«Я читал, на Востоке лисы преследуют священников и ученых, принимая облик женщин, домов, гор, богов и процессий, но их выдают хвосты».
И она бежала по каменной кладке, цокая каблуками, а уже потом сорвала одежду и метнулась по лесу на четырех своих лапах. И бежала лиса та в спешке, слыша шепот, будь храбр, кашель, будь храбр, но не слишком. А потом – темнота. Для лисы то совсем не хитрость, но когда умираешь как-то боязней тебе сразу, и дышать начинаешь ровно, потому что знаешь – дышишь в последний раз. И она – темнота – добирается смутным шагом до сознанья. Темнота, что острою колет иглой, вдруг становится самым счастливым мгновеньем. И откинуться на спину, кашляя кровью, не страшно, потому что знаешь, это – спасение от себя и тяжелых, обутых в сапоги ног. И тогда мягко руки худой, измождённой смерти кажутся теплой периной, подхватывая тебя. И открываешь глаза, и не веришь, что в темноте нет смерти, что ты для всех – это смерть. И лисы стоят, так много, что не сосчитать, сгустились они как тучи, могучие лисы. Не плачет лиса никогда, просто помни, что ты не зовёшь, но тебя всё равно найдут по твоим следам. И смотрит лиса, та лиса, что блондинкой была кто знает сколько минут назад; серых свой взгляд прильнув напрямик к глазам, и шепчет: будь храбр, а кудри упали на плечи, будь храбр, но не слишком. И она убежит вдаль по белой дороге, по которой не смог никто, Главное не забудь, мистер Фокс, про чудную силу, про тёмную повесть и боль, кто вывел тебя, мистер Фокс!.. А…«… под юбкой там хвост между ног».