"Терпение"

Тишина, прерываемая шорохом и тяжелым дыханием работников царила на открытом хранилищем строительных материалов, над которым стояло знойное июльское марево. — И где цемент? – холодный голос заставил вздрогнуть несколько человек, копошащихся среди груд керамзита. – Вивалов! — А? – черноволосый парень ошалело хлопал длинными ресницами, вытирая пот со лба. — Мдааа… Попал ты. Глушаков лютует. – сочувственно вздохнули коллеги, и ближайший молодой человек похлопал его по плечу. – Иди, узнай, чего он так шипит. Парень картинно вздохнул и, аккуратно положив лопату, подошел к высокому сурового вида мужчине. Заместитель начальника цеха, Глушаков Петр Иванович окинул молодого рабочего неодобрительным взглядом и процедил: — Вивалов, куда вы цемент разгрузили? Почему четырнадцатый бокс пустует? – строго спросил он, раздраженно похлопывая планшетом по бедру. — Не знаю, Петр Иванович. – легкомысленно пожал плечами Миша Вивалов, студент-строитель, проходящий практику на местном домостроительным комбинате. – Мы только лопатами машем. В самом деле, группу практикантов на заводе охотно приняли, но к производству не допустили, направив парней на разгрузку материалов, а девушек в контору варить кофе. Начальник, прекрасно осведомленный об этом, процедил сквозь зубы: — Заканчивайте с керамзитом и подходите ко мне за новым заданием. – Он еще раз осмотрел его с ног до головы и скривился – хоть бы прикрылись. – по жаре рабочие, разгружавшие строительные материалы ходили с голым торсом, повязав свои футболки на голову вместо бандан. — Обязательно. — откликнулся парень в спину мужчины, обтянутую светло-серой рубашкой. Вивалов пожал плечами и вернулся к работе. Обладатель легкого характера и поразительного жизнелюбия, Миша без труда сходился с новыми людьми, но Глушаков почему-то с первого взгляда невзлюбил его: постоянно придирался к результату деятельности, внешнему виду. Но парень не унывал, до конца практики всего неделя, а потом лето, море, развлечения. Для себя он решил, что после окончания университета на этот завод не вернется. Петр Иванович в раздраженном настроении поднялся к себе в кабинет, рявкнул на секретаршу Леночку, общую для них с начальником цеха и швырнул планшет на клавиатуру своего компьютера. Монитор приветливо замигал звездочками – заставкой. — Да что б вас. – рыкнул Глушаков, расстегнул манжеты рубашки и выглянул в окно. – Хорошо тебе, поганцу. Со второго этажа хорошо видно, как полуголый Вивалов с однокурсниками устроили перекур. Они смеялись, болтали, и, Петр замер, когда Миша вылил себе на лицо плечи бутылку воды. Зачарованный мужчина смотрел, как капельки стекали по загорелому торсу, очерчивая каждую черточку поджарого тела, как тот медленно облизывает губы и вновь заразительно смеется. Чувствуя, что штаны становятся тесными, Глушаков заставил себя отвернуться от привлекательно зрелища и сел за стол, спиной к окну. «Да, я хочу этого мерзавца». – он с силой потер лицо руками. – «Я всегда умел признавать очевидное. Но! Я же не могу взять и затащить его в кровать. Его же девушки привлекают». Петр Иванович понял все про свою бисексуальную ориентацию еще в старшей школе, и поиск партнера или партнерши никогда не был проблемой. Но в этот раз в группе практикантов его поразили теплые карие глаза с золотистыми смешинкам в глубине. Он стал наблюдать и за эти две недели пришел к выводу, что объект его страсти совершенно равнодушен к особам своего пола, предпочитая противоположный. Неудовлетворенность же Глушакова трансформировалось в недовольство Мише, желанием насолить Вивалову. Мужчина понимал, как такое поведение мелочно и глупо, но ничего не мог с собой поделать. Никогда его личная жизнь не была такой насыщенной, как в эти недели, но даже доведя себя и партнера до изнеможения, Петр просыпался от эротических сновидений с практикантом в главной роли. — Еще немного и я его изнасилую. – глухо проговорил мужчина, стремясь изгнать из памяти худой торс с капельками воды на загорелой коже. – Буду держаться подальше. Пару дней Глушаков держал данное самому себе обещание и практически не пересекался с Виваловом, пока столбик термометра не зашкалил за 35 градусов. Набегавшись за целый день в цеху, среди пышущих жаром механизмов, замнач решил освежиться в душевой, благо к семи часам вечера производственные помещения опустели. Небрежно сбрасывая одежду в небольшой раздевалке, Глушаков усмехнулся: по заводу ходили слухи о его «стыдливости». Мол, он никогда с рабочими душ не принимает, потому что стесняется. Однако причина была в другом – двухметровый коротко стриженый блондин с холодными серыми глазами, чеканным профилем и сурово сжатыми губами ранее служил в спецназе ГРУ, имел несколько шрамов от ранений и не хотел, чтобы коллеги гадали, где он их получил. Вариант со «стыдливостью» мужчине нравился больше. Предвкушая несколько минут под прохладной водичкой, он открыл дверь в душевую и замер: там кто-то был. — Кхе-кхе. – прокашлялся Глушаков, выразительно глядя на дальнюю кабинку, откуда слышался шум воды. От туда высунулась мордашка Вивалова: — Ой. Петр Иванович? Вы? А я тут… Задержался… Мы с ребятами… — он смущенно и бессвязно забормотал. Глушаков взмахнул рукой, прерывая его лепетание: — Достаточно. Мы друг другу не помешаем. – и скрывшись за полупрозрачной перегородкой пустил ледяную воду, охлаждая желание. «— А ведь он там совсем гоооолый, влажный, бери и пользуйся. – подзуживал Петра внутренний голос. – Ты же так этого хотел! А практика скоро закончится, и ты его вряд ли увидишь вновь. — Заткнись! – пытался справиться с разбушевавшимся подсознанием Глушаков. Перед глазами мелькали непристойные картинки. – Я не могу! — Можешь и хооочешь! – издевалось подсознание». Не будь мужчина так озабочен борьбой с самим собой, он бы обратил внимание на то, с каким восхищением смотрит на него стажер. «Вот это мускулы! Прям, как у бойцов». – мучимый любопытством он вышел из своей кабинке, и пользуясь тем, что за шумом воды его не слышно подкрался к месту мытья начальника. – «Вау»! Мыльная пена стекала по выразительным мускулам на спине, плечах, ногах мужчины, Миша заметил пару круглых шрамов, а когда Глушаков повернулся к нему лицом, увидел широкий рваный след от раны, перечеркивающий кубики пресса на животе. «Ой! – мысленно пискнул парень, приготовившись к грозному окрику, и выдохнул с облегчением – глаза мужчины закрыты. – Тогда еще посмотрим. – обрадовался Вивалов. – О, еще и на груди шрамы. А пониже ключицы родинка. Здоров как лось, а по сравнению с ним кузнечик. Прихлопнет – не заметит. И глаза ясные серые. Ой»! – Миша слегка присел под холодным взглядом начальника. — П-п-петр Иванович, я-я-я ни-ни не это самое… того… этого… Я просто восхищен, у вас, очевидно, богатое прошлое. – быстро говорил парень. — Останешься со мной на неделю, сможешь узнать все. – ровно сказал Глушаков, неуловимо быстро затаскивая его к себе под душ, крепко прижимая к груди. — Что? – изумленно распахнул глаза Вивалов. – В-вы ж-ж-же нее… — Даа. – передразнил его Петр, делая толчок бедрами, чтобы показать, как он хочет провести это время. — Нуууууу… — неопределенно промычал Миша, помидорно краснея. Девушки у него были, на гомосексуальные отношения он смотрел без отвращения, и с недавних пор даже сам хотел попробовать, но никак не мог решиться. А тут – достойный во всех отношениях объект. – Я согласен, только… Ну… У меня не было… — Понял. Будет. – Открыто улыбнулся Глушаков, жадно целуя стажера. Спустя полтора часа охранник на проходной наблюдал необычную картину: расслабленного, довольного Петра Ивановича, на губах которого блуждала мечтательная улыбка и хромающего, страдальчески морщащегося практиканта Вивалого. Под сочувственным взглядом сотрудника ЧОПа начальник открыл перед стажером дверь своего автомобиля, куда тот забрался покряхтывая. «Бедолага, вон как разогнал. Суров Иваныч, ох, суров». – покачал головой мужчина, когда машина выезжала со стоянки – «Ну, хоть до дома довезет. Справедливо».