Сеанс

- Руки. Он покорно протягивает руки, тонкие пальцы чуть подрагивают. Я обматываю толстую верёвку вокруг запястий, закрепляю. - Повернись. Он поворачивается – спиной ко мне, лицом к столбу. Я привязываю верёвку к крюку. Узким носком нажимаю на кнопку в основании – внутренняя часть столба выезжает, удлиняя его; руки поднимаются. Главное – не переборщить: мышцы и связки не должны растягиваться, мне это ни к чему. Сквозь серо-голубую сетчатую майку-накидку длиной до середины бедра просвечивает крепкое тело. Мы играем в эту игру уже давно – недели, месяцы, может быть, даже годы. Он доверяет мне, хотя меня так и подмывает проверить его на прочность. - Ты знаешь, за что будешь сегодня наказан? - Нет, госпожа, - голос мягкий и звонкий, почти жизнерадостный. - Отлично. Тогда ты будешь наказан дважды. Первый раз – пока не поймёшь, за что. Второй раз – когда будешь знать, за что. - Да, госпожа. - Стоп-слово для первого раза? - «Я понял». - Хорошо. На столе разложены металлические блестящие штучки – в основном для антуража. Пара стеков – с пёрышками и с резиновыми хвостиками, несколько флоггеров разной жёсткости. Розги – ивовые и берёзовые. Я задумываюсь... и беру большие – декоративно большие – ножницы. И вон тот красный флоггер, он довольно жёсткий. - Я не буду тебя фиксировать. Контролируй себя сам. Дёрнешься – получишь ещё. Или не получишь. С какой стороны посмотреть. Он кивает. Так интереснее. При первом прикосновении ножниц он вздрагивает. Конечно, не ожидал почувствовать холод металла. Я вспарываю шов сетчатой майки и разрезаю его до конца, концы ножниц касаются шеи. Он дышит тихо и размеренно, пока не возбуждённо. Майка повисает на левом плече, открывая гладкое тело с лёгким загаром. Провожу сложенными ножницами вдоль спины – от шеи вниз, задерживаюсь в самом низу поясницы, обозначаю движение ещё ниже и слышу судорожный, но довольный вздох. Разрезаю второй шов, и майка – нет, сейчас уже просто куски сетчатой ткани – падает на пол. Теперь я могу любоваться своим партнёром во всей его уже не юношеской, но молодой красе. Настаёт черёд флоггера. Плечи, спина, ягодицы – я наношу ритмичные удары, начиная с совсем слабых, почти поглаживающих, и постепенно усиливая воздействие. Он расслабляется едва ли не до входа в сабспейс, но когда я начинаю почти со всей силы хлестать по ягодицам, возбуждение берёт своё, дыхание учащается, и в какой-то момент он почти восторженно восклицает: - Я понял! Я останавливаюсь. - Правда понял - или только как стоп-слово? - Правда, - в его голосе слышны радость и обожание. - Прекрасно. Тогда небольшой перерыв и продолжим. Теперь, когда ты знаешь, за что... удовольствия будет больше. - Да, госпожа! Мне хочется прикоснуться к его великолепному – хотя сейчас слегка покрасневшему - телу, но по правилам пока нельзя. Я чувствую, что его возбуждение и его эмоции постепенно начинают передаваться мне, и хотя я сохраняю хладнокровие и ясность мышления, мне с трудом удаётся устоять на месте. Я разрешаю себе немного походить, чтобы окончательно успокоиться, а затем возвращаюсь к столу – выбирать розги. - Твоё второе стоп-слово? - «Прости». - Разве это не то, что ты говоришь всегда? – усмехаюсь я. - Да, госпожа. Простите, - он задумывается на секунду, - пусть будет «Фиалка». - Прекрасный выбор, - одобряю я. – Готов? - Да! – я слышу, что он улыбается. Я успокаиваю его и подготавливаю ко второму этапу более мягким флоггером. Нежные, тонкие ремешки ласкают кожу, почти не причиняя боли, но разогревая успевшие остыть мягкие ткани. Затем приступаю к собственно порке. Тонкая, гибкая розга посвистывает, рассекая воздух и оставляя на коже длинные розово-красные следы. Я осторожна и аккуратно дозирую силу удара, чтобы не навредить партнёру и в то же время продлить удовольствие. Постепенно его плечи расправляются, насколько позволяют поднятые руки, дыхание становится глубоким и более редким, голова немного откидывается назад – я вижу, что лицо его безмятежно, а глаза закрыты. Сабспейс. «Ну уж нет, так легко ты у меня не отделаешься», - думаю я про себя, и, приподнявшись на цыпочки и дотянувшись до его уха, вслух произношу: «Выходи, пора». Это наш код вывода из сабспейса, а то знаю я его: уйдёт в нирвану – и поминай, как звали. Хлещи хоть до потери пульса... Он открывает глаза, сознание возвращается к нему, я продолжаю охаживать его ивовым прутом, буквально ощущая, как с каждым ударом растёт его возбуждение, как выплёскиваются в кровь эндорфины, как его заполняют восторг и желание полностью отдаться моей воле, раствориться в ней. Следы на спине и ягодицах уже кровоточат, кое-где капли крови прочертили вертикальные дорожки, образуя сетку с диагональными следами от ударов, но болевой порог настолько задран, что он почти ничего не чувствует и только улыбается; глаза, более не затянутые туманной дымкой сабспейса, сияют. Он и хотел бы закричать – но не может, и между двух судорожно глубоких вздохов он шепчет: - Фиалка... Я опускаю руку, роняя розгу на пол, и разворачиваю его к себе лицом. Так я и думала. Хоть полотенце банное вешай. Провожу ноготками по груди, ниже пупка, к лобку и обратно. - Ну? – спрашиваю я строго. - Я должен... – выдыхает он, глядя на меня, пожирая глазами мой тёмно-фиолетовый блестящий комбинезон с алой лилией на груди. Я берусь за молнию и начинаю расстёгивать её – молния рассекает лилию надвое. – Я должен, - повторяет он, сглатывая и тяжело дыша. Я сжимаю горячий и твёрдый ствол, обводя головку большим пальцем. - Что ты должен? – спрашиваю я ещё строже. - Играть лучше. Забивать больше. Всем! Кроме «Фиалок»! - произносит он, хватая воздух ртом через слово и теперь уже срываясь на крик. Я улыбаюсь, склоняюсь перед ним, облизываю набухшую головку, и через пару секунд Гонсало Игуаина, форварда «Наполи», окровавленного и счастливого, накрывает пульсирующими волнами оргазма.