Три времени. Три истории, изменившие нас.

Время первое. "Римская империя". Под восходящим июльским солнцем прогуливался Веспасиан. Он смотрел на море. Его глаза сипло отдавали теплым блеском, а ветер, нежно окутывая загорелые плечи, принес запах прибрежной тины. Император обернулся и уловил этот запах; в его голове метнулась мысль: "Римская империя вечна!". В те годы дела шли особенно хорошо: расширялись владения в Британии, увеличение налогов неплохо влияло на запущенную экономику, да и Капитолий начал восстанавливаться. Рим цвел! В чем счастье правителя как не в его властвующей и цветущей империи? Знал ли тогда Веспасиан, что этому придет конец? Всему есть начало и конец, и эти грани лучше всего видятся на самой высоте. Это будто стоять на вершине горы, видя, что с одной стороны - пропасти и ущелья, с другой - райские сады. Падать с горы легко, но куда наклонит ветер? В райских садах хорошо: и пьяно, и весело, да только они затуманивают вершины. Вершины, которые манят вперед. Страшно идти; что за ними? Пожары? Войны? Нищета? Или сады? Или блаженства? Не лучше ли, не боясь преград, двинуться к вершинам, которые могут подарить империи небывалое могущество? Сады в осеннюю пору опадают. В зимнюю - умирают. Жизнь никогда не стоит на месте. Каждая секунда складывает минуты и часы, сдвигающие большие кирпичные стены. Так, какой выбор? Вперед к вершинам или гниение в садах (упование на Божью волю о вечном цветении)? Веспасиан вернулся домой. Его окутало спокойствие. Каждый его сон, вздох и мысль всегда были наполнены грандиозными планами и тревогой. А сейчас полное спокойствие и тишина. Морской прибой доноситься до окон и дверей, принося запахи и звуки. Плохо ли тревожиться мечтами? Всякая цель достижима победной войной внутри себя: "Величайшие битвы выигрываются в безмолвных тайниках души". Имеет ли император право дать слабину (хоть внутри себя) своим мечтам и целям? Осесть в райских садах? В его лице есть звон и цвет империи, ее могущество и безустанная красота. Доселе. Не есть ли глупость и чрезмерная отважность всегда быть сильным? Что бы не пережил человек, какой бы пост он ни занимал, в нем всегда есть то, что называется "плохим" и "хорошим". Истребить их, себя ни то, ни то невозможно. Разделив их, выбирая преобладание, мы одновременно мучим себя, не давая волю всему, что в нас есть; у всего есть обратная сторона, словно у медали. Все это - природа неизменная в нас. Все это - чувства, позволяющие нам жить и выбирать. Так кто есть сильный император? Что засиживается в райских садах, уповая на высшую волю или тот, кто неизменно покоряет бессмертные вершины? Веспасиан встретил много рассветов и проводил много закатов, много побед видела его империя. Он умер стоя, мучась от болезни; и в сердцах римлян остался хорошим правителем. Все было хорошо и после Веспасиана: и сыновья его правили, и империя так же цвела, но ничто не вечно. Не в этом ли прекрасное, что все не долговременно (даже самое прекрасное)? Великие империи умирают в сердцах живших ею, а те, кто будет после - лишь усыпанные чудными легендами младенцы, дивящиеся исчезнувшему величию, как и те, кто некогда его разрушил. В четыреста девяностом году племена вестготов разграбили Рим. Они разграбили его не как варвары, а как победители. В четыреста семьдесят шестом году Одоакру убил Ромула, и Западная Римская империя исчезла как некогда величественная усыпальница богов, Атлантида. Византия простояла поболее тысячи лет, но сломилась под ударами Турков в тысяча четыреста пятьдесят третьему году. Все начинается. Все цветет. Все умирает. Время второе. "Райский Эдем". На облаках, скучая, сидел Лаврентий - ангел Господень. Ростом он был маленького со сверкающими светло-карими глазами и шелковистыми локонами цвета пшеничных полей. Скучал он не от безделья, а от своего желания. Лаврентий был молод. Всегда знал он, что только апостолы близки к Богу, а он без особого деяния и подарка прийти к нему не сможет. ... облака были мягкие. Пахли то малиной, то еловыми ветками, то цветами - всем, что пожелаешь. Небо тянулось бесконечно вверх. Каждый его оттенок от серо-голубого до темно-синего, от желто-алого до красно-бурого можно было потрогать и даже попробовать. Долгие годы Лаврентия исследовал райские сады. Узнал он, что рай для людей - это место, где их души полны тем, что не хватало тем на земле. Знал Лаврентия сады художников, знал певчие леса композиторов, знал поля с овцами пастухов. Много чего видел, да все не угождало его подарку. Бродя по раю, он увидел Левитана. Тот улыбнулся ему, но тут же продолжил рисовать. В его палитре было миллионы оттенков одного цвета, что не может увидеть человеческий взор. Он без устали рисовал или бывало, гулял по родным местам Кирабтая (в воспоминаниях). Лаврентий восхищался им. Бывало, Исаак пускал его в свои картины. Лаврентий именно от него узнал, что такое холод, что бывает весна, что на Земле есть реки и поля. Но художник был неразговорчив и ангел не беспокоил его попросту. Лаврентий часто бывал с Серовым. Тот познакомил его с девочкой с персиками. Она не хотела уделять им внимание и часто убегала куда-то к своим подругам. Архип Иванович (Куинджи) засиживался в беседке. Редко он выходил оттуда. Все время его глаза заплывали туманом, и голова погружалась в мысли. Иногда он заходил в свои картины и дальше, и дальше прорисовывал их. Однажды к нему зашел Гайдн, тогда Куинджи чуть не выдернул себе бороду от недовольства. Лаврентия знал, что он не злится; делает вид, чтобы его не беспокоили. Музыканты пуще художников искали то темы разногласий, то для споров. Моцарт и Гайдн сторонились садов Шумана. Бетховену, кажется, было все равно на какие-то там границы. Зато его друг, Брамс, жестко указывал черту происхождения музыкантов. Как бы они не разделялись, а жили каждый в своих садах. В раю всегда было спокойно. Вся якобы злость была привычкой земной жизни, но не настоящим чувством. К садам разных людей шли тропки из облаков. По ощущениям облака напоминали жидкую грязь, которая, к удивлению, вкусно пахла (обычно, это зависело от времени года на Земле). В раю не было сторожил. Все вольно! Лаврентия знал одного мужчину. Будучи живым, тот работал уборщиком и умер довольно глупо: поскользнулся на банановой кожуре и упал с лестницы. Мужчина часто ходил с ангелом. Они молча исследовали райские просторы, иногда кивая друг другу. В раю было абсолютно все. Главное - найти помощника. Здесь было одно правила свершения желаний: "Любое дело вершимо с другом. Сердца ваши и души должны быть друг другу открыты, как открыт бутон цветка весеннему солнцу!". Из рая, кстати говоря, можно было уйти. Выходом было желание земной жизни. К душе являлся ангел и аккуратно опускал ее с небес на землю в новорожденное тело. Это делал и Лаврентия. Души чистых людей благоухали и согревали руки, а порочных - щекотали ладони, и пахло от них гарью. - Ада не существует, - всегда говорили "новеньким" ангелы. - Поэтому "плохие души" сразу идут в новорожденные тела, а хорошие к нам, в рай. Они-то сами могут уйти. Думают, что проживут по-другому, а оказывается, что все случается по тому же самому сценарию. Лаврентия много кого провожал в тело, но земную жизнь видеть он не мог. Опускаясь, он слеп и только руки, удерживающие рвущуюся душу, чувствовали направление. В один из обыденных скучных дней, опять сидя на облаке с елочным благовонием, к нему вдруг прибежал Левитан. Его лицо угрюмо и запачкано краской, но глаза были полны какой-то кусачей новости. - Здравствуй, Лаврентия, - сказал он и ступил по облакам к ангелу. Художник взбил пышное кресло из облаков и сел на него, начав: - Я закончил свою картину. Помнится, ты хотел подарка для Бога. Так я тебе его дам. Лаврентия засиял, и его лицо стало еще моложе. Он почувствовал, как искренне говорит это Исаак. - Я хочу вернуться в земскую жизнь. Эта картина - мое прощание. Может, я буду плохим человеком и никогда мы больше не свидимся... Хочу, чтобы ты изредка вспоминал меня. - Конечно, Исаак! - глаза ангела налились слезами и он, спрыгнув с облака, обнял художника. - Ты обязательно вернешься. Ты дарован. Твоя судьба неизменна! Я уверен, мы еще увидимся. Он разжал объятия. - В последний путь? - спросил напоследок Левитан. - В последний. Тело художника постепенно начало исчезать, пропуская небесный свет. От него остался яркий шарик - душа. Лаврентия взял его в руки и начал опускаться на землю. Ангел услышал крик. Крик новорожденного. "Благородная душа!" - сказал он и вознесся на небеса. Его душа желала молитв. Две недели он молился, а потом, вернувшись, начал искать оставленный подарок. Он нашел большой холст в саду художника. Зайдя внутрь картины, ангела поразила красота. Исаак рисовал вовнутрь. Рисовал лето, осень, зиму, весну. Все было полно запахов и вкусов. Новорожденный успокаивался, когда Лаврентия касался красок. В картине было все самое лучшее. Гениальное творение. Лаврентия решил, что от такого подарка Бог не откажется и, быстро запаковав, начал расспрашивать всех, мол, как найти Бога? Никто не знал, даже возвышенные ангелы. Три месяца и девять дней скитался ангел по раю, но так и не узнал, где лежит путь к Богу. Когда его мысли боролись между собой, переплетаясь и не давая друг другу слова – он молился. Месяц молитв. Как только он вышел из своей хижины, то узнал, что случилась беда. - Лаврентий! – кричал один из ангелов. – Помоги! Дождь смыл все краски на картине! Ангелы побежали в сады художников. Те сидели у картины Серова. Тот тщетно вытирал стекающие краски платком, а остальные напугано смотрели на исчезающие контуры фигуры. Лаврентия зашел в картину. Побродив по ней, он почувствовал, что вдалеке шумит дождь. Это называлось «дождь из воспоминания». Серов, кажется, вспомнил, что в момент рисования где-то далеко громыхал дождь. Рисовать его, он не рисовал, а память осталась. Ангел вернулся из картины и увидел дремлющего Серова. Лаврентия дотронулся до его глаз и ушей, чтобы тот забыл о дожде (воспоминание исчезло). Картина восстановилась и художник проснулся. Завидев свое «живое» творение, Серов закричал: «Спасибо!». От скуки Лаврентия помогал много, кому чем мог. От добрых дел в его душе царила радость и праздник, смирение и любовь. И вот, сидя на облаке с елочным запахом, он заключил: «Бог живет не на небе. Бог живет в душе!». Время третье. «Не верь чужим мечтам». Когда мне было четырнадцать лет, то я поняла, что работа моей мечты – продавец в магазине игрушек. Мне приходилось часто захаживать в такие места, ведь они тянулись вдоль тротуара, который вел меня домой. Проучившись еще два года после девятого класса, я поступила в престижный институт, сдав отлично экзамены и сумев занять бюджетное место. Мать ликовала и чуть ли не целовала меня, еле успевая утирать платком слезы счастья. «Дите не пропадет!» - восклицала она и с каждой ноткой ее радости моя душа тонула в уныние. Это ли то, о чем я мечтала? Бесконечные встречи, бумаги, стягивающая юбка, лицо, уставшее от постоянных тычков начальства. У меня в кошельке есть приличная сумма, чтобы съездить отдохнуть на море. У меня есть квартира и пес дорогой породы. Но это ли о чем я мечтала? Эти деньги, превращенные в предметы, душат меня. Подкрадываются ночью и душат, и душат, но никак не могут удушить. Мои сны полны счастья ожидания: вот, я иду по большому магазину на полках игрушки, у прилавка толпятся детишки, тыкая пальцем в понравившиеся мягкие мордочки. Я вижу их улыбки. Я чувствую запах этих игрушек, слышу стук своих каблуков по плитке, уложенной в магазине. Свет из больших окон улыбчиво пробирается и играет на вычищенных прилавках. Кто-то скажет, что моя мечта – это бред. Да, возможно. Но мое счастье именно там. Оно сидит на полках, толпится в детских шапочках, кричит от радости, обнимая новых плюшевых друзей. Я сдала последний проект начальнику и тут же подвинула ему листок «Рапорт». Его тяжелые глаза налились негодованием, но предо мной была только свобода. Он долго пытался удержать меня, но ни на секунду я не променяла мечту на бумагу с цветной печатью. Я ушла. Вечером позвонила матери. Она тоже не столь утешительно встретила поворот моей судьбы. «Мама, я потратила десять лет жизни на исполнение твоей мечты, так может теперь настало мое время?». «Глупая! Работай, работай! Наберешь пару килограмм. Будешь отвратительно одеваться! Нервы сдадут от этих шумных детей! Иди, иди. Потом поймешь – мать права была!». Гудок. И все-таки, я счастлива. На следующий день устроилась на работу в магазин игрушек. Огромный магазин. Все будто из сна. На верхних полках сидели большие львы, слоны и пантеры. Чуть ниже – обезьянки и морские львы, еще ниже – мир кукол, еще ниже – коробки из-под конструкторов и детские журналы. Мною дивились: как можно променять такую работу на эту? Работу для тех, кто когда-то поленился образования. Меня не мучали сомнения. Слишком уж я устала от пыльных городов, от шумных улиц, от запаха растворимого кофе и выхлопов машин. Первой покупательницей была девочка по имени Лилля. Она положила на тумбу пару купюр и, еле показываясь, указала на небольшого льва с роскошной гривой. Я сняла и подала его. Лилля поблагодарила меня и ушла. «Какое счастье» - думалось тогда. Через год магазин начал разоряться. Люди начали уезжать из провинции из-за нехватки работы. Владелец начал искать покупателей магазина, но скоро от него осталась одно арендованное помещение. Мать ликовала, думала, будто я вернусь в прежнее русло. С этим, именно с этим магазином что-то во мне переклинило. Вернувшись в город, я решила, что создам сама свою мечту. Первые годы бизнес шел трудно. Конкуренция, да и избалованные до невозможного дети уже не удивляются при виде обычных кукол и игрушек. По счастью, я повстречала много людей, которые делали необычные игрушки и статуэтки как раз-таки для детей. Я закупала их оптом и начала расставлять на прилавках. У меня был всего лишь один магазин и то почти на окраине города. Денег хватало на одного продавца, но, кажется, если бы не его вера в меня и в наше дело – ничего бы не получилось. Через пару недель магазин был полон шумящих и ликующих лиц детишек, готовых скупить все, на что хватало бы денег. Мать по-прежнему брюзжала и не верила меня, в то время как я уже арендовала новое помещение в центре. Это было невероятное достижение внутри меня. Весь город знал о моем магазине. Я наняла еще продавцов. Все работали как пчелки в улье. Мне пришлось читать немалое количество книг по психологии, чтобы мой персонал был «сказочным» и мотивированным. Хотелось, чтобы дети попадали в сказку, а не в четырехстенную коробку с полочками и каменными лицами взрослых тетенек. Через пару лет мои магазины разошлись по всей стране. Много людей узнало о творческих людях, которых мы рекламировали и чей товар продавали. Я жила! Я по-настоящему жила и живу! В свой день рождение мне подумалось пригласить маму к себе домой. Сначала она отказалась, но все же приехала и привезла мне свежеиспеченных пирогов. Она налилась слезами и обняла меня, сказав, что гордиться. «Прости меня, - говорила мама, - я боялась, что ты потеряешься, если пойдешь по своему пути. Я так боялась, что не слышала тебя. Прости!». «Мне не за что тебя прощать, мама. Да и если бы не ты, смогла бы я добиться этого?». Она подняла глаза и на морщинистом лице появилась радостная улыбка. *** Мечта движет. Мечта в цели – кормит. Не бойтесь своих мечт. В своей мечте вы можете покорить горы, которых остальные даже не видят! Только вы, живя своим делом, можете по-настоящему жить и дарить миру то, что он делает из-за обязанности. Вы – настоящее вдохновение своей мечты. Не бойтесь. Если вы действительно дышите и живете этим – не бойтесь. Ничего не бойтесь! Пока мы живы – мы можем все! Помните: мечта движет. Мечта в цели – кормит.