Be sure to wear some flowers in your hair

На секунду Хёкджэ почувствовал смутно знакомый сладковатый аромат, удушающую жару и запах раскаленного асфальта. Он смотрел в тепло-карие блестящие глаза мужчины напротив и тонул в нахлынувших воспоминаниях, и никто не спешил ему помочь. Хёкджэ стоял посреди улицы и неумело хватал ртом воздух, словно только что сделал свой первый вдох. Но вот мягкая женская ладонь тронула его за локоть, потянула за рукав пиджака, и Хёкджэ отвел взгляд. — Дорогой, ты в порядке? Хёкджэ заторможено кивнул, не уверенный, что вообще слышал вопрос. — Добрый вечер, Хёкджэ, — сказал мужчина, слегка поклонившись, и машинально поправил узел темно-синего галстука. Донхэ пристально посмотрел на него, и на секунду Хёкджэ забыл, где он и когда. В горле пересохло, и ответ получился хриплым и бесцветным: — Здравствуй, Донхэ. Донхэ улыбнулся, учтиво кивнул и, сжав руку совсем маленькой девочки в симпатичном белом платье, прошел в распахнутые двери ресторана. Хёкджэ помедлил и зашел следом вместе с женой. Пока она разговаривала с администратором, он выискивал глазами Донхэ и заметил того у столика в центре зала. За ним уже сидела красивая молодая женщина с роскошной прической из черных блестящих волос, мальчик лет девяти-десяти и пожилая пара. Женщина привстала, и Донхэ поцеловал её в уголок губ. Мальчишка закатил глаза, а девочка тихо засмеялась, прикрывая рот ладошкой. — Хёкджэ, наш столик готов. — Уже иду, — пробормотал Хёкджэ, не сводя взгляда с Донхэ и, без сомнений, его счастливой семьи. Донхэ усадил девочку на стул, потрепав её по волосам, и вдруг поднял взгляд. Хёкджэ неловко улыбнулся, осознав, что был пойман, и отвернулся. Но он все еще чувствовал, как его кожа горела на жарком солнце, несмотря на то, что на дворе был ноябрь. 11 июня, 1967 год На шоссе по пути в Неваду всегда попадалось много автостопщиков. Большинство из них направлялись в Лас-Вегас, это было торопливо написано на кусках картона или бумаги, которые они обычно держали в руках и всматривались в лица водителей. Те, кто забыл взять шляпу или потерял ее по дороге, стояли с раскрасневшимися лицами и прикрывали глаза, делая "козырек" из ладони. Люди в широких шляпах выглядели намного бодрее, но это пока. Для большинства из них путешествие только начиналось, они еще успеют обгореть или получить тепловой удар в этой безжалостной пустыне, где не было дождя уже несколько недель. Хёкджэ любил рассматривать людей, стоявших вдоль дороги между покосившимися столбами. Только автостопщики, завидев его скрипучий фургон, опускали свои таблички и начинали ковырять песок носком обуви, будто всего лишь вышли позагорать на палящем невадском солнце посреди пустыни из песка и одиноких кактусов. Им, видимо, больше хотелось прокатиться с ветерком в какой-нибудь приличной машине с открытым верхом. Много таких постоянно обгоняли фургон Хёкджэ, люди в этих машинах громко кричали ему подбадривающие слова и смеялись, придерживая развевающиеся волосы. —Ничего, малышка, — сказал он машине и погладил руль. — Все равно не в моих правилах подбирать попутчиков. Хёкджэ успешно проехал без попутчиков уже три штата, следуя этому правилу. Лишняя осторожность никогда не помешает, хотя он и пропускал одну из главных особенностей дорожного путешествия - знакомство с новыми людьми. Двигатель фыркнул и зашумел сильнее. Хёкджэ поддал еще газу, и серый фургон послушно покатился быстрее, поднимая за собой клубы пыли. В дороге Хёкджэ был уже почти полтора месяца, и фургон никогда еще его не подводил, несмотря на то, что машина буквально дышала на ладан и грозила вот-вот развалиться в движении. Хёкджэ купил её у какого-то предприимчивого агента по продаже автомобилей, который собирался сдать фургон на свалку. Должно быть, он был убежден, что совершил самую удачную сделку в жизни, как и Хёкджэ, который не жалел ни цента, потраченного на покупку. Фургоном когда-то пользовались хиппи. Об этом говорил огромный знак пацифика на задних дверях и сладковатый запах травки и ароматических масел внутри. Хёкджэ всегда мечтал водить что-нибудь подобное, пропитанное духом свободы. Очередной автостопщик показался вдалеке. Хёкджэ снова прибавил газу, чтобы гордо пронестись мимо него, и включил радио громче. Играла "Substitute" The Who, и Хёкджэ начал с энтузиазмом напевать, высунувшись в открытое окно. Он надеялся испугать человека на дороге, и у него это почти получилось. Молодой парень (едва понятная надпись с ошибкой "Колифорния" на картонке) удивленно выгнул брови и сделал пару шагов назад. Под его ногами посыпались сухие камни, и он съехал с дороги вниз, в песок и редкие засохшие кусты. Хёкджэ рассмеялся, но тут же задумчиво умолк. Кажется, впервые кто-то не сделал вид, что никуда не едет, заметив его машину. — Странный, — пробормотал Хёкджэ, пытаясь выжать из фургона еще скорости. Он переключился на следующую передачу, и вдруг машина задергалась, захрипела, двигатель возмущенно взревел. Хёкджэ, хоть ему и было сложно в этом признаться, ужасно струхнул. Так себя машина еще никогда не вела. Он быстро поменял передачу, но двигатель не успокоился. Фургон начало трясти, и Хёкджэ вцепился в руль. Ремень безопасности, который застегивался через пояс, болтался где-то на полу. И с последним рывком фургон замер. Салон заполнился пылью и песком через открытое окно, Хёкджэ закашлялся и закрыл глаза, чтобы не попала грязь. Через минуту он все-таки вылез из машины и осмотрел её со всех сторон. Из-под капота валил пар, и, кажется, колесо слегка спустило. Хёкджэ застонал и почесал в затылке. В машинах он понимал чуть больше, чем ничего. Но что тут поделаешь, пришлось лезть под капот, когда пар перестал валить так сильно. Хёкджэ вспотел и снял джинсовую куртку, небрежно повесив ее на открытую дверцу фургона. Он остался в одной растянутой майке грязно-белого цвета с надписью акварельной краской "Give Peace a chance". Надпись эту ему сделала девушка-хиппи в Колорадо. Хёкджэ тогда проезжал по главной улице Денвера и заметил, что в небольшой парк тянутся люди в яркой одежде, без сомнения, хиппи. Они весело кричали и зазывали окружающих пойти с ними на небольшой концерт. Люди, в строгих костюмах и хорошей одежде, прижимали к себе свои кейсы и сумки и шарахались в сторону. А Хёкджэ решил взглянуть и познакомился с несколькими очень приятными хиппи, которые протестовали против ядерных исследований. Хёкджэ отогнал пар из-под капота, подлил воды и начал ждать в салоне, пока внутренности хотя бы чуть-чуть остынут. За этим он даже не заметил, как к фургону кто-то подошел. Хёкджэ от неожиданности подпрыгнул на водительском месте и ударился макушкой о крышу. Это был автостопщик, тот самый, свалившийся в кусты. Его джинсы теперь были испачканы на коленях в красном песке. Он был азиатом, возможно, даже корейцем, как и Хёкджэ. Незнакомец прижимал к себе табличку с "Колифорнией" и тащил на одном плече большой зелёный рюкзак с широкими лямками. — Я не останавливался тебя подбирать, — спешно сказал ему Хёкджэ. Автостопщик смущенно улыбнулся и вытянул вперед картонку. Он хлопал глазами и смотрел с надеждой. Хёкджэ нахмурился. — Я не беру попутчиков, — твердо сказал он. — Калифорния, — сказал тот и смутился еще больше. — Машина сломалась, — устало махнул рукой Хёкджэ. — Сможешь починить — поедем, так и быть. Предлагал он это в основном от отчаяния и даже не рассчитывал, что человек без машины сможет разобраться в моторе. Автостопщик покачал головой, пожал плечами и смущенно поджал губы. — Так, постой, — протянул Хёкджэ. — Ты - немой? Хотя нет, ты же только что что-то бормотал… Или не говоришь по-английски? Вдруг лицо странного паренька озарилось улыбкой и он закивал: — Да! Не говалить анплийский! — бодро произнес он на ломаном английском. Такого ужасающего акцента Хёкджэ давненько не слышал, хотя, если честно, не часто ему приходилось разговаривать с иностранцами. Хёкджэ скользнул с сиденья на землю и подошел к капоту. Автостопщик посеменил за ним. Он с интересом осмотрел внутренности, а затем буквально нырнул под капот, слегка подвинув Хёкджэ в сторону, чтобы не мешался. Он долго копался, а потом вдруг начал жестами что-то показывать. — Я не понимаю! — в отчаянии простонал Хёкджэ. Незнакомец начал крутить кистью, и Хёкджэ вдруг понял, что его просят попробовать завести двигатель. Он залез обратно в салон и покрутил ключом в зажигании. Ничего не получилось. Автостопщик вновь уткнулся под капот, а Хёкджэ устало улегся на переднем сиденье, свесив ноги на улицу. Он даже не заметил, как задремал. Проснулся Хёкджэ от того, что кто-то робко тряс его за коленку. Он не сразу сообразил, кто перед ним, и вскрикнул, как девчонка, подтянув ноги в салон. — Машина — да, машина — ок. — Машина — да? — удивленно переспросил Хёкджэ. Он постепенно отходил от сна, и уже вспомнил, что случилось. — Работает? — Работает, — повторил незнакомец и изобразил звук, который, судя по всему, должен был напоминать работающий двигатель. Хёкджэ недоверчиво усмехнулся и попробовал завести машину. С первого раза ничего не вышло, но автостопщик, перегнувшись через Хёкджэ, завел двигатель сам, и тот бодро заработал. Даже звук стал чуть тише. — Ого… — Работает, — снова повторил автостопщик и широко улыбнулся. На секунду Хёкджэ подумал, что он ужасно милый. — Меня зовут Хёкджэ, — представился Хёкджэ, смягчившись. — Донхэ, — кивнул тот. — Ты ведь кореец? — обрадовался Хёкджэ. — … Кореец, — неуверенно повторил Донхэ и вдруг обрушил на Хёкджэ торопливую речь на корейском языке. Из нее Хёкджэ почти ничего не понял, кроме самых обычных слов, вроде "я", "кореец", "говорить". — Я не говорю по-корейски! — перебил его Хёкджэ. Донхэ удивленно умолк. — Я родился здесь, и меня почти не учили корейскому, — сказал он, хотя новый попутчик все равно его не понял. Корейскому его пыталась научить бабушка, но вскоре она умерла, а родители считали, что он будет больше американцем, если будет знать только язык этой страны. Они были очень рады покинуть Корею много лет назад, еще до рождения сына. Дома на корейском они только ругались друг с другом. — Почему? — тихо спросил Донхэ, очевидно не поняв, что ответ на этот вопрос уже прозвучал. — Потому что живу здесь. — Здесь, — повторил Донхэ и кивнул, что понял. Хёкджэ рассмеялся и похлопал его по плечу. Со всеми в итоге можно найти общий язык. — Плохо. — Действительно, — рассеянно ответил Хёкджэ. — Залазь, — сказал он и жестом показал на место рядом с водительским. Донхэ обошел фургон, открыл дверцу, затем втащил свой тяжелый рюкзак и вопросительно посмотрел на Хёкджэ. Вместе они закинули его за сиденье — в сам фургон, где лежал тонкий матрац с подушкой без наволочки и лоскутным пледом и дорожная сумка. — Что у тебя там? Камни? — Рюкзак был очень тяжелым. Донхэ помотал головой и что-то изобразил на лице. — Вещи, — коротко ответил он. — Как скажешь, — протянул Хёкджэ. — Рад познакомиться, Донхэ, — сказал он на корейском с огромным трудом. Язык он совсем не помнил. Донхэ просиял и потряс протянутую руку: — И я тоже, я тоже, — быстро проговорил он по-корейски. — Спасибо. — Не за что. — С этими словами Хёкджэ заставил фургон тронуться с места. Радостный Донхэ высунулся из окна, как любопытный пёс, которого хозяева впервые взяли в поездку за город. Они были в дороге уже три часа, и Хёкджэ остановился на заправке, чтобы купить бензин, спички, подкачать колеса и сходить в туалет. Донхэ везде следовал за ним, как прилипший. И когда они вышли из самого грязного туалета во всем штате, то вместе направились в дорожное кафе с покосившейся красно-белой вывеской, своей неуместной помпезностью похожей на те, что висят над кинотеатрами. Оно пустовало. Только полицейский медленно пил кофе из огромной кружки, и полная официантка листала "ТВ Гид". Они повернулись к гостям, скользнули по ним взглядом и снова потеряли интерес. Хотя Хёкджэ заметил, что полицейский внутренне напрягся, остановив взгляд на его разорванных джинсах и длинных белых волосах, которые он старательно отращивал уже пару лет и недавно, как раз перед началом путешествия, перекрасил их. Зато Донхэ его волосы, судя по всему, нравились. Хёкджэ то и дело ловил его взгляд на них, а один раз Донхэ осторожно потрогал кончики, будто проверяя, настоящие это волосы или парик. — Что будете, мальчики? — спросила официантка и расплылась в приветливой улыбке своих вызывающе красных губ. — Можно пару сэндвичей с собой? — начал Хёкджэ и забрался на высокий стул у стойки. Донхэ с трудом уселся рядом. — Только посвежее и поменьше салата. — Сделаем, мальчики! — сказала женщина и рассмеялась. Высокая прическа задрожала на её голове. Официантка на секунду выглянула в окошко, где находилась крохотная кухня, и просунула повару листок с заказом. Через десять минут их бутерброды были готовы, и когда Хёкджэ уже было собирался уйти, заговорил полицейский: — Сынок, куда вы едете? — В Калифорнию, — коротко ответил Хёкджэ, бросив взгляд на взволновавшегося Донхэ. Тот не понимал ни слова и не смел шелохнуться, усиленно прислушиваясь к разговору. — Какие-то проблемы? — Нет, сынок, просто интересуюсь, — усмехнулся полицейский. На вид ему было лет сорок. В волосах уже проглядывали седые пряди, и сам он был уже с брюшком, как и многие полицейские в небольших городах, где ничего не случалось. — Хотел бы осмотреть твой фургончик. Донхэ переводил взгляд с Хёкджэ на полицейского и обратно, сжимая в руках бумажный пакет с сэндвичами. — Осматривайте, — спокойно ответил Хёкджэ, надеясь, что Донхэ в своем жутко тяжелом рюкзаке не перевозил килограммы наркотиков, а коп определенно собирался найти что-нибудь эдакое в фургончике хиппи. — Мы подождем здесь, если не возражаете. Полицейский кивнул, взял у него ключи и вышел. Официантка покачала головой и спросила: — Кофе? Хёкджэ кивнул. Мысленно он прикинул, во сколько ему обойдется счет —в таких местах цены обычно не кусались, но он уже заправился на приличную сумму. Оставалось только надеяться, что у Донхэ были хоть какие-то деньги, чтобы добраться до Сан-Франциско…На фестивале в Монтерее его будут ждать друзья. А там он собирался присоединиться к какой-нибудь общине, например, в Хайт-Эшбери или где-нибудь поблизости. — По ночам останавливайтесь в мотелях. У нас опасно спать в машинах на дороге, — посоветовала женщина. Она налила Хёкджэ чашку кофе, а Донхэ — холодного молока, как он и заказывал. Когда кофе был почти допит, вернулся раздосадованный коп. Он весь вспотел, и выглядел невесело. Донхэ бросил на Хёкджэ взволнованный взгляд, но продолжал смирно сидеть на месте и хранить молчание. — Все в порядке, офицер? Полицейский хмуро кивнул и раздраженно отмахнулся. Донхэ встал первый, чуть поклонился ему и потянул удивленного Хёкджэ с собой вон из дорожного кафе. Выглядел он очень серьезным. — Нехорошо, — сказал Донхэ. — Что? — Нехорошо, — повторил Донхэ и мотнул головой в сторону полицейской машины. — Почему? — Ааа… Он решил, что мы — хиппи, — ответил Хёкджэ. И частично это было правдой. Он хотел стать хиппи, зажить по-настоящему, совсем как они. Когда важнее всего было только то, что творится внутри тебя и другого человека, когда важнее всего был — мир. Ему было тяжело смотреть на то, что творилось в стране в последние годы, как его друзья уходили служить и не возвращались. И с каждым годом все становилось только хуже. Правительство обещало, что это будет короткое вмешательство, не больше. Вся страна бурлила, но открыто протестовали только студенты, родственники погибших и хиппи, и последних власти не переносили сильнее всего. Только вновь подумав об этом, Хёкджэ почувствовал, как начал снова злиться. Он уже не верил, что эта война когда-либо вообще закончится. — Ты хиппи? — спросил Донхэ и снова уставился на его волосы. — Может быть? — пожал плечами Хёкджэ и позволил себе чуть расслабиться. — Я считаю, что война — отстой. Делает это меня хиппи? — Война — отстой? — Конкретный отстой, — кивнул Хёкджэ. Он отпер дверь и забрался на свое место. Когда Донхэ тоже устроился, Хёкджэ переключился на заднюю передачу, чтобы чуть сдать назад и удобно развернуться. Эта передача работала хуже всех и не всегда срабатывала, поэтому Хёкджэ пришлось повоевать с рычагом, двигая его туда-сюда, за чем Донхэ внимательно наблюдал. — Что есть "отстой"? — вдруг спросил он. — Пф, — выдохнул Хёкджэ, потому что фургон покатился назад. — Это значит… "Очень плохо", "неправильно"… Да и вообще, много чего значит. Донхэ серьезно кивнул, и Хёкджэ стало чуть стыдно, что он учил его плохому английскому, когда корейцу не помешало бы расширить свой словарный запас более полезными словами. Он даже не мог ответить, когда и зачем приехал в Америку. То ли не понимал вопроса, то ли не хватало знания языка, чтобы ответить хотя бы односложно. — Хочешь, научу тебя паре полезных фраз? — предложил Хёкджэ. — Пока мы едем? Это всего несколько дней с остановками на ночлег, но мы можем никуда не торопиться еще дней шесть. Ты сможешь хоть с людьми нормально общаться! Он уже вырулил обратно на асфальтированное шоссе, и фургон легко покатился по 15-му шоссе в сторону Лас-Вегаса. — Научить? Хёкджэ кивнул. — Хорошо, — сказал Донхэ и поднял два больших пальца. — Донхэ хотеть. Соображал Донхэ не слишком быстро, но и Хёкджэ мало знал толка в обучении иностранным языкам. Он лишь мог показывать на вещи и произносить их название. Донхэ повторял за ним несколько раз, часто переспрашивая, но через какое-то время снова забывал. Хёкджэ все равно был уверен, что хоть что-нибудь в голове попутчика должно будет отложиться. По крайней мере, Донхэ точно запомнил слова "машина", "собака", "музыка" и "ехать". И он повторял их каждый раз, когда видел, например, собаку в окне проезжающей мимо машины. — Музыка хорошая, — похвалил Донхэ, когда Хёкджэ вновь включил радио. На этой станции чаще всего крутили "Битлз". — Нравится? — Да, нравится. Я еду… на музыку? — На фестиваль? — удивленно уточнил Хёкджэ, чуть приподняв брови. Донхэ неуверенно кивнул. — В Монтерей? — В Монтерей! Хёкджэ хотел было сказать, что тоже едет туда, но почему-то передумал и промолчал. Он только ободряюще кивнул. Возможно, Донхэ тоже кто-то там ждал. Не мог же он, совсем не зная языка, поехать на какой-то фестиваль просто так. Хёкджэ совсем не понимал мотивов Донхэ, и от этого ему было не по себе. Он ведь даже не мог расспросить его. Если только не познакомить Донхэ с Джунсу, лучшим другом Хёкджэ, который пару лет назад умотал в Калифорнию и присоединился к хиппи вместе со школьным другом Джеджуном. Оба они сносно говорили по-корейски, потому что жили вместе с бабушками и дедушками. Донхэ широко зевнул, разглядывая скучную пустыню за окном. Пейзаж не менялся уже второй час. Хёкджэ, заразившись, тоже несколько раз зевнул, хотя спать ему пока не хотелось. Но он был в дороге с шести утра и, если не считать того, как он вздремнул днем, пока Донхэ возился с его машиной, больше глаз не сомкнул. Хёкджэ взглянул на положение солнца —часов у него не было — и прикинул, что было около восьми часов вечера. Слишком рано, чтобы где-то останавливаться, но было бы неплохо наткнуться на людей. Донхэ устало откинул голову назад и, похоже, сразу задремал. — Вот хитрец, — пробормотал Хёкджэ и поджал губы. Он остановился примерно через полчаса, наткнувшись на небольшую трейлерную стоянку. Водители с радостью посоветовали ему проехать еще десяток миль до ближайшего мотеля, если он не хочет остановиться с ними. Вообще стоянка была бесплатной на первые четыре часа. Вполне хватило бы, чтобы отдохнуть, тем более, что Хёкджэ почувствовал себя ужасно усталым, когда выбрался из фургона. У него затекло все тело, и теперь ему очень хотелось прилечь. — Спасибо, я, пожалуй, остановлюсь здесь, — сказал он компании водителей, с которыми разговаривал. Они одобрили его дружным гулом. Несколько других путешественников недоверчиво косились на длинные волосы Хёкджэ, которые он забыл убрать в хвост, чтобы не привлекать к себе слишком много внимания. Особенно это было опасно в таких местах, когда его так часто принимали за девушку и пытались "склеить". Он перегнал фургон на самое отдаленное место. Донхэ даже не проснулся. Хёкджэ осторожно наклонил его, пока голова Донхэ не коснулась водительского места, затем он сам машинально свернулся на переднем сиденье. Хёкджэ же забрался в свою скромную постель в самом фургоне и мгновенно уснул. Разбудил его стук в задние дверцы. Мужской голос что-то говорил, но спросонья Хёкджэ не сразу разобрал. — Пора платить или уезжать, — крикнул голос и снова забарабанил по фургону. Хёкджэ протер глаза и увидел, как испуганно вскочил Донхэ и завертел головой. — Сейчас! — крикнул Хёкджэ. Стук прекратился. — Что? — спросил Донхэ. — Нужно выдвигаться, — сказал Хёкджэ и выбрался из-под одеяла. Так или иначе, но немного он отдохнул, хотя Донхэ все еще выглядел неважно, да теперь еще и растрепанно, а на щеке красовалось ярко-красное пятно, которое он отлежал на сиденье. — Поехали, — сонно кивнул Донхэ и потер свою опухшую щеку. Водить ночью было рискованно: животные на дороге, бандиты, темно, в конце концов. Одна из фар фургончика иногда отключалась, а потом снова загоралась, живя своей собственной жизнью. В такие моменты Хёкджэ предельно сбавлял газ, пытаясь хоть как-то осторожничать. Донхэ молчаливо сидел рядом и смотрел в окно, подперев лицо ладонью. Он о чем-то серьезно раздумывал, и Хёкджэ понял, что впервые видел его таким хмурым и сосредоточенным за их недолгое знакомство. Почему-то он уже привык к улыбающемуся лицу своего попутчика и его веселому голосу с сильным акцентом. — Ночь надо спать, — вдруг сказал Донхэ, и Хёкджэ удивленно уставился на него. — Ты — спать. Сейчас. — Нет, нет, — фыркнул Хёкджэ и снова вернул взгляд на дорогу. — Надо ехать, понимаешь? Нам негде спать. — Я, — Донхэ изобразил руление, — ты — спать. — Я так плохо выгляжу? — нахмурился Хёкджэ и бросил взгляд в зеркало. Под глазами мешки, кожа бледная, глазные белки покраснели. Впрочем, так он выглядел почти всегда после долгих часов вождения. — Хёкджэ устал. — Да, но… Нам нельзя останавливаться, а водить я тебе не дам. Ты не местный, откуда я знаю, что ты вообще умеешь нормально водить? — заворчал Хёкджэ и слегка сбавил скорость, потому что позади показалась стремительно догоняющая их машина. Он хотел, чтобы их спокойно обогнали. Донхэ выпятил нижнюю губу на секунду и резко встал коленями на сиденье. Он перегнулся через спинку и начал шарить в своем рюкзаке, пока не вытащил какую-то карточку. Он сунул её Хёкджэ под нос. — Корейские права? — Да, — серьезно кивнул Донхэ. — Убери, верю, верю, — отмахнулся Хёкджэ, потому что права мешали ему смотреть на дорогу. — Мы с тобой одного года рождения, — добавил он с усмешкой. — Что? Хёкджэ перебрал в голове все смутно известные ему слова на корейском и выдал: — Мне… Двадцать один… год. Донхэ просиял и показал на дату своего рождения на водительской карточке. Хёкджэ кивнул ему и подмигнул. Донхэ двадцать один должно было исполниться в октябре. — Но я все еще не могу дать тебе водить мою малышку, — упрямо сказал Хёкджэ. — Особенно — ночью. Это очень опасно. И ты не знаешь дороги! Боюсь проснуться утром и обнаружить, что мы приехали в Юту. — Спать, — так же упрямо возразил Донхэ. Хёкджэ покачал головой. Они как раз проехали мимо мотеля, парковка у которого была до отказа набита машинами. Даже при всем желании они бы не смогли там остановиться. Хотя можно было бы пристроиться где-нибудь рядом, все равно безопаснее, чем останавливаться посреди дороги в подобном месте. — Ты — отстой, — заявил Донхэ и отвернулся к окну. Он хмурился, а Хёкджэ косился на него с открытым ртом и пытался сосредоточиться на дороге. Зря он все-таки ругался при нем. Плохое всегда усваивается с невероятной скоростью. На рассвете они добрались до городка, население которого, если верить надписи на въезде, составляло всего три тысячи двенадцать человек. Как только они оказались в безопасном месте, в городе, но подальше от чужих взглядов, Хёкджэ растолкал Донхэ и предложил ему переместиться в сам фургон. Заспанный Донхэ согласно кивнул, и они, едва шевелясь, перебрались на матрас Хёкджэ, достаточно широкий для двоих, если особенно не привередничать. Донхэ свернулся калачиком на самом краю матраса, оставляя Хёкджэ побольше свободного места, подложил под голову свой рюкзак и сразу заснул. Он смешно сопел во сне. Хёкджэ широко зевнул и опустил голову на подушку. Несколько секунд он смотрел на спящее лицо Донхэ и не успел заметить, как быстро провалился в глубокий сон. * * * Хёкджэ снился странный сон, в котором он сражался с огромными тиграми, и они его победили. Один из тигров заговорил голосом Донхэ, и это показалось Хёкджэ ужасно забавным. Впервые он проснулся со смешком на губах. От удивления Хёкджэ не сразу сообразил, где находился и что происходило. Сквозь запылившееся небольшое окно пробивался дневной свет. Он размял кости и продолжил сидеть в постели, беспомощно вертя головой. Донхэ устроился в углу: одна нога была вытянута, вторая согнута. В руке он держал книгу и внимательно смотрел в нее. Это была книга на английском, одна из большой стопки, которую со временем собрал Хёкджэ. Книги были совершенно разные, некоторые из них он еще ни разу не открывал. — Д-доброе утро, — неуверенно поприветствовал Донхэ. — Скорее, день, — ответил Хёкджэ и потянулся. — Научился читать по-английски, пока я спал? Донхэ растеряно смотрел на него, явно не понимая. Хёкджэ показал на книгу и выразительно приподнял брови. Донхэ хотел что-то ответить, но не смог. От бессилия он погрустнел. Хёкджэ ему сочувствовал, потому что быть не в состоянии выразить свои мысли — та еще пытка, особенно когда слова так и вертятся на языке. — Рыба? — сказал Донхэ, ткнув пальцем в слово "Рыбалка" на обложке. — Ты… делаешь рыбу? — Ловлю? — Хёкджэ изобразил ловлю на удочку, и Донхэ радостно кивнул. — Нет, я не рыбачу. Книга совсем не про это. — Хочу читать. — Ты хочешь, чтобы я прочитал? — рассмеялся Хёкджэ, слегка запрокинув голову назад. Он почувствовал, как волосы рассыпались за спиной и вспомнил, что надо бы начать убирать их в хвост, пока они не доберутся до Калифорнии. Донхэ как-то его понял и кивнул. Не успел Хёкджэ ответить, как попутчик достал бумажный пакет и вытащил два огромных гамбургера. — Купить, — пояснил Донхэ. — Купил, — машинально поправил Хёкджэ, но гамбургер принял. Выглядел он аппетитно. Донхэ достал из своего необъятного рюкзака еще большую бутылку воды. — Превосходно, Донхэ, спасибо. — Пожалуйста, — гордо ответил Донхэ. Его уши чуть покраснели, то ли из-за похвалы, то ли от гордости за то, что он что-то понял и даже ответил. Они устроились рядом, и Хёкджэ открыл книгу на первой странице. Он начал медленно читать, иногда прерываясь, чтобы откусить кусок гамбургера. Донхэ, казалось, не возражал, словно ему было неважно, как Хёкджэ читал, лишь бы просто читал. Три страницы дались легко, но язык Хёкджэ начал заплетаться, а от слова "форель" у него зарябило в глазах. Он путался в словах и строчках, но Донхэ все равно этого не замечал. — Нравится? — спросил Хёкджэ. Воспользовавшись паузой, он вытер руки салфеткой и сделал большой глоток из горла. Донхэ коротко кивнул и нетерпеливо коснулся руки Хёкджэ, сжимавшей книгу. — Я устал читать, — сказал Хёкджэ и закрыл книгу. — В следующий раз продолжим, хорошо? — Хорошо, — отозвался Донхэ. Он взял книгу и начал снова разглядывать страницы и строчки, которые не мог прочитать. Должно быть, искал знакомые слова, потому что его широкие брови были слегка сдвинуты, а губы чуть шевелились. Хёкджэ, правда, сомневался, что Донхэ знает английский алфавит. К вечеру они прибыли в Мескит. Хёкджэ предусмотрительно не поехал по самой главной улице через центр. Слишком уж много народу для небольшого города, но до Лас-Вегаса было рукой подать, а Мескит был первым достаточно большим местом, где можно было бы остановиться после долгого путешествия. Донхэ все время смотрел в окно с любопытством или высовывал голову наружу, позволяя горячему ветру трепать его волосы. — Цветы! — вдруг крикнул Донхэ, и Хёкджэ увидел небольшую группу хиппи в свободной одежде и с кучей плетеных браслетов на руках. На шее мужчины-хиппи в одном лишь жилете на голое тело висела табличка "Нет войне", а у женщины "Прекратим убивать животных". Они раздавали цветы и черно-белые листовки людям на улице. Светловолосая женщина-хиппи с мелкими цветами в прядях услышала его и улыбнулась. Она помахала, и Донхэ усердно замахал ей в ответ. Хёкджэ притормозил и прижался к обочине. Его попутчик сразу открыл дверь и выпрыгнул на улицу. Хёкджэ очень удивился такой его реакции и последовал за ним. — Война — это зло, — сказала женщина, подходя к ним. Донхэ принял у нее цветок и листовку и поклонился. Она растеряно поклонилась в ответ и улыбнулась. — Война — отстой, — выдал Донхэ. Женщина и её друзья рассмеялись и закивали. — Не хотите присоединиться к нам? — спросил мужчина в разноцветной футболке и легких брюках с бахромой. У него были сильно отпущенные кудрявые волосы, придерживаемые плетеным ободком. Хиппи внимательно приглядывались к Хёкджэ и его фургону, оценивая, действительно ли он один из них. — Мы направляемся в Вашингтон, чтобы устроить акцию протеста против военных действий нашей страны. — А как же фестиваль? — спросил Хёкджэ, прислонившись плечом к фургону. Мужчина покачал головой: — В этом году мы, — он обвел своих друзей взглядом, — решили, что наш путь лежит в столицу. У нашей общины там сбор, и чем раньше выдвинуться, тем лучше. Но мы рады за всех наших братьев и сестер, которые попадут на него. Женщина кивнула и спросила: — А вы, конечно, направляетесь в Монтерей? Хёкджэ кивнул, и Донхэ тоже, видимо, потому что услышал знакомое название. — Не советую долго здесь задерживаться, — заговорил чернокожий хиппи с копной жестких пышных волос. — Тут не очень-то дружелюбны к чужакам. Мы тоже сегодня уходим. — Спасибо, будем иметь в виду. — Спасибо, — сказал Донхэ и показал на цветок. Женщина снова засмеялась и погладила его по волосам. Донхэ удивился, но не отпрянул. Она сняла с руки черно-желтую фенечку и надела на его запястье. — Это пожелание хорошей дороги, особенно для тех, кто путешествует автостопом, — пояснила хиппи, откидывая волосы с лица. Хёкджэ отметил, что она была уже не так молода, как ему показалась сначала. В уголках ее зелёных глаз и на лбу прочно засели глубокие морщинки. — Спасибо, очень красиво, — медленно проговорил Донхэ. Хиппи ушли, и Хёкджэ первым вернулся в салон фургона. Донхэ еще какое-то время постоял и повертел головой. Ему явно было интересно, что из себя представлял этот городок, но Хёкджэ не собирался здесь задерживаться. В любой момент они могли оказаться втянутыми в неприятную историю. Особенно Донхэ казался легкой добычей, потому что не знал языка и выглядел как невинный ребенок. — Давно ты в Америке? — спросил Хёкджэ, как только они снова тронулись в путь. — Давно? — повторил он и попытался изобразить слово мимикой, что у него не получилось, но Донхэ к удивлению, то ли догадался, то ли уже знал это слово. — Четыре, — ответил Донхэ и показал три пальца. — Три. — Три, — согласился Донхэ. — Три недели? — Недели? — с сомнением переспросил Донхэ. Хёкджэ нахмурился, потому что не представлял, как показать жестами или мимикой понятие "неделя". Но судя по тому, что Донхэ почти не говорил, вряд ли бы он выжил здесь таким образом три месяца. — Нравится здесь? Донхэ как-то неуверенно пожал плечами и мельком глянул назад, где лежал его рюкзак. И впервые Хёкджэ подумал, что наверняка там были все его пожитки. Вообще. Все, с чем кореец прибыл в незнакомую страну. То, что он еще выглядел бодрым и невинным, могло только восхищать Хёкджэ. Да и рюкзак теперь не казался ему таким уж тяжелым, если Донхэ смог уместить в него всю свою жизнь. В молчании они выехали из Мескита и направились на юго-запад по шоссе номер 15 в сторону шумного Вегаса. Машина ехала неторопливо, и Хёкджэ нравилось наслаждаться дорогой. Донхэ, казалось, тоже не возражал против темпа, который они взяли. Хорошо было никуда не торопиться. Лас-Вегас встретил их вечером множеством огней и шумными людьми. Они оставили фургон около мотеля, где сняли самую дешевую комнату. Хёкджэ планировал хорошенько отоспаться и отлежаться в мягкой постели. Его матрац был слишком тонким, и от бесконечных ночей на холодной поверхности у него уже болела спина. Попутчик не стал возражать и скинулся деньгами за одноместную комнату с раскладной софой, которая оказалась большой и вполне удобной. Донхэ вежливо вызвался спать на ней, просто завалившись на софу и обняв диванную подушку. Мягкая постель радовала его не меньше, чем Хёкджэ. Приняв душ (вода была либо холодная, либо едва теплая и пахла ржавчиной), они вышли на улицу, чтобы немного прогуляться. Донхэ очень хотелось посмотреть на Лас-Вегас, а вечером было самое подходящее для этого дело. Они прогулялись по главной улице, наполненной людьми и машинами. Все вокруг было таким ярким и шумным, что у Хёкджэ заболела голова. А Донхэ, оказалось, ни малейшего понятия не имел об азартных играх, поэтому Вегас его напугал своими странными звуками побед и поражений, сигналами и отчаянными людьми около казино. Хёкджэ при виде этих бедолаг неприязненно поморщился. Его отец часто проигрывался, и семья несколько раз была на грани развала, пока глава семейства не взял себя в руки. Теперь ему было запрещено даже смотреть, как другие играют по телевизору. — Эй, ребята, есть пятёрка? — На улице недалеко от мотеля к ним, шатаясь, подошел мужчина в рубашке и брюках. Хёкджэ заметил на его руке белый след от браслета или часов, которых на нем уже не было. Наверняка проиграл. — Нет, — отрезал Хёкджэ. Донхэ, как тень, оказался рядом и взял его за руку. Нахмурив брови, он посмотрел на мужчину и потащил Хёкджэ на другую сторону улицы. — Ну ладно! Доллар хотя бы или два?! — во всю глотку проорал тип. — Мне надо отыграться! А то я не смогу вернуться домой к жене! — Он зашёлся нездоровым кашлем и согнулся пополам. — Хёкджэ, идём, — серьезно сказал Донхэ, и Хёкджэ послушно последовал за ним, немного озадаченный такой решительностью. — Ты — сердиться. — Я? Я не сержусь, — растеряно ответил Хёкджэ и остановился. Донхэ покачал головой, мол, не верю, и Хёкджэ вздохнул. Возможно, внутренне он вспылил, потому что вспомнил своего отца, который постоянно так ошивался по улицам, и в Вегасе в том числе. Он занимал деньги, выпрашивал, выбивал… И все это отразилось на его лице и в глазах. Хёкджэ не очень умел скрывать свои эмоции. — Ненавижу азартные игры. — Что это? — Карты… Рулетка… Понимаешь? — Хёкджэ попытался показать, но вышло неловко. Все-таки опыта разговора руками у него было мало. А потом он заметил рядом вывеску с изображением червового туза. — Смотри, вот карты. Донхэ повернул голову, его глаза слегка расширились в понимании: — Карты — отстой. — Играл когда-нибудь? — Нет, не играть, — просто ответил Донхэ. — Ты не любишь? Хёкджэ прикусил губу и пожал плечами. Он, конечно, иногда и сам играл, но никогда — на деньги. Особенно после того, что случилось с его с отцом всего за каких-то два месяца. Отец обвинял во всем состояние страны, нестабильность в мире и войну во Вьетнаме. В общем, все и всех, кроме самого себя. В картах и рулетке он нашел отдушину, которая помогла ему забыть, что его старший сын отправился на войну, а потом пришло письмо. "ПВ". Пропал без вести. — Этот город пропах отчаянием, — пробормотал Хёкджэ. — Утром уберемся отсюда с рассветом. Ты не против? Донхэ, конечно, его слов не понял, но когда Хёкджэ зашагал обратно к мотелю, молчаливо последовал следом. Он бы мог отправиться на самостоятельную экскурсию, и Хёкджэ бы не возражал. Но он был приятно тронут, что Донхэ вернулся вместе с ним, и они просидели в своем номере около окна с картой на столе. Хёкджэ проводил линию пути по пятнадцатому шоссе и обводил города, где они могли бы остановиться по пути. Ехать оставалось всего часов шестнадцать-восемнадцать, а Хёкджэ совсем не хотел торопиться. — Следующая остановка завтра вечером — уже в Калифорнии, — сказал Хёкджэ и ткнул в точку на карте. — Это если встанем пораньше и не будем останавливаться. — Окей, — улыбнулся Донхэ. Но остановиться пришлось раньше, потому что у машины Хёкджэ были свои планы, и покидать Неваду так скоро она не очень хотела. Так что на подъезде к городку Примму фургон снова сломался. За рулем в это время был Донхэ, пока Хёкджэ дремал на соседнем месте, запрокинув голову назад, на спинку сиденья. Рулить ему было разрешено после многоминутных дебатов, во время которых говорил только Хёкджэ, а Донхэ все равно ничего не понимал, но очень настаивал, что он может вести машину. В конце концов, желание немного подремать победило, потому что Хёкджэ, поспав на мягкой кровати, с утра встал с огромным трудом, не желая расставаться с подушкой и одеялом. Донхэ подошел к миссии разбудить его очень серьезно: сначала он его расталкивал, а потом брызнул ему на лицо холодной водой из бутылки. И хоть после этого Хёкджэ вскочил и забегал по комнате, собирая вещи, через пару часов езды батарейки в нем снова сели. Если бы они не были в Лас-Вегасе, Хёкджэ с радостью остался бы валяться в постели еще на сутки. — Здесь недалеко Долина Смерти, знаешь? — задумчиво протянул Хёкджэ, выбираясь из салона. Донхэ вздрогнул и осторожно кивнул. Видимо, слово "смерть" действительно быстро усваивалось людьми на любых языках, как и "любовь". Попутчик встревожено взглянул мрачную даль и поежился. До Долины Смерти было еще пару часов езды, но её аура ощущалась уже здесь, на границе с Калифорнией. — Мы туда не поедем, не бойся, — хмыкнул Хёкджэ и похлопал Донхэ по плечу. Они вдвоем провозились с машиной почти до заката, но мотор и не думал оживать. Хёкджэ серьезно надеялся на умелые руки Донхэ, но у того все равно ничего не вышло. С наступлением темноты похолодало, и Хёкджэ начала бить дрожь. Только он подумал о своей куртке, которую куда-то забросил днем, когда была удушающая жара, как что-то теплое накрыло его плечи. С удивлением Хёкджэ обнаружил, что Донхэ прикрыл его своей мягкой кофтой, связанной из множества толстых цветных ниток. Один из таинственных предметов из рюкзака. — Спасибо, — пробормотал Хёкджэ и не стал отказываться. Он просунул руки через рукава и сел на большой камень у дороги, чтобы дальше наблюдать, как Донхэ копался в его фургоне. Все лицо попутчика было вымазано в масле, и он смешно морщил нос, когда тот чесался. — Машина сломалась, — заключил Донхэ и почесал нос о рукав рубашки. На ней осталось небольшое масляное пятно. — Надо помощь. — Совсем все плохо? — Плохо, — кивнул Донхэ. Он снова опасливо посмотрел в сторону, где расстилалась Долина Смерти. — Попробуем поймать попутку, — сказал Хёкджэ. Больше ничего не оставалось. Им помог какой-то старичок, проезжавший мимо на большой фермерской машине. Он был здесь проездом и возвращался домой с ярмарки, когда заметил фургон и двух молодых людей, сидевших внутри. Словоохотливый старик сам предложил помощь. У него даже оказался крепкий трос, которого у Хёкджэ в машине никогда не водилось. Донхэ сидел за рулем, а Хёкджэ медленно читал ему книгу, пока две машины тащились в сторону города. Хёкджэ не знал, почему ему перестало это казаться странным — чтение для Донхэ. Но благодаря этому они словно становились чуть ближе, и Донхэ будто начинал понимать его лучше. В Примме они поблагодарили старика, который, перекусив, тут же продолжил свой путь куда-то на северо-запад штата. Он так и не сказал, куда направлялся. Ночью все мастерские были закрыты, и Хёкджэ с Донхэ пришлось ночевать на стоянке в машине. Было жутко холодно, и Хёкджэ спал, укутавшись в плед. Для Донхэ у него было только тонкое покрывало. Он никогда не думал, что у него будет попутчик больше, чем на пару часов, так что и позаботиться о втором комплекте ему в голову не пришло. И Хёкджэ не стал возражать и что-либо говорить, когда Донхэ вдруг прижался к нему в попытке согреться. Он так дрожал, что Хёкджэ нехотя развернулся и поделился с ним пледом. Донхэ благодарно улыбнулся и уткнулся лицом в матрац. Вдвоем под одеялом оказалось намного теплее. На рассвете они проснулись и заглянули в круглосуточное дешевое кафе в конце улицы, потому что их животы возмущенно урчали в унисон друг с другом. Ничего удивительного, когда постоянно пропускаешь ужин. Они заказали по яичнице и устроились за высокой стойкой. Хёкджэ сразу начал опрашивать официантку насчет места, где можно починить машину. Официантка, замерев с кофейником, начала перечислять, куда нужно обратиться, но говорила она неуверенно — своей машины у нее не было. Хёкджэ уже было отчаялся, когда мужчина за столиком около окна вдруг вмешался в разговор и посоветовал хорошую мастерскую в трёх милях отсюда. — Если хорошо попросить, Фред сам доставит вашу машину к себе, — сказал он и вдруг привстал. — А вон и Фред! Фред! — крикнул он, высунувшись в окно. — Иди сюда. Иди! Фредом оказался седовласый мужчина в рабочем комбинезоне, из нагрудного кармана у него торчали перчатки, перемазанные машинным маслом. — Чего ты раскричался, Боб? — ворчливо спросил Фред. Боб выложил ему всю историю фургона прежде, чем Хёкджэ успел открыть рот. Механик окинул двух путешественников оценивающим взглядом и спросил: — А деньги у вас есть? Хёкджэ замялся. Деньги у него были, но совсем немного. Вряд ли на них можно было что-то заменить в машине или исправить очень серьезную поломку. Он бросил взгляд на Донхэ, который внимательно прислушивался к их разговору, выискивая знакомые слова. Хёкджэ показал своему попутчику "деньги" жестом, который обычно неосознанно использовали его родители. — У меня есть деньги, — уверено произнес Донхэ заученную фразу, хоть его акцент и выдавал в нем неопытного иностранца. — Ну, хорошо, — смягчился механик. — Я заберу ваш фургон через пару часов. Хёкджэ отказался надолго отходить от своей машины, поэтому они с Донхэ поехали в эвакуаторе Фреда к нему в мастерскую. Жена механика угостила их сэндвичами с тунцом и лимонадом. Донхэ сильно морщился, когда пил кислый лимонад, но пить не переставал. Хёкджэ смеялся над ним чуть ли не до слёз, а сам размешивал в стакане с лимонадом приличное количество сахара. Они просидели на заднем дворе около мастерской почти четыре часа. Хёкджэ снова немного почитал Донхэ, а потом они упали на траву и опять задремали. Если честно, Хёкджэ давно так много и спокойно не спал с тех пор, как отправился в свое путешествие. Когда рядом кто-то находился, засыпать было проще, потому что не было той пожирающей тревожности, когда боишься чуть расслабиться. — Хиппи, да? — мимоходом спросил у них механик, выглянув из гаража. Он прыснул на себя водой из бутылки и вдохнул свежий воздух. Хёкджэ прикусил губу, не зная, что на это ответить. Но механик Фред продолжил: — Моя дочь убежала с хиппи в прошлом году. Последний раз слышал от нее три месяца назад, когда они протестовали против военных действий во Вьетнаме где-то в Сан-Франциско. — Разве плохо быть против войны? — тихо спросил Хёкджэ. — Не доверяю я этим хиппи, — нахмурился Фред. — Живут как хотят, бродяжничают, курят траву, принимают наркотики, чтобы "увидеть другой мир"… В прошлый раз моя дочь угодила в полицейский участок на двое суток, пока мы с женой не выплатили залог. И представляете, она снова сбежала. Свобода, говорит, дороже всего, а мы её тут душим… Не такой жизни я своей дочери хотел, — с горечью закончил мужчина и озадаченно почесал затылок. Донхэ весь разговор сонно смотрел на механика, облокотившись на Хёкджэ. Он что-то бормотал на несвязном английском и корейском в ответ, но понять его было невозможно, будто он все еще не проснулся и говорил во сне. — Но вы не очень похожи на тех, что я видел в городе. Ну, этих, которые раздают цветы и листовки. — Мы не хиппи, — возразил Хёкджэ. — Мы просто едем на фестиваль, чтобы послушать музыку и людей, которые против войны и жестокости. В этом нет ничего плохого, я бы хотел мыслить так же свободно, как они, поэтому и еду туда. — Вот как, — протянул механик. — Тогда понятно. Если вы едете в Монтерей, то фургон у вас какой-то слишком скучный, — добавил он и добродушно рассмеялся. Когда Фред вернулся к ремонту, Хёкджэ растолкал своего попутчика. Донхэ быстро пришел в себя и начал хозяйничать в фургончике. Вытряхнул коврик, прибрался в кузове, несмотря на протесты Хёкджэ, а затем потащил его в ближайший магазин. За кассой стоял мужчина средних лет, судя по всему, владелец. Он приветливо улыбнулся. — Проездом? Первый раз вас тут вижу. — Да, машина сломалась, — ответил Хёкджэ. — Пополняете запасы? — Бутылку воды, пожалуйста. Пока Хёкджэ расплачивался за двухлитровую тару воды, Донхэ выбрал что-то в холодильнике и подошел к кассе с двумя темными бутылками. — Рутбир, — пояснил Донхэ, улыбаясь во все лицо. — Мне нравится. Рутбир был холодный и очень вкусный. Хёкджэ припал к горлышку бутылки и осушил её почти залпом всего за пару минут, как только они вышли из магазина и направились вдоль по улице. Они прошли прачечную, магазин шляп, мясную лавку и остановились у какого-то заведения, у которого вместо названия висела вывеска с изображением желтого тюльпана. На пыльной витрине стояли столики с браслетами, странными украшениями, поделками из дерева и костей. В углу витрины Хёкджэ заметил баллончик с краской. Донхэ тронул его за локоть и вопросительно перевел взгляд с баллончика на Хёкджэ. Он словно уже умел читать его мысли. — Фред сказал, что мой фургончик — скучный. — Скучный? — Да, — Хёкджэ задумчиво поскреб подбородок. — Серый. Скучный. — Ааа, — протянул Донхэ. — Понял! — Он толкнул дверь и вошел в лавку. Над их головами звякнул маленький, но громкий колокольчик, оповещая всех об их приходе. Хёкджэ даже не успел осмотреться и что-либо сказать девушке, которая выплыла им навстречу в длинном платье и босоножках, а Донхэ уже набрал несколько небольших баллончиков с краской. — Не хотите ли что-нибудь еще? — спросила девушка, не моргнув и глазом. Донхэ покачал головой, уверено делая вид, что все понимал, и оплатил покупку. Хёкджэ впервые заметил, что денег у него в заднем кармане было предостаточно. Странно, он не производил впечатление богатенького мальчика. — Розовый, — начал перечислять Донхэ на обратной дороге, — голубой, желтый и зеленый. Хёкджэ похвалил его познания в цветах, чувствуя прилив гордости, ведь это он научил его этим словам, пока они ехали. — В фургоне есть баллончик с белой краской. Фред починил фургон к вечеру. Он взял довольно кругленькую сумму с них (Донхэ настоял, чтобы они расплатились пополам), но зато разрешил остаться на ночь в своем сарае. Донхэ выкатил фургон из гаража на улицу и достал баллончики с краской. Сначала он нанес несколько неуверенных линий голубой краской, которые Хёкджэ тут же перечеркнул желтыми кругами. Донхэ ответил ему залпом розового баллончика. И вскоре фургон напоминал безумный сон, в котором два волшебника пытались переплюнуть друг друга, создавая каждый свой странный мир. Они нарисовали розовое небо и голубую траву, цветы, несколько символов пацифика, желтого жирафа в голубых пятнах на двери фургона, и большую зелёную форель. В качестве последнего штриха Донхэ нарисовал большую радугу из имевшихся у них цветов, и Хёкджэ никогда не видел радуги красивее и живее. — Это похоже на картину дальтоника, — сквозь смех сказал Хёкджэ, но ему безумно нравилось то, что у них получилось. Донхэ неплохо рисовал, его жираф был выше всяких похвал, и Хёкджэ похвалил его несколько раз. — Теперь красиво, — с гордостью заключил Донхэ и несколько раз пшикнул на белую футболку Хёкджэ зеленой краской из баллончика. И вместо того, чтобы рассердиться или раскрасить лицо Донхэ ближайшей подвернувшейся краской, Хёкджэ обхватил его за шею и поцеловал в губы. Рука Донхэ сжала его плечо, а губы робко ответили. Он был так озадачен, словно только что украли его первый поцелуй. От этой мысли у Хёкджэ вспыхнуло лицо, и жар волной прокатился по его телу. — Я чувствую рутбир на твоих губах, — пробормотал Хёкджэ, смущенно играя с воротом майки Донхэ. — Мне нравится. Донхэ покачал головой, и запустил пальцы в длинные волосы Хёкджэ с таким наслаждением, будто очень давно хотел это сделать, но не решался. А потом он поцеловал Хёкджэ, смело и жадно, придерживая его рукой за талию. Хёкджэ послушно приоткрыл рот, поддаваясь неожиданной смелости Донхэ. На мгновение он задержал дыхание и провел подушечками пальцев по покрасневшей щеке Донхэ. — Мы знакомы меньше трех дней, и я ничего о тебе не знаю, — едва дыша, сказал Хёкджэ. Донхэ ничего не ответил и снова выглядел виноватым, как и всякий раз, когда он плохо понимал или не понимал вообще. — Красивый, — вдруг сказал Донхэ и снова приблизил лицо к Хёкджэ. И говорил он явно не про фургон. Кончики их носов коснулись, Донхэ покраснел. Его пальцы все еще перебирали волосы Хёкджэ, словно расчесывая их, а второй рукой он бережно держал ладонь Хёкджэ и чуть сжимал её, когда их губы соприкасались. В таком виде их застала младшая дочь Фреда и его жены. Десятилетняя девочка с двумя тоненькими косичками на голове унеслась в дом с криком: "Папа, мама, они там обнимаются и целуются! Я же говорила, что они мальчик и девочка!". — О боже, — прыснул Хёкджэ. — Кажется, нам придется уехать раньше рассвета. Донхэ нахмурился и кивнул, потому что он явно подумал о том же. Он схватил Хёкджэ за руку, и они побежали к фургону. Донхэ сел за руль, даже не спрашивая разрешения, и выехал с участка на дорогу. Фургон проехал несколько миль и снова остановился, потому что Донхэ не мог перестать смеяться. Хёкджэ несколько раз слегка стукнул его кулаком по плечу, и улыбка не сползала с его лица. Они нашли тихое место: поросшую травой парковку около школы, которую давным-давно закрыли на ремонт. Хёкджэ валился с ног от усталости, несмотря на то, что они весь день ничего толком не делали. — Хочу спать, — пожаловался он и зевнул. Донхэ машинально зевнул следом и улыбнулся: — Я тоже. Хёкджэ нерешительно прикоснулся к его щеке пальцами и сказал: — Меня радует, что у нас уже могут получаться связанные диалоги. Донхэ чуть нахмурился и вопросительно посмотрел на него. Он явно опять ничего не понял, и когда какие-то шестеренки начинали усиленно двигаться в его голове, Донхэ выглядел забавно озадаченным и напряженным. Хёкджэ покачал головой и чуть подался вперед, чтобы поцеловать его в лоб. — Тогда идем спать. * * * Днём они въехали в Калифорнию. Проехав мимо множества мелких городков по небольшим дорогам, фургон наконец-то добрался до первой точки остановки — города Ниптон. Особенного интереса он не представлял даже для Донхэ, но им необходимо было сделать небольшой перерыв и размять ноги. На трейлерной, куда они поставили фургон, почти все было забито разукрашенными фургонами. Отовсюду лилась музыка, монотонное пение и разговоры. Хиппи сидели и лежали на голой земле и траве, разглядывая небо над собой, некоторые из них с блаженством курили травку, передавая пару косяков по кругу. — Моя машина все равно лучше, — шепнул Хёкджэ, разглядывая стоянку. К ним подошли две девушки с тамбуринами и молодой парень с гитарой, они что-то напевали на непонятном языке, в котором только иногда узнавался английский. Обе девушки были в длинных платьях с поясами-веревками, на этих поясах висели какие-то мешочки. Хёкджэ заподозрил, что в них они хранили свои "волшебные смеси". Компания широко улыбалась и едва ли не парила над землей. Донхэ чуть подался вперед, навстречу им, но остановился и неуверенно посмотрел на Хёкджэ, словно спрашивая, что делать. — Мир вам, братья, — пропел длинноволосый парень с гитарой. — Направляетесь в Монтерей? — Да, как и все здесь, — ответил Хёкджэ. — Можете присоединиться к нам в дороге, — предложила одна из девушек, рыжая, с множеством веснушек. Она была почти на голову выше своей подруги и держала в руках венки. И когда Хёкджэ отрицательно покачал головой, девушка надела один из венков ему на голову и просияла. — Тогда пусть эти цветы сопровождают вас, — сказала она, и надела второй венок на голову Донхэ. — Вы в Калифорнии, — подхватила вторая девушка, хрупкая брюнетка в длинной юбке и узком джинсовом топике, демонстрировавшем её плоский загорелый живот, — не забывайте про цветы в волосах. Особенно ты, — она повернулась к Хёкджэ и коснулась его щеки своей бледной рукой, — у тебя такие красивые волосы. — Она улыбнулась и, слегка привстав на цыпочки, поцеловала Хёкджэ в губы. Это был скромный поцелуй, похожий на поцелуй сестры, но Хёкджэ покраснел до корней волос. — Мир вам, — снова повторили хиппи, сделав жест рукой. Донхэ машинально ответил им таким же и поправил венок в волосах. Он наверняка выглядел глупо, но снимать венок Хёкджэ не стал. Рыжая девушка чмокнула Донхэ в щеку и помахала им рукой. Они снова запели свою песню и медленно двинулись на другую сторону стоянки. — Хочешь посидеть с ними? — спросил Хёкджэ, заметив замешательство своего попутчика. Донхэ неопределенно пожал плечами, но украдкой посмотрел в сторону, где девушки начали танцевать под гитару и громко петь. Их окружили люди, другие хиппи, и начали хлопать в ладоши. — Весело, — улыбнулся Донхэ. — Песни красивые. — Ты действительно любишь музыку, да? — спросил Хёкджэ, беря Донхэ за руку. Тот рьяно закивал головой. — Конечно, любишь, мы же едем на фестиваль. Пошли, посидим с ними. Девушки обрадовались, когда увидели их, и вытащили обоих в центр круга танцевать. Рыжая девушка держала Донхэ за руки и вела его в медленном танце, похожем на покачивание веток на ветру; брюнетка звонко поцеловала Хёкджэ в щеку и закружила его по кругу, придерживая свой венок на голове. Хёкджэ почти не смотрел на её лицо и чуть закатанные глаза, с слегка расширенными зрачками. Он смотрел на Донхэ, который после мучительной минуты привыкания к ритму наконец-то начал двигаться вместе с девушкой. Их танец походил на движение ветра, они медленно извивались, касаясь друг друга пальцами, и их лица находились слишком близко, словно они вот-вот поцелуются. Что-то неприятно кольнуло Хёкджэ под сердцем, что-то, похожее на ревность. Круг вокруг них незаметно распался, и люди начали танцевать поодиночке, вдвоем и втроем. Девушка отпустила руки Хёкджэ, чтобы слиться в танце с седовласым мужчиной. Все это было так странно. Раньше Хёкджэ никогда не сталкивался с хиппи в такой обстановке, никогда не говорил с ними и долго не находился рядом. Он всегда боялся, что его не примут, что он не сможет стать их частью. Это чувство усилилось, когда он увидел, как Донхэ подпевал под гитару и медленно танцевал. И тут Донхэ посмотрел на него, улыбка быстро сползла с лица, когда он заметил, что Хёкджэ стоял в стороне и смотрел на него. В глазах Донхэ появилась какая-то грусть, и он высвободился из объятий девушки, прильнувшей к нему вплотную. Хёкджэ машинально облизнул пересохшие губы и попытался улыбнуться. — Идти со мной, Хёкджэ, — сказал Донхэ. — Куда? — рассмеялся Хёкджэ. Донхэ коснулся его лба своим, и Хёкджэ судорожно вздохнул. Они простояли так несколько секунд, пока Донхэ не провел большим пальцем по нижней губе Хёкджэ, слегка шероховатой. — Танцевать, — последовал уверенный ответ. Прежде чем Хёкджэ смог ему ответить, что не хочет, Донхэ поцеловал его губы и прижал к себе. Они не двигались с места, слишком поглощенные поцелуем, но Хёкджэ понял — они танцевали. Никто им ничего не сказал и вообще не обратил на них внимания. Наверно, именно это было то самое, хоть и одно из многого, конечно, что Хёкджэ надеялся найти среди хиппи, начав жить в с ними в общине. Танцы и музыка не стихали, хотя некоторые хиппи образовали кружок, со стороны которого потянуло странным и непривычным запахом трав и чего-то еще. У Хёкджэ от аромата закружилась голова, и Донхэ увел его в фургон. — Спасибо, — пробормотал Хёкджэ. — Ты… окей? — Да, конечно, — улыбнулся Хёкджэ, усаживаясь на своем матраце. Донхэ опустился на колени рядом с ним и коснулся его волос. — Что такое, Донхэ? — Волосы пахнуть, — тихо сказал Донхэ. Хёкджэ принюхался к прядке волос и чихнул, потому что густой и нестерпимый аромат трав и табака заполнил его нос. Донхэ засмеялся, осторожно повалил его на матрац и начал целовать шею и ключицы. Хёкджэ успел только охнуть: — Д-Донхэ… Что ты?.. — Не хочешь? — Донхэ вскинул голову и посмотрел на Хёкджэ. Его горячие руки замерли на талии Хёкджэ. — Хочу, — слетело с языка Хёкджэ. Донхэ убрал с его лица волосы и вновь поцеловал, слегка прикусывая нижнюю губу, что заставило Хёкджэ застонать. — Донхэ очень нравится Хёкджэ, — прошептал Донхэ. . . Хёкджэ проснулся через несколько часов. В фургоне было темно и холодно, но он был укрыт своим теплым пледом. Хёкджэ присел в постели и осмотрелся — Донхэ не было. Но когда Хёкджэ услышал, что на улице поют, ему сразу стало ясно, где он. Хор голосов постепенно стих и остался один — это был голос Донхэ, без сомнений. Он пел на корейском, и кто-то тихо подыгрывал ему на гитаре. Хёкджэ совсем не хотелось вылезать и присоединятся ко всем, потому что все его тело приятно болело после занятия любовью. Донхэ оказался очень чувственным и бережным любовником, а не неуклюжим, как представлял Хёкджэ, и это стало приятным открытием. Внутренний голос подсказывал ему, что если у Хёкджэ и был шанс не влюбиться в Донхэ, то он его упустил. Вдруг музыка и пение Донхэ резко стихли, и поднялся гул других голосов. Снаружи стало шумно и беспокойно. Хёкджэ нашарил в углу свои джинсы, влез в них на голое тело, накинул рубашку Донхэ и приоткрыл дверцу фургона. Внутрь слетел прохладный воздух калифорнийской ночи, и Хёкджэ невольно поёжился. — Потушите огонь и прекратите шуметь, — потребовал кто-то властным тоном. — Здесь на много миль ни одного дома, — возразил тихий мужской голос. — Да! — воскликнула какая-то женщина. — Мы никому не мешаем. — Чертовы хиппи, — прошипел уже другой низкий мужской голос. — Мы заберем вас на сорок восемь часов в каталажку, если вы не угомонитесь. Хёкджэ спустил ноги наружу и осторожно выглянул. Как он и думал: два полицейских стояли посреди лагеря, уперев руки в бока, а группа людей сидела вокруг них и костра. Несколько хиппи стояли и пытались уладить все миром. Донхэ был одним из них. В одной руке он держал гитару. — Вы не можете нас забрать! — возразила молодая беременная женщина по имени Роуз, с которой Хёкджэ уже познакомился сегодня— она была одной из главных в этой общине. — Можем, за нарушение порядка и разведение огня. — Здесь нет запретительных знаков. Вы просто цепляетесь к нам, потому что мы не такие животные… как вы, — с вызовом закончила она. Один из полицейских вдруг сильно покраснел и схватился за дубинку. — Ну всё, с меня хватит, — прорычал он и занес руку. Хёкджэ скользнул на землю голыми ногами, испугавшись за Роуз. Он зашипел от боли — что-то больно впилось в стопу, а когда он снова посмотрел на полицейского, то испугано охнул. Донхэ стоял перед Роуз и держал занесенную руку полицейского. Он хмуро смотрел перед собой и что-то бормотал, но Хёкджэ не слышал ни слова. Все вокруг замерли и не двигались, пока офицер не вырвал свою руку. — Этого в участок, — бросил он своему растерявшему напарнику. — Н-но… — Его и эту девицу тоже. — Она беременна! — возмутилась рыжая девушка, которая сегодня танцевала с Донхэ. — Они не сделали вам ничего плохого! — Помолчи, — неприязненно ответил полицейский. — Через двадцать минут тут будет группа контроля, которая проверит, не держите ли вы у себя наркотики. — Его губы изогнулись в усмешке. — Вы не имеете права, — совсем тихо произнес один из мужчин. — Смотри, как я увожу вашу женщину и… кем бы он ни был, — хмыкнул офицер. Второй полицейский завел руки Донхэ за спину и щёлкнул наручниками. Сердце Хёкджэ упало в пятки, и он хотел было кинуться к полицейским, но Донхэ, заметив его, помотал головой. Хёкджэ вцепился в дверцу фургона, наблюдая, как уводят Донхэ и Роуз, его ноги стали ватными, и он опустился на землю. Неподалёку стоял полицейский автомобиль, куда усадили задержанных. Как только машина уехала, в лагере засуетились. Сначала Хёкджэ не мог понять, что происходит, а потом до него дошло — они собирались. Лагерь был свернут за какие-то минуты, и он не мог поверить своим глазам. Босиком Хёкджэ подбежал к тем, с кем успел познакомиться. — Куда вы? — В Сан-Бернандино или Пасадену, там посмотрим, — ответил мужчина, который всегда был рядом с Роуз. Хёкджэ не помнил его имени. — А как же Донхэ? А Роуз? — Роуз найдет нас, — спокойно ответила рыжая девушка. — Такое часто случается. Надо уходить, пока они не вернулись с подкреплением. У нас есть то, что им не понравится. — Это можно просто выбросить! — рассержено сказал Хёкджэ. — С твоим другом все будет в порядке, — примирительно сказал один из хиппи и похлопал Хёкджэ по плечу. — Под залог его могут выпустить уже через пару часов. Хёкджэ смотрел, как они рассаживаются по своим разукрашенным фургонам и выезжают с опустевшей поляны. Некоторые улыбались и махали ему из окон на прощание. Хёкджэ еще никогда не было так страшно и одиноко. С трудом он добрался до своей машины и залез в фургон, чтобы переодеться. Ступни были изранены, но Хёкджэ все равно влез в свои ботинки, и перебрался в салон. Ему срочно нужно было найти полицейский участок и что-нибудь придумать. Хотя что он мог сделать? Денег на залог у него точно не было. Хёкджэ завел машину и тронулся с места. Он катился по дороге, ведущий в город, пока не наткнулся на компанию пьяных мужчин, вывалившихся из таверны "У Джо". Хёкджэ остановился напротив, опустил окно и спросил, как проехать к полицейскому участку. — Это туда, — неопределенно махнул рукой один из пьяниц в темно-коричневом пиджаке с пятном от кетчупа на вороте. — Туда, — кивнул его более трезвый товарищ. — Вниз по улице, потом направо, — он икнул, — и снова прямо, пока не упретесь в участок. Сразу узнаете. Полицейский участок действительно находился там, куда ему указали, и мимо проехать было невозможно: большое серое здание, похожее на коробку, решетки на окнах, большая покосившая надпись "Полиция". На парковке стояла машина, на которой увезли Донхэ. Хёкджэ припарковался через улицу и уставился на здание участка в окно. Он знал, что должен был зайти и вызволить Донхэ, но у него не было никакого плана. Да и какой здесь мог быть план? Оставалось только заплатить залог или провести несколько суток за решеткой вместе с Донхэ. От этой мысли Хёкджэ нервно рассмеялся. В окнах участка вдруг погас основной свет, и остался гореть только экран небольшого черно-белого телевизора. Хёкджэ заметил силуэт офицера, который прошелся взад-вперед, пока не устроился напротив телевизора, закинув ноги на стол. — Пора, — сказал себе Хёкджэ и выбрался из машины. Он зашел в участок, постучав, и офицер встретил его недовольной кислой миной. По телевизору шел какой-то фильм, и полицейский украдкой продолжал следить за происходящим, не смотря на посетителя. — Что-то случилось, сэр? — раздраженно спросил он. Комната выглядела уныло: грязно-белые кирпичные стены с агитирующими плакатами и большой доской с фотороботами разыскиваемых преступников, два обшарпанных стола стояли вплотную друг к другу, плохое освещение и две камеры временного содержания. Хёкджэ решительно пересек большую комнату и подошел к столу полицейского. Тот нехотя опустил ноги на пол. — Я бы хотел забрать своего друга. — Забрать? — Офицер выгнул бровь. — Он не сделал ничего плохого, — хмуро начал Хёкджэ и тут же умолк, вспомнив, что до добра эта фраза не довела. — Ты про этого хиппи, что ли? — небрежным тоном поинтересовался полицейский и мотнул головой в сторону камер временного содержания. Было темно, и Хёкджэ не сразу увидел две фигуры в самой дальней камере — это были Донхэ и Роуз. Женщина лежала на скамейке, подложив руки под голову, а Донхэ сидел на полу у её ног, уткнувшись лицом в колени. Хёкджэ подбежал к решетке и шепотом позвал своего попутчика, боясь разбудить Роуз. Донхэ сначала не понял, откуда шел голос, а когда увидел Хёкджэ, то его лицо расплылось в грустной улыбке. — Я тебя вытащу. — Он задержан на сутки. — К камере подошёл офицер, поигрывая дубинкой на поясе. Он не сводил с Хёкджэ взгляда, готовый в любой момент применить свою опасную игрушку. — Как минимум. И то потому, что я в хорошем настроении, сынок. Хёкджэ поджал губы и вздохнул. Через решетку Донхэ протянул руку к его локтю и легонько коснулся его, пытаясь обратить на себя внимание. — Я иметь деньги, — сказал он и вытащил из заднего кармана несколько мелких купюр. — По-английски не говорит, а все туда же, в компашку с хиппи, — фыркнул офицер. — Он турист, вы должны его отпустить, — взмолился Хёкджэ. — Посидит денек в камере, а потом пусть проваливает, — отрезал полицейский и вернулся на свое место. Он снова закинул ноги на стол и сказал: — Покиньте участок, в это время здесь не должны находиться посторонние. Хёкджэ бережно коснулся руки Донхэ, прося прощения, и покачал головой. Он надеялся, что тот его понял. — Я вернусь утром, хорошо? — Хорошо, — согласился Донхэ и убрал руку. В последнюю секунду Хёкджэ заметил на его запястье темно-красный след от наручников. Должно быть, размер был слишком маленький, раз успел остаться такой сильный синяк всего за какой-то час. —Болит? — Нет, не болит, — покачал головой Донхэ и потер правое запястье пальцами и попытался прикрыть покраснение браслетом, который ему недавно подарила женщина-хиппи. Но даже из-под него проступала полоска поврежденной кожи. Донхэ неуловимо поморщился, и Хёкджэ решил ничего не говорить. Под внимательным взглядом офицера он вышел из участка и вернулся в машину. В фургон забираться Хёкджэ не стал, и беспокойно задремал на водительском месте. То и дело он просыпался и смотрел на небо, пытаясь понять, который час, и, как только рассвело, Хёкджэ вылез из машины. Только вот участок оказался заперт, никто не поспешил ему открыть. Хёкджэ тенью помаячил у окна, пытаясь разглядеть что-нибудь внутри, а потом устроился на ступеньках. — Запереть тебя на пару суток за бродяжничество? — раздался чей-то голос. Хёкджэ обнаружил, что снова задремал, и в этот раз — прямо на ступеньках, прислонившись спиной к двери. Перед ним стоял другой офицер, чуть подтянутей своего коллеги, помоложе, но с таким же холодным взглядом. Он с важным видом держался за ремень и пристально осматривал "бродяжку". — Простите, офицер, — пробормотал Хёкджэ, с трудом поднимаясь. Голова раскалывалась, и он едва не свалился с крутой верхней ступеньки. — Полегче, — хмыкнул полицейский. — Ты не пьян? — Нет, — покачал головой Хёкджэ. — Просто не выспался. — И что ты здесь забыл? — спросил офицер и отпер дверь. Хёкджэ вошел следом. — Мой друг… — Хёкджэ бросил короткий взгляд на камеру, где спал Донхэ, подложив руки под голову, — его забрали сюда по ошибке прошлой ночью. Полицейский потянулся и зевнул. Он прошелся мимо камер и остановился напротив Роуз и Донхэ. Не успел Хёкджэ и глазом моргнуть, как он начал стучать ключами по прутьям решетки и кричать: — Просыпаемся, бродяги, просыпаемся. Донхэ вскочил за секунду и уставился на Хёкджэ и полицейского, выглядел он усталым и помятым, ничем не лучше самого Хёкджэ. — Хёкджэ, доброе утро, — непринужденно сказал Донхэ. — Доброе утро, Донхэ. — Мы отпустим их только завтра утром, если они будут себя хорошо вести, — отрезал офицер. Он разглядывал фигуру Роуз, которая почти не шевелилась. — С ней все в порядке? — Она горячая, — сказал Донхэ. — Горячий голова, — повторил он и приложил руку ко лбу. — Хм, — недоверчиво произнес офицер. — Отойди в угол, руки вверх. — Он не понимает вас, — вклинился Хёкджэ. — Пожалуйста, можно я с ним поговорю? — Ты знаешь его язык? — Просто покажу, — улыбнулся Хёкджэ. Он подошел к прутьям и поднял руки вверх, отходя в сторону. Донхэ сразу понял его и послушно отодвинулся и поднятыми руками. Офицер вошел в камеру, запер ее изнутри, бросив на Хёкджэ подозрительный взгляд. Он подошел к женщине и потряс её. Она ответила тихим стоном. — Действительно, — пробормотал он. — Она вся горит. — Я вызову скорую? — Сам вызову, — резко ответил полицейский. Роуз увезли через полчаса, она была совсем не в себе, и кто-то из врачей сказал, что она чем-то накачалась. Хёкджэ пытался заступиться, но никто не стал его слушать. Донхэ тоже рассердился на врачей, когда Хёкджэ перевел на более простой английский то, что произошло. — Мне, наверно, пора, — заметил Хёкджэ, бросив взгляд на настенные часы над головой офицера. Сам полицейский был поглощен сериалом. — Не уходи, — вдруг сказал Донхэ. — Можно? — Я не знаю… — Сиди, если хочешь, — отозвался офицер. Видимо, он был более сговорчивым, чем его коллега. — Но только внутри, — добавил он с ухмылкой. — Хорошо, — ответил Хёкджэ. — Я только сбегаю за книгой и бутылкой воды. Полицейский откашлялся, но ничего не сказал. Вид у него был озадаченный. . . — Постой, постой. Этот мужик собрался купить ручей? Хёкджэ оторвался от чтения книги и раздраженно посмотрел в сторону офицера, который слушал его и смотрел очередную серию "Перри Мэйсона" по телевизору. — Что значит "ручей"? — спросил Донхэ. — Это… маленькая река… Вода, — попытался объяснить Хёкджэ. — Понимаешь? — Что за бред, — шумно фыркнул офицер, отрываясь от своего сериала. — Зачем вы вообще слушаете, что я читаю? — сердито спросил Хёкджэ. Они втроем провели почти весь день в одном помещении, и постепенно привыкли друг к другу. Полицейского звали Сэмом, и он оказался не таким уж плохим. Только очень уж приземленным, и книга, которую читал Хёкджэ, была для него слишком странной. Зато Донхэ улыбался от уха до уха и внимательно слушал. Они приближались к концу, читая весь день. У Хёкджэ постоянно пересыхало в горле, и он то и дело прикладывался к бутылке с водой. Хёкджэ сделал последний глоток и с сожалением посмотрел на пустую бутылку, а потом на часы. Им оставалось пережить целую ночь. — Зачем он купить ручей? — с любопытством спросил Донхэ и мимолётно коснулся руки Хёкджэ с книгой. — Потому что… Это сложно объяснить, Донхэ, — устало ответил Хёкджэ. — Когда научишься читать по-английски — прочти книгу сам. — Хорошо, — легко согласился Донхэ, вряд ли полностью поняв его, и Хёкджэ продолжил читать. Он не заметил, как начал засыпать, а утром проснулся лежащим головой на бедрах Донхэ. Сам Донхэ спал сидя, прислонившись к стене, его пальцы замерли в волосах Хёкджэ. — Вставайте, — сказал офицер Сэм, заметив, что он проснулся. — Уже шесть утра, сейчас придет Джордж. Еще гляди, оставит вас на пару суток или передаст дело в суд. Он терпеть не может хиппи. — Мы не хиппи, — пробормотал Хёкджэ и поднялся. Донхэ тоже проснулся. Он сгибал и выгибал спину, пытаясь размяться. Должно быть, у него затекло все тело. — Это все недоразумение. — Я не против хиппи, — отмахнулся Сэм. — Только вот остальные очень уж вас недолюбливают — проблем много. Но вы все же выметайтесь, пока я добрый. — Спасибо! — воскликнул Хёкджэ с облегчением и схватил Донхэ за руку. Донхэ у двери остановился и поклонился Сэму, который лишь снова махнул на них рукой, но уголки его губ дрогнули в улыбке. Хёкджэ чувствовал, что он им симпатизировал, хотя признаваться в этом полицейский, конечно, не собирался. Они с радостью выскочили на улицу и оба втянули свежий воздух. Донхэ прижимал к груди книгу, которую Хёкджэ уже решил ему подарить, раз попутчик так к ней прикипел, несмотря на то, что вряд ли понял хотя бы что-то. — Боюсь, что теперь мне больше нигде не захочется останавливаться, — заметил Хёкджэ, когда они забрались в салон. Он завел машину и почти рванул с места. Донхэ рассмеялся, и Хёкджэ не успел моргнуть, как тот тепло поцеловал его в губы. От этого поцелуя у Хёкджэ заныло внизу живота. Он вспомнил их ночь вместе, и по коже пробежали мурашки. Он скучал по Донхэ намного больше, чем предполагал, несмотря на то, что они весь день просидели рядом в одной камере. — До Монтерея ехать часов семь, — произнес Хёкджэ. — Мы можем быть там уже сегодня вечером, если не останавливаться. Донхэ вопросительно смотрел на него. — Скоро приедем, — коротко пояснил Хёкджэ. — Это хорошо? — Не знаю, — грустно усмехнулся Хёкджэ. — Я тут подумал, что хотел бы никогда не добраться до Монтерея. Типа попасть в какой-нибудь Бермудский треугольник только в Калифорнии. Но только, если бы ты попал в него со мной. Что скажешь? — Он рассмеялся своим словам, когда увидел еще более озадаченный взгляд Донхэ. — Как хорошо, что ты меня не понимаешь. Честное слово. Я бы сгорел со стыда. Донхэ положил ладонь на его колено и чуть сжал в ответ. Хёкджэ полегчало от этого прикосновения. — Думаю, с городами мы завязываем, да? Проедем насквозь Пасадену, Гринфилд, а там и до Монтерея рукой подать. Остановимся только поесть и заправиться. Донхэ согласно кивнул, словно чувствовал, что Хёкджэ говорил дело, с которым нужно соглашаться. До Пасадены они ехали без остановки, слушая радио. Хёкджэ подпевал каждой песне, и Донхэ иногда присоединялся к нему. Несколько раз он высовывался из окна и кричал автостопщикам что-то на корейском, а потом хохотал над их озадаченными лицами. Хёкджэ еще никогда не чувствовал себя там счастливым и свободным, как вместе с Донхэ. Они заправились, пополнили запасы воды и еды. Донхэ также уговорил Хёкджэ на небольшую прогулку по городу, который выглядел намного приветливее остальных мест, где они останавливались. Вокруг были пальмы, и Донхэ смотрел на них, приоткрыв рот, и постоянно тыкал в них пальцем. — Мне нравятся пальмы! — Верю, — со смехом отвечал ему Хёкджэ, и Донхэ целовал его украдкой от остальных людей. Выехав из города, они остановились на заброшенной поляне, чтобы заняться любовью. Измученные и с улыбками на лице они лежали на траве около фургона и просто молчали. Хёкджэ рисовал на обнаженной спине Донхэ акварельными красками, запылившимися в углу его фургона, и Донхэ пел песни на корейском языке и что-то рассказывал, потому что ему хотелось выговориться, но он не мог, и был из-за этого напряжен. И Хёкджэ ненавидел каждую милю, с которой они приближались к Монтерею. . . Фестиваль еще не начался, а на месте проведения уже яблоку негде было упасть. Все вокруг было таким цветным, шумным, пахнущим цветами и травами… От этого кружилась голова. Люди собирались в большие и маленькие группы, перемешивались, снова разделялись. И создавалось ощущение, что совсем никто не смел стоять на месте больше секунды, все танцевали — в одиночку или вместе, другие пели или играли. Все это было похоже на то, что Хёкджэ слышал, но он почему-то не был рад, что они уже добрались. Слишком быстро, слишком незаметно, и уже сейчас ему казалось, что все это было много лет назад. Зато Донхэ пребывал на вершине. Он знакомился с людьми, не смущаясь своего английского, и через пару часов, пока они прорывались через толпу, спальники, костры и палатки в поисках друзей Хёкджэ, Донхэ оказался обвешанным фенечками и венками. — Жарко, — пожаловался он и снял рубашку, показывая всем узоры и цветы, которые нарисовал на нем Хёкджэ.И еще несколько потемневших засосов. — Донхэ, надень рубашку, — пробормотал Хёкджэ, дергая его за локоть. Ему стало не по себе от того, как улыбались Донхэ девушки, попадавшиеся им навстречу. — Почему? — Просто… — Хёкджэ замялся, и тут чья-то тяжелая рука шлепнула его по плечу. — Ай! — Хёкджэ! — закричал Джунсу и сгреб его в объятие. — Я тебя не сразу узнал с этими волосами, обалдеть! — Джунсу, прекрати его сжимать, — вступился Джеджун. Он тоже отрастил волосы, но до своего друга ему было еще далеко. Хёкджэ благодарно улыбнулся и протянул руку для пожатия, но Джеджун вместо этого приобнял его. — Хорошо добрался? — Да, — кивнул Хёкджэ. — Симпатичная тату, — заметил он . Лица обоих его друзей были разрисованы причудливыми узорами, больше похожими на древнюю письменность. — Это хна, — отмахнулся Джунсу. — Господи, друг, выглядишь здорово. Рад, что ты добрался целиком. Хёкджэ ткнул его кулаком в плечо и вдруг опомнился. Донхэ смущенно топтался рядом и улыбался. — Это Донхэ, — представил его Хёкджэ, притягивая за руку. — Я взял его в попутчики. — Рисковый ты парень, — хмыкнул Джсунсу и оценивающе посмотрел на спутника своего друга. — Донхэ плохо знает английский, но он кореец. Поговорите с ним? — Ммм, хорошо? — с сомнением протянул Джеджун. — Я тоже не слишком хорошо говорю, ты же в курсе. — Все равно лучше меня. Джунсу вступил в разговор первым. Хёкджэ заметил, как изменилось лицо Донхэ, когда с ним заговорили на родном языке. Он больше не выглядел таким потерянным и виноватым, и отвечал он уверено. Джунсу несколько раз за разговор язвительно смеялся, покосившись на Хёкджэ. — Что он говорит? Что? — Просто рассказывает, как ты ему помог, — успокоил его Джеджун. — Ему тут нужно кое-кого найти. — Кого? — Не говорит. — Ты уходишь? — растеряно спросил Хёкджэ, повернувшись к Донхэ. — Мне надо, — ответил Донхэ и прикусил губу. — Я… Я вернуться. — Ты нас не найдешь, — пробормотал Хёкджэ. — Тут слишком много людей, и их становится все больше. Можно я пойду с тобой? Джунсу перевел его слова, а затем выслушал ответ Донхэ и сказал: — Это очень важно для его семьи, поэтому ему лучше идти одному, он постарается тебя найти. Потому что… Ну… это… Кажется, любит он тебя. — Так и сказал? — рассмеялся Хёкджэ, но в этом смехе было больше горечи, чем радости. Джеджун подтвердил кивком головы, что Джунсу его не дурил. С лучшего друга бы сталось. В школе он и не такое мог провернуть, потому что Хёкджэ очень легко поддавался на розыгрыши. — До встречи, Донхэ, — сказал Хёкджэ и обхватил лицо Донхэ руками, чтобы поцеловать его на прощание. Как же ему не хотелось отпускать его, потому что у Хёкджэ было плохое предчувствие, что они больше никогда не увидятся. — До встречи, — повторил Донхэ, поглаживая щеку Хёкджэ. Второй рукой он прижимал к груди тонкую книжку, подаренную ему. Хёкджэ даже сразу не заметил, что он взял её с собой из фургона вместе с рюкзаком. — Выучи английский, — бросил Хёкджэ ему на прощание. Сердце в его груди учащенно билось в тревоге. — Я хочу когда-нибудь с тобой поговорить. — Хорошо, — пообещал Донхэ, и они скрепили это обещание на мизинцах. 4 ноября, 1983 год Хёкджэ сполоснул лицо холодной водой из крана и посмотрел на свое отражение в зеркале. Глаза лихорадочно блестели, он даже побледнел. Жена вся извелась, беспокоясь, что он вот-вот рухнет в обморок. Хёкджэ тоже этого боялся, потому что сердце гналось за чем-то как бешенное. Он закрыл кран и сделал несколько глубоких вдохов. И тут дверца одной из кабинок приоткрылась, и в отражении Хёкджэ увидел Донхэ, поправляющего пиджак. Донхэ замер. — Как поживаешь? — нерешительно спросил он. — Хорошо, — медленно ответил Хёкджэ. — Можешь отвечать подробнее, — с улыбкой на губах сказал Донхэ. — Я теперь прекрасно говорю по-английски. — Поживаю просто… хорошо, — вновь повторил Хёкджэ. — Где ты был, Донхэ? Я пытался тебя найти… шесть дней. Шесть долгих дней. Надеялся, что когда фестиваль закончится, найти тебя будет легче. Донхэ подошел к раковинам, включил воду и вымыл руки. Он не проронил ни слова, и Хёкджэ начал дрожать в нетерпении. — Я ехал на фестиваль найти брата. Он примкнул к одной из групп, выступавших там, — заговорил Донхэ. Он чуть прислонился поясницей к одной из раковин и продолжил: — Донхва сбежал из дома в шестьдесят пятом. Мы жили недалеко от военной базы Штатов, и там он встретил американку, которая заразила его идеями хиппи. А брат потом — меня. Я был таким максималистом, очень хотел уехать, но все равно не решался, хоть и продолжал планировать это. И однажды вечером брат просто не вернулся, и я нашел прощальное письмо… Хёкджэ смотрел на Донхэ и не мог отвести взгляда. Он так изменился. Держался по-другому, отлично говорил по-английски, и все это было таким непривычным и чужим. От этого становилось не по себе. — Я приехал в Америку вместе с родителями, и сразу решил отправиться в Калифорнию, чтобы найти Донхву. Родители ничего о моих планах не знали, они все еще на него злились и отказывались называть своим сыном, но я не мог без брата. — Донхэ вдруг широко улыбнулся. — А еще я мечтал отправиться в самостоятельное путешествие и посмотреть, на что похожа Америка, которая увлекла моего брата. — Не очень-то много мы посмотрели, — заметил Хёкджэ. Ноги едва держали его, и он прислонился к стене. — Знаешь, — начал Донхэ, — мне было достаточно того, что мы увидели. Ты стал для меня Америкой. — Ого, это так пошло, — протянул Хёкджэ и ухмыльнулся. — Я всегда подозревал, что когда ты научишься говорить по-английски, то будешь нести что-то вроде этого. Донхэ фыркнул. — Не понимать тебя тоже было приятно. — Эй! — возмутился Хёкджэ. И они рассмеялись, разбивая вдребезги стену напряжения. Шестнадцать лет — большой срок для тех, кто молод и спешит жить. Донхэ подошел к Хёкджэ, словно в медленной съемке, и нерешительно коснулся его руки, всего на секунду. Кожа под этим касанием покрылась мурашками. — Я пытался тебя найти, Хёкджэ, правда, — вкрадчиво проговорил Донхэ. Его глаза блестели, словно он сдерживал слёзы. — Но когда я нашел своего брата, он был… не в себе. Накачан наркотой и абсолютно невменяемый. Он даже не понимал, как я там оказался. Мне нужно было позаботиться о нем, забрать его. — Донхэ сглотнул ком в горле и облизнул пересохшие губы. Хёкджэ понимающе коснулся его плеча — он уже не сердился, это было бы глупо. — Я пытался найти тебя, клянусь. Но я ведь даже не знаю твою фамилию, а людей на фестивале было слишком много. — Я понимаю, Донхэ. Все в порядке, — ответил Хёкджэ, и говорил он искренне. Все это время он винил себя в том, что отпустил Донхэ, а потом не смог его найти, и было облегчением узнать, что они разделяли это чувство вины все прошедшие годы. — И ещё.. Моя фамилия — Ли. Ли Хёкджэ. — Ли Донхэ, — представился Донхэ и протянул свою руку для пожатия. Они словно знакомились впервые, и Хёкджэ крепко сжал его руку в ответ и потряс. Дверь в туалет распахнулась, и вошёл молодой мужчина в тёмно-сером костюме. Он недоверчиво покосился на двоих незнакомцев у раковины, которые сжимали руки друг друга, а затем скрылся в одной из кабинок. Донхэ прыснул первым, и Хёкджэ последовал за ним. Улыбаясь, они вышли в зал и остановились у барной стойки. — Ты уже видел мою семью, да? — спросил Донхэ. — У тебя милые дети. — Хёкджэ коротко взглянул на бармена и сделал ему знак рукой. Бармен кивнул и быстро сделал виски со льдом. — А у вас с женой есть дети? Хёкджэ помедлил, колеблясь, но решил ответить честно: — У меня есть сын от первого брака… Алекс, ему уже шесть лет. Лаванда моя третья жена, — он прикусил губу, заметив, как вытянулось лицо Донхэ. — У нас пока нет детей, она еще не готова… Наверно. — Лаванда?! Её родители были хиппи? — едко заметил Донхэ и добродушно расхохотался. — Сколько ей? — Двадцать четыре, — нехотя ответил Хёкджэ, потому что предвидел чужую реакцию. — Двадцать четыре? — не поверил Донхэ. — Да ты наверняка с её родителями траву курил на том фестивале, пока она спала в палатке. — Вполне возможно. Они действительно ездили в Монтерей в шестьдесят седьмом, — ответил Хёкджэ, подливая масла в огонь. — И я много с кем выкурил травы в тот раз. Донхэ покачал головой и сказал: — Я не могу тебя осуждать, это было бы неправильно. — Спасибо, — с облегчением произнес Хёкджэ. — И я очень-очень рад снова тебя видеть, Донхэ. Я никогда не забывал то короткое путешествие до Монтерея. — Я тоже, Хёкджэ, я тоже, — едва слышно проговорил Донхэ. Хёкджэ хотелось снова его коснуться, поцеловать, но он понимал, что теперь он не имел на это право, они были слишком чужие, и у них были семьи и жены, и это их нужно было целовать. — Хочешь поужинать с нами? — вдруг спросил Донхэ с широкой улыбкой. — Я познакомлю тебя с женой и детьми. — С удовольствием, — ответил Хёкджэ и позволил Донхэ подхватить себя под локоть.