенка обостренно реагировать на одни явления внешнего мира и почти не замечать другие. (Тэмпл Грэндин)

Малыш Финни тихо сидел в углу полупустой, обшарпанной комнаты, уставившись пустым взглядом в одну точку. В другом углу стояла тяжелая кованая двойная кровать с лоскутным одеялом, на полу лежал плетеный коврик, чуть в отдалении стоял громоздкий мрачный шкаф. На огромном окне, почти в пол, не было никаких занавесок. Подоконник был настолько узок, что на нем не помещалось ничего — он был совершенно пуст. Бледный свет ноябрьского неба окрашивал стены и пол комнаты, мебель, ковер, и самого мальчика в холодные тона. Где-то в прихожей щелкнул замок и хлопнула дверь. Мальчик не моргнул. В двери комнаты показалась девушка лет семнадцати, на ходу стягивающая с себя туфли. У неё были глубокие, проницательные голубые глаза, но красные и заплаканные. Отбросив обувь в сторону, она вытерла слезы тыльной стороной ладони и остановилась на пороге в комнату. — Финни... Финни, братишка... Лицо мальчика не выражало никаких эмоций, словно это десятилетнее тельце, эта бренная оболочка уже мертва, и это лицо — лишь красивая маска, обрамленная копной каштановых волос. Девушка подошла к брату, упала рядом с ним на колени, заливаясь слезами и обнимая его хрупкое тельце. Мальчик лишь быстро моргнул и продолжал смотреть куда-то вдаль. — Финни, мой милый добрый Финнеган... Финни, почему они все такие?... Финни, один ты такой... — Она гладила его по голове, изредка размазывая по щекам слезы, капавшие на её колени, на плечи мальчика, на её рваные колготки и плетеный коврик. Финнеган был аутистом. Его сестра, Кэтрин, воспитывала его с восьми лет одна, с тех пор, как умерли их родители. Он всегда был общительным мальчиком. Мало обращавшие на него внимание родители были слишком заняты вечными ссорами между собой. Его отец, будучи не в состоянии прокормить семью, пил беспробудно. Его мать рыдала и колошматила отца, проклиная всё на свете. Лишь только Кэти, приходя со школы, запиралась в комнате с мальчиком, чтобы не слышать истерик матери и криков отца. Они с Финни разговаривали и разговаривали часами. О том, почему небо голубое и почему вода мокрая. Финни был очень любознателен. — Кэти, а что значит "нужен"? Я тебе нужен? — Конечно, дурачок, жить без тебя не могу! — А ещё кому-нибудь? На мгновение девочка задумалась. — Ну, думаю, ты обязательно ещё встретишь в жизни кого-то, кому будешь также нужен, или кто-то тебе будет нужен. — Мне нужна ты, Кэти! — хохоча, мальчишка вешался ей на шею. Но люди ломаются. Человек по своей природе такое существо, которое всегда терпит, прогибается, склоняется, а в один прекрасный момент — треск! — и случается надлом. В этот момент человек способен на всё. Если поймать это мгновение, воспользоваться им — можно подняться, взлететь, ожить. Но лишь один из сотни способен на это. Остальные просто сгорают. Кэтрин расстраивалась из-за своих родителей, ей всегда хотелось иметь теплую, ласковую семью, сидеть вечерами за столом или у телевизора, чтобы папа перед работой провожал её в школу, а мама встречала дома днем, улыбаясь и выглядывая с кухни с поварешкой в руке, хотела носить красивые платьица и покупать понравившиеся вещи. Но по улицам она ходила одна. На кухне всегда было пусто, холодно и чисто. Целой посуды там почти не осталось. Иногда Кэтрин тихо плакала ночью, лежа лицом к стенке. Если Финни просыпался и, услышав тихие всхлипы сестры, гладил её по плечу маленькой ладошкой и шептал: — Тсс, всё хорошо, вытри слезы... Его детская непосредственность словно ножом резала по её сердцу. Её матери надоело терпеть унижения и бедность. Да, это был тот самый надлом. Она взяла пистолет мужа, бывшего полицейского, сокращенного по какому-то печальному недоразумению. Взяла — и застрелила его, пока тот ворчал в пьяном сне, лежа у стенки на полу. И застрелилась сама. Именно так и бывает, когда люди устают терпеть. Малыш Финни думал, что это были хлопушки — когда-то давно, на день рождения Кэти пускали такие, и Финнеган радостно хлопал в ладоши и моргал от резкого звука. Он вышел в холл и увидел лежащих на полу родителей. Под ними растекалась лужа крови, заливая щели паркета. Через два часа из школы вернулась Кэтрин и наткнулась на сидящего рядом с трупами братика. Он поднял на неё стеклянные глаза и пробормотал: — Эй. Кэти. Мама пролила варенье и спит. С тех пор он стал всё чаще погружаться в себя. Находясь рядом с ним, Кэтрин пыталась разговорить его, болтала без умолку при любом возможном случае. Ей пришлось бросить школу и подрабатывать, чтобы прокормить себя и брата. В редкие часы вне работы, она постоянно сидела с ним. Но куда-то исчезли все его глупенькие вопросы, он лишь тихо соглашался или возражал. Иногда его взор обращался куда-то вдаль, и он не произносил ни слова. Лишь тихо брал пачку карандашей со стола и начинал рисовать на белой оштукатуренной стене. Он замыкался в себе, внешний мир огорчал его. Вскоре от карандашей остались лишь сантиметровые огрызочки, а Финни так и остался в своем мире. Кэтрин вышвырнули с работы. Вечерами она работала в круглосуточном магазине неподалеку кассиршей. Но времена были нелегкие, владельцу как-то нужно было сокращать персонал. И Кэти подставили. Ей заявили, что она ворует деньги из кассы. Либо увольняйся, либо подадим в суд. Выбора просто не было. За то время, пока она заботилась о брате одна, Кэтрин сменила много мест. Везде мешало то, что она несовершеннолетняя, или то, что она не окончила школу. Её пинали гоняли, как бродячую собаку, унижая и обижая. В один прекрасный день, она поняла, что никогда не сможет прожить так. Собравшись вечером, взглянув в зеркало, захлопнув дверь и повернув ключ, она направилась в район города, полный неоновых вывесок и фонариков, паров алкоголя и грязных денег. Кэтрин осознала, что честным трудом она не продержится. У неё было симпатичное лицо, тонкие, хрупкие белые руки и длинные ресницы. Она знала, на что идет. "Я готова, но лишь с одним условием...", на что сутенер улыбнулся и погладил её по плечу. Когда она вернулась домой, пол заливала лужа света от фонаря рядом с окном. Холодная лужа, цвета молока. Кэтрин дрожала и куталась в легкую кофточку, одетую поверх короткого яркого платья. Она достала из сумки три цветных карандаша и пачку денег, положив все на письменный стол. Всё ещё вздрагивая, она обняла братишку, который встрепенулся, услышав стук карандашей по столу. Она крепко сжала его, пытаясь почувствовать детское тепло, и шепча: — Финни, маленький мой Финни... Но малыш лишь тихо захныкал, протягивая ручки в сторону стола. Кэтрин встала и отдала ему цветные деревянные палочки — то условие, с которым она пришла на свою новую работу. Каждый её клиент должен был помимо денег приносить с собой пару цветных карандашей. Ночь за ночью она уходила, никем не провожаемая, кроме печальных фонарей во дворе. Финнеган, слушаясь лишь каких-то внутренних ощущений, лишь тихо раскладывал в ряд свою увеличивающуюся коллекцию карандашиков. Он не замечал сестру, не существовал во внешнем мире. Этот мир его расстраивал. Куда лучше ему было в мире нарисованных стен. Он не обращал внимания, когда приходила и уходила Кэти. Но однажды она не вернулась. Один из её клиентов, какой-то влиятельный в криминальных кругах убийца, отказался платить, слово за слово — и он зарезал сутенера. А потом добрался и до рыдающей в углу Кэтрин. Мальчика лишь через несколько дней нашла полиция. Молодой полицейский в чистой выглаженной рубашке спрашивал Финнегана, где Кэтрин. — А кто такая Кэтрин? — отзывался монотонный голосок. Холодные пустые глаза на впалых щеках смотрели на него, пронзая насквозь. Его доставили в больницу с крайним истощением. Ещё через несколько дней он по непонятным причинам впал в кому, сжимая в ладошке синий карандашик. Синий, как глаза его сестры.