Альтернативная история большого заговора

Сокровище клана Руф, потенциально удачная партия, привлекательный объект инвестиций, гостья базы автоботов, пленная с особым статусом у десептиконов — она всегда была пташкой в клетке. Менялись только театры событий, фейсплейты и размер той самой клетки. Голди всегда была аполитична, её не интересовали игры жадных до власти верхов. Игра в бога — вот что было для неё действительно увлекательным. Войну между фракциями она воспринимала как отрезок новейшей истории, очередную возню политиков, бурю, которую следовало переждать, по возможности извлекая выгоду. Впрочем, нынешнее её положение серьезно осложнялось алозначностью меха, которому она так наивно отдала искру. Сам Мираж был убеждённым последователем Прайма, и это обстоятельство могло обрушить её надежды на светлое будущее в любой клик. Информационное пространство «Немезиса» по большей части для неё было закрыто, поэтому Голди приходилось довольствоваться жалкими обрывками сведений, которые сообщались ей контактёрами, в их узкий круг входили Квает Спэйс, начальник медслужбы, начальник лаборатории и несколько мехов из службы внутренней безопасности. Наверное, Руф была самым сговорчивым пленником за всю историю существования десептиконов. Она сразу согласилась сотрудничать, выставив минимальные условия по сделке. Первым пунктом шла жизнь Миража, ведь крылатая фемма готова была сделать всё что угодно, лишь бы не страдал её избранник. Вторым — безопасность для неё самой и возможность оказывать помощь пленным автоботам. Главным бонусом для принцессы Воса был ежедневный доклад о состоянии Миража и возможность заботиться о лидере проигравшей стороны. Голди ощутила присутствие возлюбленного, едва тот ступил на палубу жилого уровня. Боясь спугнуть своё неожиданное счастье, она медленно, крадучись, словно охотясь на пугливого перламутрового инсектикона, подошла к двери. Искра её пульсировала так быстро и беспорядочно, что, казалось, могла пробить своё вдруг ставшее ей тесным вместилище. Крылатая фемма замерла в ожидании, створки дверей с шипением разъехались в стороны. Быстро оценив состояние стоящего перед ней меха и признав его нормальным, Руф крепко обняла автобота за шею и немедля втянула в помещение. — Мираж. Мираж, Мираж… — Вкрадчивый шёпот нежностью скользил по аудиодатчикам. Она поцеловала возлюбленного в губы, едва касаясь, словно он был скульптурой из сухого песка, и мог рассыпаться от большего давления. Тот доказал свою реальность и прочность самым простым способом — подхватил лёгкий золотой корпус на манипуляторы и, прижав к себе крепко-накрепко, поцеловал со всей страстью. Так, не отрываясь, и внес её в глубину каюты. Спрашивать «как ты?» он считал излишним — сам видел, что актив и цела, а что устала и издёргана, догадывался без подсказок... Поэтому, на миг оторвавшись от любимых губ, чтобы полюбоваться родной оптикой, снова к ней прижался, зарывшись лицевой в шею. — Как же я по тебе соскучился... — едва слышно проговорил этот дипломат вместо рвавшегося «думал, никогда уже тебя не увижу». — Я уже думала, что никогда тебя не увижу, — так же тихо произнесла фемма, ловя отклик его мыслей на уровне искровой связи. — Как тебе удалось получить разрешение на встречу? Сколько у нас времени? — самые важные вопросы она предпочитала задавать сразу. Тот отвечал, не сводя с неё влюблённой оптики: — Искру Юникрону продал. Так что время зависит от его сообразительности. Одновременно обнимая, постоянно перехватывая, словно пытаясь всю ощупать, снова и снова убеждаться, что это она. В то время как процессор прошибло осознанием надвигающейся катастрофы. Их же не могут не слушать. Воистину, красивая фемма может погубить даже лучшего разведчика... — Ты не можешь продать то, что принадлежит мне, Мираж, — ответила принцесса Воса, осторожно поглаживая основание его шлема. — А теперь неси меня на платформу. Юникрон умен — не будем терять времени. Голди хотела поскорее получить доступ к корпусу любимого меха: пока тот будет занят ласками, она сможет убедиться, что у него нет серьёзных внутренних повреждений, обновить защитные базы, потом выгрузить напряженную нейросеть. В полное соблюдение договора Руф не верила и в том, что Мираж получил свою порцию пыток, не сомневалась. Цинично предоставив фемме определять порядок действий, гонщик получил предсказуемый ответ: разговоры и заправка будут потом. Его подобная расстановка приоритетов полностью устраивала. Долго искать платформу в тесной каюте не пришлось, и очень скоро предвкушающе урчащий движком колёсный уже наглаживал и целовал свою избранницу везде, где мог дотянуться — то есть вообще везде. Сикерфем не стала оставаться в долгу, и на какое-то время все разговоры стали излишни. Парой заездов позже мех с изрядно порванными шинами лежал, нежно выцеловывая манипуляторы удобно устроившейся на его броне феммы. — И чем же ты вызвала их неудовольствие, любовь моя? Понять, к чему относился вопрос, было несложно, учитывая, как острая глосса начала вылизывать золотистую броню под неожиданно массивным браслетом грубой работы, так сильно отличающимся от изящных украшений Птахи. — Ммм... — томно протянула сикерфем, отнимая у Миража закованный манипулятор. — Это стандартная мера предосторожности. Не волнуйся об этом. У меня даже контракт не рабский, а рабочий. Правда, пожизненный и без возможности расторжения. В чём разница? — Голди пожала плечами. — Полагаю, при такой формулировке у меня должна была остаться хоть капля не выжженной гордости. Оперевшись на локти, Руф приподнялась, сложив манипуляторы элегантным крестом, так она могла смотреть в оптику цвета солнца. Поцеловав её обладателя в подбородок, затем в уголок рта, золотистая фемма попросила: — Расскажи мне про свой договор, пожалуйста. Лучше бы про аналогичные «украшения» самого Миража спросила, они-то как раз были стандартной мерой предосторожности, в отличие от его договора. Беря паузу на обдумывание тщательно выверенного ответа, он лизнул коснувшиеся его губы. Потом делано-безразлично шевельнул плечами: — Выполнять приказы, не обижать хозяев базы... Почти как раньше, только неприкасаемые теперь другого цвета, и перемещаюсь под конвоем. Шаловливые манипуляторы щупали Голди за разные гладкие — такие восхитительно тёплые — места, снова пытались проникнуть под тонкие пластины брони... Мысли меха всё отчетливее склонялись в сторону нового заезда. И склоняли к тому же фемму, чьё неосторожно попавшее в зону досягаемости крыло уже было прихвачено дентами. Гладкими, но всё равно обёрнутыми губами. Безмолвное и вместе с тем очень многообещающее предложение автобота было принято, к великому облегчению последнего. Сообщать любимой, что он теперь чужая вещь под страхом извлечения искры, он в ближайшее время не собирался. Объяснение же, почему ему было проще самодеактивироваться, чем предать алый знак, он почитал и вовсе невыполнимым, учитывая абсолютную аполитичность его избранницы. При всей же неприятности нынешнего положения, он мог сохранять хотя бы призрак верности Оптимусу Прайму, надеяться однажды его пробудить и освободить, а работу по указке десептиконов оправдывало принуждение — гонять пленных на работы было практикой общепринятой и не осуждаемой ни одной из сторон. После одиннадцати ротаций без заправки и подзарядки он был не в лучшей форме, так что жалкий третий раунд горячего сикерского приветствия едва не оказался для него непосильным. Исключительно благодаря остаткам гордости почти полностью лишённый заряда мех сумел не опозориться и таки ж закончить начатое. — Сбылась твоя мечта, крылатая, — я готов заправляться из твоих манипуляторов добровольно! — попытался объявить он весело, прижимая крылатую к себе, но лишь слабо скользнул манипуляторами по её бокам. — Заездила ты меня, два-один, сикер, в твою пользу. И только теперь он осознал одну очень важную вещь. — У тебя здесь энергон-то есть? Или придётся конвой звать? — Есть, разумеется. Мне выписали солдатскую норму энергона высокой очистки. Мне полкуба на ротацию хватает, а приносят их по два, а то и три в зависимости от длины смены. Как же ей не хотелось выпускать колёсную добычу из цепких коготков. Лежать на тёплом корпусе любимого меха было приятно, на неё снизошла великая сладкая лень, и только осознание того, что Мираж истощён, сдвинуло её с места. — Моя создательница любила повторять: «что происходит — то во благо,» — задала она тему предстоящей беседы, покидая платформу, — Кто-то из них должен был победить рано или поздно, и это поздно пришло так внезапно. Но это всё равно лучше чем продолжение... Голди извлекла из небольшого энергария три куба авиационного и села на край платформы, устраиваясь удобнее в немедленно обхватившем её манипуляторе. — Не «из них» только, а «из нас», — устранил гонщик на корню намечавшееся разночтение в терминах, — для меня по-прежнему «из нас», искра моя. Но продолжать, ты права, я сейчас не намерен, и их это пока устраивает. Он с благодарным взглядом позволил поднести куб к его губам и, не сдержавшись, осушил его одним махом. — Мы, они, да какая уже разница, Чемпион! Мир, ты понимаешь? Мир. Конечно, будет здорово, если Оптимус придёт в себя, и они с Мегатроном разопьют пару кубов на брудершафт, но лично я в этом сильно сомневаюсь. Мегатрон, конечно, не Прайм далеко, но он после победы словно обрел другую личность, которая, даже несмотря на прошлые обиды, мне не противна. Осушивший первый куб одним глотком гонщик сейчас за это расплачивался: страдавшие от нехватки энергии внутренние системы поглощали внезапно свалившееся на них счастье чрезмерно активно, а их обладателя теперь ощутимо потряхивало от слабости. Он едва сумел подобрать под себя конечности и переползти на платформе выше, устраиваясь полусидя. — Не о таком мире я мечтал, — второй куб гонщик всё-таки взял в свои манипуляторы, но обращался с ним более разумно: грея его в ладонях, цедил понемножку. — Впрочем, надо поближе посмотреть на этот, — примирительно сообщил он. Оценив реакцию организма гонщика на энергон, Голди осознала, что он совершенно не преувеличивал, когда говорил про «заездила»: он действительно был до крайности истощён. Мысленно поругав себя за эгоизм и малодушие, она отпила из своего куба. — Самый дурной мир лучше хорошей войны, Мираж. Не знаю как ты, а я устала жить в страхе, устала ждать смерти или очередного приказа сотворить что-нибудь ужасное. О каком бы мире ты ни мечтал, мой дорогой, мир настал, и он такой, какой есть, а я благодарна Праймусу за то, что сотворил его, пусть даже великой жертвой. — Да не собираюсь я этот мир нарушать! — не то прорычал, не то простонал алозначный пленник, но быстро взял себя в манипуляторы и уточнил уже мягко и утешительно, почти с улыбкой, подавая как шутку: — Под страхом извлечения искры. И сменил тему: — Тебе уже доводилось общаться с Квает Спэйсом? Какой он, настоящий? Идея обсуждать потомка Мегатрона Руф пришлась не по искре. — Настоящий? Не знаю и знать не хочу. Можешь считать это моим феммским капризом. Вряд ли я смогу простить ему его блестящий боевой дебют! Или как это у вас, военных, называется? Боевое крещение? — Голди сделала паузу, формулируя ответ на поступивший вопрос. — Тебя привёл его ведомый, ты явно к нему благосклонен, я видела. Тебе, похоже и сам Квает Спэйс нравится, словно ты не видишь, что он и Седьмой это разные личности. Это из-за него десептиконы поубивали и покалечили половину фемм Элитиной базы, пусть Колодец ей будет благодатью. Упоминание Элиты, пусть и косвенное, снова резануло по искре. Надо привыкать, в ближайшее время ему не раз ещё припомнят этот «подвиг», и далеко не в таких выражениях. Переждав приступ и отставив куб, он раскрыл манипуляторы, приглашая фемму к себе на колени. Когда та выполнила безмолвную просьбу, обнял её, зарылся фейсплейтом в шею и заговорил дальше. — Тебе больше не придётся бояться, моя искра, ни за себя, ни за меня: нас с тобой теперь близко не подпустят ни к оружию, ни к военным операциям. Квает Спэйс обещал. А я ему — всемерную помощь в строительстве нового мира. Ещё немного потеревшись о любимую шлемом, колесный отодвинул её, повернул, заглянул нежно в оптику: — Разобрались с этим? Или продолжаем перебирать микросхемы нашему крылатому другу-недругу? «Что же со мной такое! — мысленно укорила себя Голди, — зачем я напомнила ему об Элите, зачем мучаю его разговорами о мире, о том мире, к которому он не готов. Эгоистка, ему сейчас гораздо сложнее, чем мне, он ведь считает себя виноватым в деактивации Элиты, в установлении власти десептиконов на Кибертроне. Но убеждать его, что так было предначертано, нецелесообразно: кивнет, мол согласен, и продолжит заниматься самоедством.» — Прости, Чемпион. Я сегодня чрезмерно резка, — она прижалась к нему чуть теснее и звонко курлыкнула, выражая свое довольство происходящим. — Я люблю тебя, Мираж. Ты моё небо, — ответила она, зная, что аристократ поймет её ответ. Удивлённый совершенно излишними, на его взгляд, извинениями, колесный нерадостно усмехнулся: — Какая резкость, ты о чём? Если сейчас избегать всех потенциально травмирующих тем, останется только молчать. А так ни один вопрос не решишь. Голди хитро улыбнулась. — Мы можем и помолчать, не так ли, Чемпион? — золотая фемма соблазнительно поёрзала на коленях у избранника. — Правда, боюсь, на долгое время такого молчания у тебя покрышек не хватит. Мираж сумел на короткое время отцепить один манипулятор от золотистого бока, сделал глоток из куба и снова ухватил покрепче свою крылатую. — Обязательно помолчим, самым деятельным способом, — пообещал он. — Весь «Немезис» услышит. Но попозже. Расскажи мне о наш... моих сознаковцах. Знаешь чью-нибудь судьбу? Жёлтые оптосенсоры предсказуемо нездорово мерцали, но рисунок полей не менее предсказуемо говорил, что разведчик уверен в своей способности адекватно воспринять запрошенную информацию. Маленькая сикерфем ловко поменяла позу, оказавшись фейсплейтом к аристократу и прижавшись своей грудной секцией к его. — Про Рэтчета слышала, что скрывается, оставшимися в строю свободными автоботами руководит Хот Род, Ультра Магнус согласился сотрудничать с Мегатроном. Проул, Джаз, Айрон ушли к Хот Роду. Любимый, лучше спроси у Квает Спэйса, он точно знает, или у кого-нибудь из первой триады. Они не такие уж мерзкие, если присмотреться, — она нежно погладила по шлему меха, опустившего голову ей на плечо. Что перечисленные Птахой небезразличные ему боты актив, не могло не радовать. А уж что бы он отдал за то, чтобы сейчас быть с ними... Впрочем, он точно знал, чего, точнее, кого за это не даст, так что отбросил бессмысленные сожаления. Сообщать, что Джаз ушёл ненадолго, и сейчас находится несколькими палубами ниже в пыточной, Мираж ей говорить, конечно, не стал. — Присмотрюсь, любимая. И присмотрюсь и притерплюсь, и Квает Спэйса спрошу, — «и не-десептиконские источники информации поищу». — Но сейчас и, по-видимому, до утра, мой единственный источник информации — ты. Что с феммами? Кто актив, кто... нет? Паранойя привычно неприятно шебуршилась где-то за грудной бронёй, заставляя выбирать выражения и темы разговора не только из соображений подстройки под собеседницу, но и в расчёте на прослушку, которой не могло не быть. Иначе зачем бы им подарили так много отдыха? Хотя после этой его дурацкой реплики про Юникрона странно, что за ним ещё не пришли. Вечер был долгим, наполненным разговорами о прошлом, настоящем и будущем, обоим собеседникам было непросто, чувства и эмоции иногда начинали бить через край. Тогда двое влюбленных использовали, пожалуй, лучшее лекарство от искровой боли — единение друг с другом. Птаха рассказала избраннику всё, что знала на тот момент, но знала она не так много. Воительницы Элиты бились как дикие звери, защищающие свою территорию, не сдаваясь, не жалея себя, самоотверженно, до последней пульсации искры, поэтому многие погибли, а большинство выживших пребывали в состоянии между жизнью и деактивом. Каким бы невероятным это ни казалось, но десептиконы старались сохранить их жизни, вытащить из Колодца Всех Искр. Феммы были инструментом достижения цели, какой — догадаться несложно.