Звезда

      Бармен этого заведения, был из того самого разряда людей, которые еще не стары, и уже не молоды, совсем не уродливы, но и далеко не красивы, наверняка могут рассказать много историй, но не находят ни благодарного слушателя-собеседника, ни сил начать рассказ самим. Высокий, под два метра ростом, с короткой стрижкой и проседью в иссиня-черных волосах, шрамами на лице, и в душе, которые я каждый раз замечал в его глазах, он всегда интересовал меня, завсегдатая бара "Под мухой". Но я уже давно перестал заговаривать с людьми первым, а бармен, даже в самый немноголюдный день, не заводил даже простецкого разговора, так что я даже какое-то время думал, что он немой.       Она вошла в этот клоповник в половину первого ночи, и я сразу поразился огромным несоответствием человека и места. Прокуренный до состояния постоянно клубящихся кусков тумана в воздухе, грязный, старый, словно алкаш, возвращавшийся домой после двухнедельного запоя, бар не оставлял ей никакого шанса быть незамеченной, остаться в тени. Платиновая блондинка со следами румян на лице, и хирургического скальпеля на безупречной фигуре, она ворвалась в помещение, как приторный запах духов, который источает упорно не желающая стареть дама за пятьдесят, кажется, не раз принявшая ванну, полностью заполненную туалетной водой.       Ее короткая юбка наводила на мысли о беспрерывном блуде, длинные ноги вызывали в памяти запахи женского пота, смешанного с мужским семенем, а упругая грудь, казалось, чудом помещавшаяся в белый топ, навевала воспоминания о юношестве, когда бьющий через край тестостерон вынуждал тебя по несколько раз на дню успокаивать горящие огнем чресла, ритмичными, возвратно-поступательными движениями.       Я допивал третий шот виски, когда она, бросая по всей зале обжигающе-распутные взгляды из-под низко опущенных, чересчур длинных ресниц, уселась за стойку рядом со мной. Не знаю что побудило меня к этому, но я, разрушив свою пелену безмолвия, впервые за несколько месяцев, в течении которых обретался в этом притоне, заговорил. И что я сказал... Самую избитую и ребячески-наивную фразу, которую только видывал свет! - Было очень больно упасть с небес, детка? Слипшиеся от долгого молчания губы с трудом разошлись, исторгнув из недр моей прокуренной и луженой глотки звуки, которые с трудом передал во внешний мир мой вяло ворочающийся язык. Видимо по этой причине, она, вместо того что бы улыбнуться, или презрительно глянуть на идиота, который мог такое произнести, лишь переспросила: - Что-что? Я уже начал, так что отступать было не куда. Не спеша потушив сигарету о стеклянную стенку пепельницы, я допил остатки виски, хоть немного смочив засохший рот, и вновь сказал: - Не больно, говорю, было с небес падать, детка? В это раз меня услышали, и по видимому не только те уши, которым это предназначалось. Я, кажется, успел краем глаза заметить саркастично-горькую усмешку на губах бармена, но когда я слегка повернулся к нему, его лицо было безмятежно, как море во время штиля. Она хохотнула, и спросила: - Это вы меня так изящно сравнили с ангелом? - Ну если это изящно... - Вполне. Падать было не больно, но Земля менее гостеприимное место, нежели Небеса. Я подумал, что возможно, это сравнение бара с тем местом, откуда она сюда прибыла. - Тогда что же ты тут забыла, небожительница? - Пришла сюда в поисках своих поклонников. - Ха! Ну что же, ты наверняка найдешь здесь пару тройку таких. Разве ты не чувствуешь взглядов, ласкающих тебя во всех срамных местах, а? Не ощущаешь зловония пота, источаемого их телами, когда они думают о твоих формах, и о том что с ними можно сделать? Не чуешь липкую вонь их возбуждения, с самого первого твоего шага по полу этого места, а, детка? Она слегка откинулась на спинку барного стула, вынула из изящной сумочки тонкую сигариллу, и прикурила ее от стальной зажигалки, извлеченной оттуда же. - Конечно я ощущаю все это. Но я думала, что поклонники моего искусства, все это уже увидели и познали. Ожидала хотя бы пары-тройки взглядов, которые дали бы понять, что меня узнали, и... - Ты занимаешься искусством? - я заказал еще один виски, и прикурил еще одну дешевую сигарету от дымящей спички, что под конец все-таки успела обжечь мои пальцы красноватым огнем, который, мигнув на прощание превратился в лепесток сизого тумана. - Ну,- она сделала затяжку и выдохнула ее прямо мне в лицо, обдав запахом корицы, гвоздики и мускатного ореха, - можно сказать и так... А ты не знаешь меня?       Я внимательно вглядываюсь в лицо, скрытое под тоннами румян, пудры и помады, прорываясь сквозь заросли табачного дыма, и с уверенность, которой на самом деле не чувствую, говорю: - Нет, я вижу тебя впервые. - Странно. - А чем же ты занимаешься? В каком искусстве ты проявила себя, да так, что ищешь поклонников по клоповникам, по типу этого? - Я снимаюсь... в кино.       Догадка пронзила мой мозг электрическим зарядом, словно в голову ударила молния. Ну конечно. Идеальная фигура, доведенная до совершенства опытными хирургами так, что бы выглядеть притягательно не только под одеждой, но и без нее, взгляд, принадлежащий скорее женщине древнейшей профессии, нежели актрисе... - Звезда фильмов для взрослых, я угадал?       На секунду в ее глазах, цвета безмятежной глади горного озера промелькнула обида, страх и гнев, но затем все эти чувства сменились неким злорадным торжеством. - Вот именно, звезда! И я удивлена, что здесь нет ни одного мужчины, который узнал бы меня!       Горькая усмешка искривила мои губы, а алкоголь в стакане вновь подошел к концу. - Звезда говоришь? Наверное твой актерский талант просто неподражаем, так? Одри Хепбёрн нашего времени? Или Мерилин Монро? - Не насмехайся надо мной! Торжество вновь уступило место гневу в ее глазах. Казалось ее красивые ногти, обработка которых, наверное стоила целое состояние для завсегдатаев бара, были готовы разорвать меня на куски. - Я и не думал насмехаться. Но твоя наивность, в сочетании с твоей профессией, вызывает у меня лишь смех. Неужели ты думаешь что кто-то видит в тебе актрису, человека искусства? Ты для них кусок мяса. Красивый, ухоженный, дьявольски возбуждающий, но кусок мяса. Все что ты делаешь, предназначено для удовлетворения самых низменных потребностей, и я уверен, что даже эти, окружающие нас, без сомнения падшие люди, узнай они кто ты такая, посчитали бы тебя ниже себя. Разве корова, забиваемая на мясо претендует на известность и толпы? На поклонников? Вот и ты, такой же скот, только продержишься на рынке чуть подольше. Твои настоящие поклонники - тестостероновые подростки, теребящие свои детородные органы по десять раз на дню в мечтах о сочной, мясистой киске. Они могут тебя узнать на улице, но ни за что не подойдут за автографом. Им будет стыдно.        На середине моего нравоучительного монолога, девушку пустила слезу, а к концу уже открыто плакала. Соленая вода, стекавшая по ее, когда-то милому личику, пачкала ее щеки разводами разнообразной краски, превращая красавицу в размалеванное чучело. Однако меня уже понесло. Ведь я, наконец, узнал ее. Время сильно меняет людей, но есть такие знакомые, которых ты узнаешь через сколько угодно лет, в любом состоянии, вы были слишком близки, что бы не узнать... - О, вот теперь тебя наверное узнают на улице! Ведь именно так ты выглядишь во время съемок в своих шедеврах, а? Размазанные по лицу помада и тушь. Только добавь в глаза больше желания, и вауля, идеальный сценический образ готов! - Хватит... - она шептала, стараясь не сорваться на рыдания, - Прекрати, прошу! Ведь у меня тоже были мечты, я приехала в большой город... - Да-да! Ты приехала с радужными мечтами о лаврах кино академии, наивностью в глазах, и проклятиями родителей, которые наверняка предупреждали о коварстве Чудовища, под названием Город. И вот, этот Вавилон нашего времени, город греха и порока, прожевал и выплюнул твои мечты, отправив слоняться по улицам в поисках пропитания. Возвращаться в отцовский дом было уже поздно, и ты решила прибегнуть к последнему средству, которое, несмотря на грязь, было максимально близко к твоим мечтам - сладостный мир порно! Ты думала что это не надолго, только лишь подзаработать деньжат! Сначала ты не позволяла снимать лицо крупным планом, не соглашалась на анал и орал, старалась найти самых порядочных на вид режиссеров... Но вскоре пучина затянула тебя, доллар подмял под себя твою мечту, заставляя идти на все, лишь бы добиться успеха хотя бы в этом, нижайшем виде искусства. И вот, через пару лет, ты, двадцатипятилетняя девушка, выглядишь на все тридцать, а то и тридцать пять, шаришься по задымленным притонам, в поиске хоть какого-то признания! Ну что, я прав?! Под конец я почти кричал, но другие посетители были равнодушны. Им плевать на проблемы других людей, со своими бы разобраться. Лишь пара самых отпетых извращенцев все еще пялилась на девушку, надеясь утешить расстроенную особу после этой масштабной ссоры. "Звезда" больше не плакала, она лишь тоскливо всхлипывала, словно побитая собачонка, и ждала лишь окончания своего наказания, дабы потом сбежать от громкого крика и осуждающих взглядов в свою уютную конуру. Кажется она тоже вспомнила, но отчаянно не хотела подавать виду, не хотела верить...       Я замолчал, прикурил еще одну сигарету, и уставился на свою собеседницу. Та, молча отведя взгляд, прошептала: - Ты не мог бы проводить меня до дома? - Нет. Убирайся с глаз долой, не хочу тебя больше видеть.       Девушка медленно встала, утерла вновь выступившие на глазах слезы, и, не прощаясь, поковыляла в сторону выхода. Весь лоск слетел с нее, теперь она стала собой - молоденькой девушкой, совершившей ужасную ошибку, и, теперь, вынужденная расплачиваться за нее в течении всей оставшейся жизни. Когда дробный перестук каблучков прервался громким хлопком входной двери, я кивнул бармену, заказывая очередную порцию виски. После того, как янтарная жидкость наполовину заполнила мой стакан, он закупорил бутылку, и, впервые за долгие месяцы, обратился ко мне: - Чего ты так взъелся на девчонку? Она же тебе ничего не сделала. - О, как ты не прав. Она не узнала меня. В прочем, я на это не надеялся. А тем не менее, мы когда-то были очень близки... Это была...       Его глаза слегка расширились от удивления, когда я сказал, с кем только что вел беседу. Вслед за этим, в них отразилась печаль, горечь и жалость.       Ведь девушка, пришедшая в "Под мухой" в поиске поклонников своего творчества, порнозвезда, на которую я только что кричал, и которую я довел до слез, была... моей дочерью.