Клен

Жесткая ткань футона с каждым толчком больно натирала соски, щеку и нос. Дышать было тяжело: лампа, стоявшая неподалеку, чадила, нагревая воздух в небольшой комнате, и коптила и без того посеревшие от сажи ставни. Сейношин не отрывал взгляда от неровного огонька. Руки его были неудобно вытянуты вдоль тела, но пошевелиться не было сил. Последнее движение - и к его спине влажно и жарко прижалась вспотевшая грудь Яити. Прерывистое дыхание опаляло правое ухо. С тихим вздохом Яити скатился на матрас рядом. Сейношин, все так же лежавший на животе, вытянул ноги, чувствуя усталую боль перенапряженных бедер. В комнате было тихо, за исключением тяжелого дыхания слуги. Когда оно выровнялось, мальчик почувствовал прикосновение к плечу. Грубая ладонь погладила руку и шершаво скользнула к шраму. Сейношин вздрогнул и отстранился. - Сейношин-сама, - вздохнул Яити, - Вам пора. - Я останусь. - Нельзя, Сейношин-сама. Кто-нибудь из ёдзимбо может заметить Ваше отсутствие. Ваша мать... - Ничего не будет, - и как ни старался он сдержать разъедавшую грудь горечь, она все-таки просочилась в голос: - Ей все равно. Яити, услышав, как расстроен хозяин, снова вздохнул, но перечить не стал. Зашуршала ткань, и Сейношин почувствовал, как его обнимают теплые руки и прижимают ко все еще горячей груди. Оторвав взгляд от лампы, он развернулся и спрятал лицо у слуги на плече. - Я останусь, - упрямо и огорченно повторил он. - Оставайтесь, Сейношин-сама, - Яити подтянул одеяло, укрывая нескладное тело в своих руках. - Спокойной ночи. Сейношин, почувствовав поцелуй в висок, вздохнул, расслабляясь и закрывая... ...Яити распахнул глаза, глядя в зеленовато-серый потолок Кацура-и. Он все еще чувствовал биение сердца под ладонью и запах чужого тела, пока воспоминания не выветрились из затуманенного разума. Просто сон. Яичи поднялся и сел, переводя взгляд на сияющий за оконными ставнями день, и прижал руку ко лбу. Волосы за ночь выбились из заколки и лезли в глаза. Яити откинул их назад и принялся собирать заново. - Где же пропадает Ити-сан? - задумчиво, будто сама у себя, спросила Окину-доно. Маса бросил на нее короткий взгляд и снова уткнулся в чашку с чаем. После того, как его выгнали из Кацура-я, он видел Яити-доно только в трактире Уме-доно, и то мельком. Яити-доно быстро ушел, как только забрал свою долю. Это было уже тринадцать дней назад. Никто из Пяти Листьев не знал, будут ли еще дела или банда распущена без предупреждения. - Мне он не открывает, - ответил Мацукити-доно, подливая себе саке. - Анэ-сан из Кацура-и называет его бродячим котом, - заметила, улыбаясь, Отаке-доно и стрельнула глазами на Масу. - Вот уж воистину, - проворчал Уме-доно из-за перегородки. Глядя на то, как он работает, ловко постукивая ножом, у Масы всегда появлялось безотчетное желание вскочить и начать мыть овощи. - Такого не приручишь, - мрачно вставил Мацукити-доно, глядя в глубину своей отеко. - Надо будет - сам придет, - поставил точку в разговоре Уме-доно. Маса несмело поднял взгляд и, заметив, что Отаке-доно по-прежнему смотрит на него, втянул голову в плечи. - Кто его знает, - наконец, сказала она и потянулась за кувшинчиком с теплым саке. За последние две недели отношения между членами Пяти Листьев натянулись, как струны. Уме-доно стал еще более подозрительным и, казалось, был недоволен Яити-доно. Мацукити-доно в те редкие дни, когда посещал таверну, в основном молчал и чем больше пил, тем угрюмее становился. Даже Отаке-доно, хоть и хотела казаться такой же безмятежной, как и всегда, часто не могла скрыть серьезность, мелькавшую в ее глазах. Сам Маса постоянно чувствовал некое беспокойство, сродни предчувствию беды, а отмахиваться от неприятных мыслей было не в его привычках. - М-мне бы не хотелось, чтобы Пять Листьев распались. - Маса. - Простите... - Оставайся, Уме, я дойду с Масой, - сказала Отаке-доно, раскрывая зонт против мелкой мороси. Эдо был спокойнее, но опаснее ночью, особенно в дождь. Они двинулись вдоль улицы. - Отаке-доно, - нерешительно начал Маса и замолчал. - Я думаю, он в Кацура-я, - сказала она, улыбаясь. - Ты же это хотел спросить? Маса только и мог кивнуть в ответ. Его до сих пор иногда удивляла проницательность Отаке-доно, хотя, казалось, за столько месяцев уже надо бы привыкнуть. Он все еще вспоминал ее предостережение: «Если хочешь остаться с Ити-саном, не задавай вопросов». Тогда он ее послушался, но сейчас в груди ворочалось глухое недовольство. Он надеялся, что, работая в Кацура-я, сможет узнать Яити-доно поближе, но вместо этого у него появилось еще больше вопросов. Видимо, физическая близость не всегда гарантирует близость душевную. Если раньше он был не прочь молчать и не спрашивать, то теперь, скорее, предпочел бы навлечь гнев Яити-доно. Все лучше, чем равнодушие, скользившее в его взгляде при их последней встрече. - Дождь закончился, - заметила Отаке-доно, складывая зонт, и снова улыбнулась ему. Маса тут же отвел взгляд, чувствуя, как к щекам приливает румянец. Отаке-доно была очень красивой женщиной. Мудрой и уверенной в себе. Этого-то всегда и не хватало Сати. Хотя что возьмешь с юной девицы. Придет с возрастом, решил Маса. - Может, тебе стоит навестить его? - Не думаю, что в Кацура-я мне будут рады. Яити-доно не открывает даже Мацукити-доно. - Ты ведь не Мацу, Маса. И отношения с Ити-саном у вас другие. Маса подумал, что, возможно, Отаке-доно была права, но вот возвращаться в бордель не было желания, особенно попадаться на глаза мадам. Но увидеть Яити-доно очень хотелось. Попрощавшись и пожелав ему спокойной ночи, Отаке-доно скрылась в своей комнате, а Маса, поколебавшись, снова вышел на относительно тихую широкую улицу. - Этот матиката все ходит вокруг, да вынюхивает про тебя, - пыхнула кисэру анэ-сан. - Тебе бы уехать на время. Яити, лежавший рядом, никак не отреагировал. По крайней мере, внешне. Уезжать с нагретого места не хотелось. Он осел здесь, и Эдо его принял. Яити нравился этот город, большой и шумный, полный всяких интересных личностей. Перед его мысленным взором возникло смущенное лицо Масы. Нет, уезжать ему не хотелось. - Что тебя здесь держит? - снова заговорила анэ-сан. - Уж точно не мой бордель. Таких много по всей Японии. Денег, как я знаю, у тебя достаточно. Так за чем же дело стало? Яити сел и поправил сползшее на бедра кимоно. - Неразумно будет уезжать сейчас, будто и вправду есть, что прятать. Анэ-сан строго взглянула на него. Впрочем, она всегда так смотрела. Строгость, казалось, была основной чертой ее характера. Суровость таилась в мелькавшей в ее волосах седине, оседала на ее острых морщинках. - Скажешь, нечего? - она выбила пепел из трубки. - Не знаю, чем ты там занимаешься, когда бродишь по городу, и знать не хочу. - Она внезапно замолчала и тяжело вздохнула, будто взваливая на плечи непомерный груз ее немалых лет. Яити никогда не видел ее такой. Впрочем, он был уверен, не видел и никто другой. - Но если это что-то противозаконное, тебе лучше залечь на дно. Матиката этот упрям, докопается до сути рано или поздно. Яити молчал. С последнего их дела прошло две недели. Он, как и говорил гойнкье, собирался распустить банду. В ней больше не было смысла, ведь каждый из ее членов занимался этим не от нужды. К тому же, проводить похищения стало опасней: хоть он и был уверен, что матиката на них не выйти, по городу все равно начинали расползаться слухи о Пяти Листьях. - Мне нечего скрывать, анэ-сан. Теперь уже - нечего. Она хмыкнула, забивая кисэру новой порцией табака. - Упрямец. Знала я, что ничего хорошего из вашей с ронином связи не выйдет... Анэ-сан продолжила ворчать, но Ити ее не слушал. «Связь», да? Вопреки мнению хозяйки, никакой «связи» не было. Вечерами они пили чай - даже не саке - и разговаривали. В основном, говорил Маса - о своем прошлом, о своем брате и сестре. Иногда о своей службе. Яити молча внимал, запоминал и старался не поддаваться невысказанному давлению - сначала я расскажу тебе о себе, а потом твоя очередь - и, когда становилось совсем невмоготу, прерывал его рассказы неизменным, небрежно брошенным «скучно» или «глупо». Маса ненадолго смущенно умолкал, а потом начинал говорить о своих впечатлениях от членов Пяти Листьев. Слушать это было легче. Почему-то пребывание рядом с Масой успокаивало, отодвигая мирские проблемы еще на один день. С ним было легко, как ни с кем из других знакомых Яити. Даже с Отаке было не так. И после стольких дней одиночества и преследовавших его призраков прошлого Яити снова хотелось пойти в идзакая к Уме. Он шел, казалось, всего несколько мгновений, но, вынырнув из мыслей, обнаружил себя на пороге Кацура-и. По дороге Маса так себя накрутил, что сейчас ни за что не смог бы переступить через порог, однако седзи неожиданно отодвинулись. - Сэнсэй! - воскликнула стоявшая на пороге девушка и поклонилась. - Добрый вечер! Не ожидала вас здесь увидеть. Вы к нам или к Ити-сану? - Я... к Яити-доно, - пробормотал Маса, пытаясь вспомнить, как ее зовут. - О! Он, должно быть, уже освободился. Идемте, я вас провожу. Не успел он спросить, что означало ее «освободился», как девушка уже скрылась за поворотом коридора. Ему не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ней. Девушка остановилась у знакомой комнаты и, почему-то хихикнув, прикрывая рот рукавом, слегка ему поклонилась. Кивнув ей в знак благодарности, Маса без задней мысли открыл ставню. И тотчас же пожелал провалиться под землю. На помятом футоне на боку лежала, прикрыв глаза, удивительно красивая и не менее удивительно юная - нет, девушкой ее назвать Маса не мог даже мысленно - девочка лет пятнадцати в ярком, расшитом райскими птицами кимоно, раскрывшиеся полы которого едва прикрывали ее между ног. Смутившись, он перевел взгляд на Яити-доно, который сидел у окна и курил. Маса скользнул взглядом по его задумчивому лицу, по длинным пальцам, придерживающим кисэру, по бледной коже бедер и мягкому розовому члену. Смутившись еще больше, Маса уставился в пол. От греха подальше. Его сопровождающая снова захихикала. - Асэми-чан, - пропела она. - У Ити-сана гость, оставим их одних? Девочка испуганно вскинулась, покраснев, торопливо поднялась на ноги, поправила кимоно и, не глядя на него, быстро сбежала. Ее старшая мелодично засмеялась и, снова поклонившись Масе, грациозно удалилась. Повисло молчание, одно из таких, которые Маса не любил: тяжелое и многозначительное, окрашенное яркой краской его пылающих щек. - Проходи, Маса, - позвал Яити-доно. Маса слегка вздрогнул, но вошел, задвинув седзи за собой. - Что тебя привело сюда? - Я просто... - Маса осмелился поднять взгляд. Полы светлого кимоно надежно прикрывали чужой пах. - Вас давно не было в трактире Умэ. Яити-доно промолчал, что значило - отвечать на невысказанный вопрос он не собирался. Маса тихо вздохнул и, сделав несколько шагов и обойдя футон, сел на пятки перед ним на почтительном расстоянии, сняв и отложив мечи в сторону. Яити-доно выдохнул горький дым в окно. Этот запах всегда витал в этой комнате, глубоко въевшись в древесину пола, потолка и скудной мебели. - Так ты пришел проведать меня? Маса кивнул. - Без Вас в Пяти Листьях... я бы не хотел, чтобы Вы уходили, - сказал он, пытаясь подобрать слова, чтобы выразить свои мысли. - Я никуда не ухожу, - отстраненно заметил Яити-доно. Он был каким-то странным: задумчивым, но не так, как обычно. Не было привычной умиротворенности в его глазах. Маса почувствовал, как нагревается воздух в комнате. - Да, - зачем-то снова кивнул он. А потом неуверенно добавил: - Яити-доно, я бы не хотел, чтобы Пять Листьев распались... - повторил он свои слова, но прервался, поймав, наконец, его взгляд. - Я вас снова раздражаю?.. Молчание. Потом: - Нет. - Яити-доно... - Маса не знал, что сказать. Мысли разбегались, оставляя в голове бедлам. Его вдруг посетило чувство, что сегодня все будет иначе: они не будут пить чай, не будет между ними задушевного разговора. Маса будто встал у черты, не решаясь перешагнуть, а удушливая волна эмоций напирала, подталкивая, заставляя сделать шаг вперед. Что потом дальше - он понятия не имел. И отчаянно завидовал Яити-доно, который сидел и курил, как ни в чем не бывало, словно олицетворяя собой само спокойствие. Масе захотелось... - Как-то раз, - начал он, - мы разговорились с Отаке-доно, и она сказала мне кое-что: если я хочу остаться с вами, мне надо молчать и не задавать вопросов. Он снова умолк, ожидая реакции Яити-доно. Тот по-прежнему спокойно за ним наблюдал. - И? - ...и я сначала подумал, что она права. Но потом, когда я узнал вас лучше, когда вступил в Пять Листьев и привязался ко всем, я понял, - слова вылетали из его рта сами, спеша и подгоняя друг друга. Маса отвел взгляд в сторону, не в силах дальше смотреть в прозрачные глаза Яити-доно и говорить. - Я понял, что этого мало. - Мало? - в голосе Яити-доно наконец-то проявилось удивление. - Да, мало. Яити-доно, я поклялся защищать вас, - Маса почувствовал, как успокаивается, обретает уверенность, будто встав на землю, непривычно твердую после длительной прогулки на лодке. - И я вас защищу. От чего угодно. Я так решил, - он посмотрел ему в глаза. - Но для этого мне нужно быть уверенным в вас. Маса впервые видел Яити-доно таким потрясенным и внутренне подобрался, словно перед битвой, готовясь к вспышке гнева, что непременно последует за удивлением. - Я хочу узнать о вас больше, о вашем прошлом. Поэтому я пойду к гойнкье. Яити-доно словно окаменел. Его рука дернулась к припрятанному вакидзаси, но остановилась и снова опустилась на острое колено. Напрягшемуся Масе казалось, что Яити-доно сейчас его ударит, если не ножом, то чем-нибудь другим. Ведерком для пепла, например. Маса твердо смотрел в холодные глаза человека, которому отдал свою жизнь. - Ты же хотел вернуться на службу к своему господину, - голос Яити-доно разрезал напряженную тишину. Сам он снова откинулся на стену и оперся о подоконник локтем, но Маса знал, что расслабляться рано. - После всего, что я делал в Пяти Листьях? - ответил он. - Я не могу. Поэтому я решил выбрать вас. Я пойду к старику и вернусь, как получу ответы. Яити-доно молчал, отвернувшись к окну. Какое-то время они сидели в тишине. Кисэру лежала, забытая на полу у горшка с углями. От ее чашечки вилась тонкая струйка дыма. - Когда мне было десять, меня приняла семья Саэгуса, - тихо начал Яити-доно, так неожиданно, что Маса, натянутый, как струна, вздрогнул. - У них не было наследника, а жена главы, моя приемная мать, была уже не молодой и все никак не могла забеременеть. Яити впервые в жизни рассказывал о себе, а Маса слушал, затаив дыхание.