1000 и 1 ночь

Если бы он смог вот так запросто соврать самому себе, Джирайя ни за что бы не сказал, что этот день – один из самых счастливых в его жизни. Но такое вранье саннин себе позволить не смог. Когда у Пятой в их споре закончились аргументы, она резко указала на дверь, прибавив яростное «Да пошел ты… в баню!». Такой резкий контраст между безобидной фразой – ведь она запросто могла послать его и подальше – и ее суровым взглядом в этот момент не смог смутить отшельника. Это комичное завершение разговора даже подтолкнуло Джирайю позвать Цунаде в ту злополучную баню вместе с собой. А теперь старый отшельник упаковывал сумку с банными принадлежностями и свои мысли, которые закрутились при виде раскрасневшейся Пятой, произносящей тихое «хорошо, пойду». Договорившись о времени и месте – Цунаде даже согласилась на общие для мужчин и женщин источники – саннины поспешили попрощаться: Хокаге, пряча румянец от смущения, а Джирайя – улыбку от предвкушения. Вода не показалась ему горячей, хотя причиной тому послужили разгоряченные тело и разум. И как по волшебству, в воде не оказалось никого, что означало, что в кой-то веки фортуна перестала зубоскалить Джирайе. Он уж было подумал, что проказница Цунаде, вовсю пользуясь своими привилегиями, прикрыла источники для всех остальных на этот вечер. И пуская свою небезызвестную всем фантазию в полет, старик закрыл глаза, чтобы время ожидания прихода его подруги пролетело как можно быстрее. Он даже заснул, а проснувшись, уже было начал подозревать, что все это оказалось очередной шуткой, коими любила осыпать его Цунаде. Но прислушавшись, он заметил тихие шаги из раздевалки. Её шаги, потому как ни одна женщина не могла ступать так изящно. Никто, кроме неё. Саннин уже начал поворачивать голову, чтобы убедиться, что ему вовсе не показалось со сна, что это действительно его любимая женщина пришла на их первое за тридцать с лишним лет свидание. Но вовремя вспомнил, что она достойна большего, чем подглядывание, да и не в законах жанра так быстро распалять свою фантазию. – Ты пришла… – Джирайя сказал это так тихо, будто самому себе, чтобы убедиться, что это не шутка, что она и вправду здесь, всего в нескольких метрах от него снимает своё полотенце и готовится войти в воду. Он вновь закрыл глаза, пытаясь насладиться мелодией плещущейся воды, и стал ожидать, когда Хокаге решит нарушить возникшее молчание, тем самым позволив взглянуть на нее. Но молчание все так же тянулось, даже плеск воды прекратился, что заставило Джирайю испугаться, что в источниках он один, а все эти шаги и звуки – плод его распаленного до предела воображения. – А ты, я погляжу, в скромняги подался, старый пройдоха? – Но нет, ему не показалось, это был ее голос, такой мелодичный, что сотни птиц были просто посмешищем по сравнению с ней. И Джирайя с неохотой открыл глаза, все еще боясь, что этот голос прозвучал лишь в его голове. Он даже задержал на секунду дыхание, предвкушая то, что сейчас увидит. Саннин был готов отдать на отсечение руку, чтобы хоть раз увидеть Цунаде голой, а тут она сама была перед ним, не просящая взамен за свою наготу ни рук, ни ног, ни чего-либо еще. – Ты пришла. Конечно, я ни секунду не сомневался, что у тебя хватит глупости отказать старому мудрецу, но… – Джирайя не смог договорить, потому как и вовсе забыл, о чем там вообще собирался сказать, когда Пятая встала в воде и, кое-как прикрывая руками всю широту своей души, побрела поближе к нему. Необычным в данный момент было то, что Цунаде нисколечко не смущалась такому вниманию к своей наготе, а саннин то и дело заливался краской. – Знаешь, я решила, что больше не стоит бегать от тебя и от того, что всегда было между нами. – Пятая подошла вплотную. – Нам уже за пятьдесят, а мы пытаемся стесняться друг друга как дети. – Она убрала руки с груди, положив их на плечи Джирайи, тем самым давая ему полный обзор своего слишком молодого для ее возраста тела. Уже за пятьдесят, а Цунаде все так же хороша, как в молодости. Моя любимая ведьма пользуется силой своей чакры для омоложения, словно ведет вечную войну с возрастом и увядающей красотой. – Боже, Цунаде-сама, ты так прекрасна… – Отшельник обвил ее талию руками, увлекая в воду. Это был их первый не шуточный поцелуй: страстный и томный, такой дорогой сердцу. Внезапно во рту Джирайи стало слишком много слюны, холодной, что совсем не вписывалось в происходящее… Не понимая что происходит, саннин вытер стекающую с подбородка слюну и медленно открыл глаза. В уши врезался непонятно откуда доносящийся хохот, и только спустя пару мгновений, сфокусировав взгляд, Джирайа увидел висящего вверх ногами Наруто, который держался на потолке с помощью чакры на ступнях. Мальчишка висел и дико ржал, потому как посчитал забавным пускать слюну в открытый рот сенсея, втягивая ее обратно, пока та не коснулась языка Джирайи. – Слезай оттуда, паршивый лис! – Сейчас саннин был готов расплакаться от досады за такое бесцеремонное пробуждение. Но Наруто лишь показал язык и смылся через окно, оставив учителя в совсем не хорошем расположении духа. – Паршивец, – только и смог выдавить из себя Джирайя. – Я тебе сейчас устрою! – Отшельник сложил печати и призвал в комнату жабу. – Вызывали, Джирайя-сама? – появившийся в комнате жабий помощник отсалютовал в знак приветствия. – Да. Проследи, чтобы Наруто сегодня не заснул, можешь плеваться лягушачьим маслом. После хлопка от исчезновения жабы, саннин растянулся на своей кровати, думая о том, что пора бы научить несносного мальчишку понимать, что такое личное пространство.