Декада(НС)

О том, что у нас осталось десять дней - я узнал случайно. Впрочем, как и все, что было с нами и между нами, было делом случая. Нико всегда говорил, что счастливого. Я не возражал - пусть. Незакрытое окно "Фейсбука" сообщало, что "Тоттенхем" будет счастлив видеть в своих рядах опытного защитника и через десять дней пришлет уточняющее письмо с окончательным вариантом контракта. Даже моего заточенного под футбольно-финансовые термины английского хватило, чтобы понять сообщение от их менеджера моему Нико. "Пока еще твоему", - ехидно подсказал внутренний голос, царапнув внутри по левой стороне, сжав в перчатку то, что давно умерло, кажется. Казалось. Нико не входил в мою жизнь, как написали бы пафосные журналы. Он будто был в ней всегда - сначала гулял по поребрику, не суясь, куда не надо, наблюдая за мной издалека, смахивая своими сердитыми вздохами паутину с углов моей рамы. Нико, удобный и молчаливый, когда нужно. Естественно, когда мне нужно. Спокойный и сосредоточенный, умеющий краснеть от мороза и от пары слов, сказанных мной случайно-специально в самый разгар тренировки ему на ухо. Так, чтобы все видели и знали, почему он краснеет. Я делал это потому что мог. Нико краснел, потому что знал, что все смотрят. И сердито выговаривал мне наедине: "Слааава - растягивая на фламандский манер мои многочисленные гласные, - ты специаааально". Не спрашивал - утверждал. Знал, что специально. Целовался так, будто не хватало воздуха, кусал за ребро ладони, чтобы не кричать, вцеплялся в мои плечи пальцами, длинными и тонкими как он сам. Сбивал по утрам косяки дверей белобрысой головой, отказывался умываться перед завтраком: "Все равно потом запачкаюсь". Не зашторивал окна и махал рукой соседу напротив, утверждая, что тот машет в ответ, хоть между домами гаражи и вечный питерский туман. И вот теперь "Тоттенхем" был счастлив у меня его отнять. И у соседа напротив заодно. Я всегда знал, что он ненадолго. Все то время, когда он был у меня, я был у него, неважно, я знал, напоминал себе, что такие, как он, тут не задерживаются. Слишком чуждый он этому воздуху, нескладный, излишне улыбчивый и искренний. Подарок, который я сам себе подарил, с ленивой такой улыбкой позволив обладать им на то время, которое я сам себе отмерил. Даже не зная, что его получилось так много. Именно поэтому я запрещал себе к нему привязываться так, как он заслуживал. То есть - с головой под лед, ломая Неву своим тренированным телом, брызгая холодными каплями вокруг. Так, как он привязался ко мне. Так, как я думал, что он привязался ко мне. Выходя из его профайла, удалив перед этим то самое письмо, я не знал, что мне делать. Это было так удивительно и странно, что даже будоражило. Я всегда знал, что мне делать. Всегда, независимо от глубины пропасти, высоты взлета, твердости скамейки и шепота за спиной. А теперь я щелкал по тачпаду, думая, что не знать, оказывается, больно. И очень пусто. Зато если я сейчас побегу - дырочка в груди будет интересно так свистеть. М-да. -Слаав? - Нико зашел в комнату, смешно отряхивая волосы от мороси, прямо как его собаки, еще не зная, что я не знал. И тут я понял, что я не могу его потерять. Не сейчас. Пожалуйста, Слав, не сейчас. Дай мне, себе, ему, кому угодно десять дней. И я дал. Удалил из головы свое знание о "Тоттенхеме" насильно, повернувшись к Нико с самой идиотской из всех моих фирменных, отточенных перед зеркалом улыбок. -Да, Нико? - Там...чайник кипит, - Нико не знал, чему я улыбаюсь, он вообще редко видел мои улыбки, их я складывал в чулане для кого-то другого, не такого терпеливого, понимающего, всепрощающего как он. Крал у него, раздавая по сторонам. Что ж, пришло время отдавать долги. - К черту чайник, пойдем прогуляемся? - вопрос вышел из меня, как нож из масла, обрезав меж тем пределы понимания Нико. Он не понимал, куда гулять, зачем гулять, я слишком часто запирал его дома, обладал им лично, боясь досужих перешептываний, узнающих взглядов и сочувствия в лицах. Но теперь у нас есть десять дней. Отсчет пошел. Потом было неинтересно. Мы ели вредные хот-доги, пили коньяк прямо из бутылки, и писали выдуманным языком пиратские послания на этикетке, засовывая ее в бутылку и забрасывая в залив, споря, доброшу ли я ее до Финляндии. Добрасывал. Звонили в двери парадной, где жил любимый сосед Нико, считая, что он просто обязан жить в квартире №166, и прятались за козырьками кепок от старушки, подслеповато щурящейся на нас из окна первого этажа. Работали за троих на тренировках, неожиданно для самого меня приближая мои кондиции к идеальным, привлекая внимание нового тренера моим невесть откуда взявшимся упорством. Разговаривали до пяти утра, причем если спросить, о чем - я бы не вспомнил. Но исключительно о чем-то важном. Я впервые узнал, что Вильмотс дал шанс Нико только когда тот накачал на спор за месяц себе бицепсы, этого не ожидал от него никто. "Я и сам не ожидал, Слааав", - шептал мне в плечо Нико, а я запрещал ему не ожидать. Нико, которому разрешили подойти близко, оказался невероятным и неверящим. В то, что все это - на самом деле, что не снится, не кажется. Он прикасался ко мне сначала вполсилы, потом все увереннее и настойчивее, заматывая меня в свой кокон, а я обещал себе, что это на декаду. Не успею привыкнуть. Десять дней пролетели быстрее, чем я ожидал, растаяли под моими странно теплыми пальцами, когда я рисовал на замороженном окне какие-то цифры. "16" - "6" = "0", что может быть банальнее. Нико зашуршал за моим плечом каким-то пакетом, когда я понял, что только эти десять дней я жил с ним, а не он - подо мной. Поэтому пора его отпустить. - Нико, я...- такие простые слова застряли в горле, я сглотнул, как горькое лекарство, но Нико подошел так близко, что мне даже проваливаться не нужно было - полынья сама разверзлась под моими ногами. - Я знаю, Слааав, - потерся Нико своей вечно (черт, когда она стала "вечно"?) небритой щекой о мою вопиюще собственническим жестом, и я с удивлением отметил, что стоп-сигнал не сработал. Мне было...приятно. -Что ты знаешь? - спросил я, лишь бы что-то спросить, собираясь с мыслями и примеряя, как мне будет без него. Получалось не очень. Даже очень не. - Всё. - Нико смотрел на меня в упор, как никогда до этого не смотрел, и говорил непонятные и неожиданные для меня слова, - У меня переадресация писем с "Фейсбука" на телефон, Слааав. Прости. - За что, Нико? - я цеплялся за его имя, чтобы хоть за что-то цепляться, потому что он сносил к чертям мою систему координат этим своим "прости". - За то, что не уехал, отказал им в тот же день, и не сказал тебе, - слова давались Нико нелегко, он волновался, сбивался, выговаривал каждое слово, будто отвечал на самый сложный в мире билет на выпускном экзамене, а от меня зависел не только экзамен - вся его профессиональная жизнь. Вот только от меня уже давно ничего не зависело. Дней так десять. -Это - твой выбор, Нико, - держать спину получалось прямо и естественно, куда там балеринам в Мариинском, кстати, туда мы так и не сходили, подумалось зачем-то. Хотя зачем - Нико все равно спит на опере и балете, мой недо-Онегин. - Выбор - это осознанная необходимость, Слааав, - отчеканил явно заученную наизусть цитату Нико и добавил совсем по-щенячьи, - Я не уеду, не смогу без тебя, не хочу, - и уткнулся мне лбом в плечо, разбив мой панцирь. Будто не было этих лет, дней, минут, неважно, отрезков времени, в которых я учился обходиться без него, я учил его обходиться без себя, претерпевал крах во всех начинаниях, смотрел на него, когда он спит, ненавидел себя, уговаривал продлить срок, сократить его, сделать хоть что-то. - Философ - выдохнул я, чтобы хоть что-то сказать. Потому что второй раз в жизни я не знал, что делать. И пока это не стало привычкой, командным тоном прорычал Нико на ухо: - И удали свой аккаунт с "Фейсбука", - и, потеревшись носом о его виновато сопящую макушку, добавил, - Или хотя бы дай мне от него пароль.