Sexual Education

Курт не сводил с Сэма глаз весь следующий день, но старался быть незаметным и при первой же опасности изо всех сил притворялся хамелеоном, сливаясь к окружающей средой, что было довольно сложно, учитывая всю броскость его нарядов. Но нельзя было не заметить, что между этими двумя происходил молчаливый, понятный только им, разговор. Напряженный прищуренный взгляд Сэма — «Ты кому-нибудь сказал?». Честные распахнутые глаза Курта — «Нет, кончено». Опущенный скользящий взгляд Сэма — «Мне так стыдно». И безмолвный ответ Курта — «Я понимаю». Пару раз Курт порывался затащить Сэма в укромное место и нормально поговорить, но его обуревали сомнения в правильности этого желания. В конце концов, кто он такой, чтобы лезть в чужую жизнь? У него уже был один неудачный опыт, с которым Курт так или иначе сталкивался в коридорах. Но ситуация с Сэмом была другой. Кажется, ни он, ни тот незнакомец не имели ничего против поцелуев. Из-за этого Курта тянуло к Сэму еще сильнее, как к возможному представителю своей «породы». Курт решил, что, возможно, ему стоило бы расширить свой «голубой» кругозор. Возможно, ему требовался друг, отношения с которым не имели бы романтической подоплеки. Кто-то вроде Мерседес, только чуточку ближе. В любом случае, Курт решил не предпринимать ничего, что могло омрачить их с Сэмом отношения, наладившиеся после того нехорошего случая со слухами. Что помогало Курту отвлечься, так это собственные проблемы. Ему действительно следовало сосредоточиться на этом. Потому что Рейчел до сих пор дулась и игнорировала друга, Финн ходил пристыженный и, оказавшись рядом с Куртом, начинал бурчать извинения, к которым Курт, занятый Сэмом, даже не прислушивался. Впереди на горизонте маячила встреча с родителями Блейна и чертово воскресенье. У Курта волосы дыбом вставали, стоило ему подумать о перспективе остаться с Блейном наедине в пустом доме. А в животе начинали порхать бабочки, и смышленый от природы Курт не мог дать этому объяснения по одной простой причине — раньше он не ощущал ничего подобного. Трепета, страха и, страшно было признаться самому себе, предвкушения. — Что это за странная улыбка? — удивленно спросила Мерседес. Курт мгновенно нацепил на лицо привычное надменно-равнодушное выражение и притворился, что не знает, о чем идет речь. — Что еще за улыбка? — Не знаю. Как будто ты банк грабить собрался, заранее зная, что тебе за это ничего не будет, — пожала плечами подруга, засовывая в свой шкафчик ненужные учебники. Курт предпочел не ответить. К тому же, мимо прошел объект недавних размышлений Курта — Карофски, привычно кивнув в знак приветствия. Курт чуть улыбнулся, кивнув в ответ, и в то же мгновение забыл о своем бывшем мучителе. В последнее время их отношения перешли на новый взаимно-вежливый уровень. Игнорировать друг друга после всего произошедшего было глупо. Ждать от Карофски признания было еще глупее. Курт уже понял, что упрямства тому не занимать и решил не вмешиваться, вполне ожидаемо посчитав, что и без того сделал достаточно. — Я сегодня собиралась сходить на выставку кошек. Ты со мной? Курт моргнул, медленно возвращаясь из своих мыслей на землю. — Эм. Нет. Прости. Я обещал отцу, Финну и Блейну сходить с ними на игру. — О. Верно. Совсем забыла. Жаль. Тогда в субботу? — В воскресенье сможешь? В первой половине дня. — Да, конечно. Мы так давно никуда не ходили вдвоем, что я уже успела соскучиться. — Эти парни занимают так много времени, — словно оправдываясь, улыбнулся Курт. И, к его невероятному удивлению, Мерседес кивнула. — Это точно, — без задней мысли произнесла она. Потом, замерев на секунду, перевела на Курта осторожный взгляд. Тот не поверил своим ушам. — Я… Имела ввиду, ничего страшного, что ты так занят все время. Я понимаю. Я пойду. И ты не опаздывай. И, хлопнув шкафчиком, Мерседес поспешила в класс. Курт несколько секунд задумчиво смотрел вслед подруге, но вскоре переключился на другую проблему в лице Сэма, который, неуверенно покусывая губы, направлялся в его сторону. Хаммел мгновенно воспрял духом. Как быстро его мысли обретали сегодня телесную форму! Возможно, следовало бы подумать о том дорогущем шарфе из новой коллекции или о Блейне… — Слушай, Курт. — Я никому не сказал, — моментально откликнулся парень. — И не скажу, не волнуйся. Сэм нервно подергал шнурок на кофте. Было видно, что ему тяжело было поднимать эту тему, но он чувствовал необходимость все прояснить и Курт не мог его в этом винить. Ему было совсем несложно хранить чьи-то тайны, потому что он никогда не отличался особой любовью к болтовне и сплетням. — Никому. Даже Мерседес. Окей? Пожалуйста, Курт. — Я обещаю. — Хорошо. Я… Думаю, я могу тебе доверять. В прошлый раз ты никому ничего сказал. Ну, о моем отце. И мотеле. — Нет проблем. Только имей ввиду. Если… Ну, тебе захочется это обсудить или спросить что-то, я всегда готов тебе помочь. Окей? Мы же друзья? — улыбнулся Хаммел. Сэм вздохнул с явным облегчением и кивнул. — Друзья, — подтвердил он. — И… Эм… Не знаю, может, обнимемся? — Ты уверен? Мы стоим посреди коридора. — Да ладно тебе. Я даже с Финном иногда обнимаюсь. Давай, обычное мужское объятие. Сэм развел руки в стороны и Курт, рассмеявшись, радостно прильнул к Сэму, похлопав его по спине. — Очень мило с твоей стороны. А теперь, как насчет того, чтобы поспешить в класс? Уже был звонок. — Да. Точно. Даже если ребята и удивились, увидев Сэма и Курта вместе, то не подали виду. Хотя бы потому, что мистер Шу уже был в классе и что-то активно обсуждал с Рейчел. Слышался легкий гул и шушуканье. Курт, немного поразмыслив, сел между Сэмом и Мерседес, чтобы иметь возможность болтать с ними обоими. — Что здесь происходит? — осведомился Сэм, когда Рейчел начала что-то с энтузиазмом доказывать. — Я не уверена, потому что пришла на пару минут раньше вас, но, кажется, все дело в Курте, — ответила Мерседес. Брови Курта немедленно взлетели вверх. — А причем тут я? — А кто предложил поставить мюзикл? — с первого ряда осведомился Арти. Взгляды ребят сосредоточились на Хаммеле, который невольно поежился от такой неожиданной атаки чужим вниманием. — Вообще-то это была идея Блейна. — Я вас до сих пор не очень хорошо различаю, — робко вставила Бриттани, заставив Арти весело фыркнуть. Курт покачал головой и глянул на мистера Шустера. Тот поспешил прояснить ситуацию. — Директор Фиггинс согласился с идей поставить совместный мюзикл с Академией Далтона. При одном условии. — Он требует, чтобы прослушивание было открытым! — не стерпела Рейчел. Курт с трудом заставил себя не покрутить пальцем у виска. — А ты думала, что оно будет другим? — Я думаю, не имеет смысла тратить время на абсолютно бесталанные личности. У нас есть неплохой хор Далтона, хороший хор МакКингли и я. — От последнего я бы с удовольствием избавилась, — мило улыбнулась Сантана. Едва ли не половина хора согласно закивала, вторая предпочла остаться в стороне. — Открытое прослушивание — это честно, но все равно никто не придет, — пожал плечами Пак. — Позволь не согласится. После поездки в Нью-Йорк наши позиции в школе укрепились. И пусть мы не выиграли, но мы доказали, что способны совершенствоваться и чего-то достигать. Так что, дадим шанс тем, кто в хоре не состоит. — рассудил мистер Шустер. — Прослушивание будет в МакКинли, поскольку у нас есть хорошая сцена. — А когда? И что со сценарием? — Рейчел скрестила руки на груди, явно недовольная происходящим. — Недели через полторы. К этому времени мы с Блейном и еще парой ребят надеемся закончить первый вариант сценария. В любом случае, полностью он будет готов недели через две, если будем работать в том же темпе. До того времени я вам советую забыть о мюзикле и сосредоточиться на хоре. Курт все это знал и без мистера Шустера, поскольку у него был свой личный источник информации в виде Блейна. Так что Хаммел позволил себе расслабиться и сосредоточиться на собственных мыслях. Сегодня он все равно не собирался ничего петь, поэтому все занятие провел в раздумьях. ~ Блейн поднял голову от подушки, с тоской посмотрел на Курта, снимающего энный по счету пиджак и снова вернулся в исходное горизонтальное положение. Время неумолимо приближалось к шести, а Хаммел-младший, пребывавшей едва ли не в состоянии паники, все никак не мог подобрать себе наряд. Его гардероб теперь покрывал все доступные взору поверхности, превращая просторную комнату в поле битвы с модой. Посреди непривычного кавардака стояло большое зеркало, вокруг которого преимущественно и крутился Курт. Блейн запустил ладонь в свою кучерявую шевелюру, вздохнул и уставился в потолок. По комнате витал аромат едва уловимых цветочных духов, тихо играла музыка. В другой ситуации такая обстановка заставила бы романтичного Блейна уже сто раз покуситься на личное пространство Курта. Но сейчас им обоим было не до этого. — Курт, не хотелось бы тебя торопить… — Вот и не торопи, — огрызнулся Курт, сердито прикладывая к себе что-то фиолеотово-мягко-необъятное. — Мы можем никуда не идти, — заметил Блейн с надеждой. — Что? Нет! Мы пойдем и точка. — Тогда я все-таки тебя потороплю. Уже половина шестого, Курт. — Черт, ну я не виноват, что на мне все так ужасно сидит! — вспылил Курт, с досадой отшвыривая от себя очередной наряд. Блейн слез с кровати и встал перед отчаявшимся Куртом, который, кажется, готов был уже расплакаться. — Ты расстраиваешься из-за ерунды. Знаешь, почему? — Блейн погладил Курта по щеке. Тот, поджав губы, покачал головой. — Потому что неважно, во что ты одет. Ты всегда выглядишь потрясающе. Так что давай… Мм… Одень вот эту рубашку. И этот жакет. И пошли. — Ты так говоришь, потому что тебе просто надоело ждать, — пробормотал Курт, неохотно натягивая на себя предложный жакет и смотрясь в зеркало. Блейн, подойдя к Курту со спины, обнял его за талию и, склонившись над ухом, прошептал: — Я так говорю, потому что мне без разницы, что на тебе надето. Я бы все равно предпочел видеть тебя без одежды. Ухмыльнувшись потрясенному отражению Курта, Блейн поспешил к выходу и уже с лестницы крикнул: — Пять минут, Курт, я буду в машине! Советую поторопиться. Покрутив головой, чтобы избавиться от ненужных мыслей, покрасневший Курт поспешил последовать совету. Курт с неохотой признал, что выбор Блейна оказался весьма неплохим. По крайней мере, сейчас Курт, хотя бы, мог без прежнего раздражения смотреться в зеркало. Схватив сумку, он прикрыл дверь и поспешил вниз. Блейн, как и обещал, ждал в машине. Он многозначительно глянул на часы, когда увидел приближающегося к машине Курта и улыбнулся. — Мог бы и не спешить. У тебя в запасе еще целых двадцать секунд. — Очень смешно, — пробурчал Курт, садясь на пассажирское место. — Если тебя это утешит, ты выглядишь сногсшибательно в этом жакете. — Какая разница, как я в нем выгляжу, если ты все равно предпочитаешь увидеть меня без него, — съязвил Курт. Блейн завел машину, глянул на Курта и через мгновение салон наполнился веселым смехом двоих парней. Волнение слегка отступило перед такой простой, и понятной радостью сидеть рядом с Блейном, смотреть, как аккуратно он выворачивает руль, как хмурится, когда кто-то его неосторожно подрезает, и как ухмыляется, заметив его, Курта, взгляд. А Курт снова и снова смотрел на руки Блейна. Широкие ладони, такие, какие должны быть у любого обычного парня, с неровными ногтями, местами немного покусанными и виднеющимися сквозь тонкую кожу ниточками вен. Курт невольно облизнул губы, наблюдая за тем, насколько любовно и нежно Блейн обходится с рулем и… Представляя себя на место этой чертовой вещицы? Курт шмыгнул носом и поспешно отвел взгляд, испугавшись собственных мыслей. А затем немного приоткрыл окно, потому что из-за волнения, никак не связанного с предстоящим ужином, стало невыносимо жарко. — Окей. Готов? — спустя полчаса чуть нервно поинтересовался Блейн, припарковав машину у дома. Курт медленно вдохнул. — Нет. — Все будет замечательно. Потому что ты замечательный. Ну и я немножко, — улыбнулся Блейн, шутливо ударяя Курта в плечо. Тот посмотрел на Блейна растерявшимся взглядом. — Я обязательно что-нибудь испорчу. — Ну. Вряд-ли посреди трапезы в гостиной появится Добби, так что бояться нечего. Но Курт, не слушая доводов разума и Блейна, уставился в лобовое стекло глазами, полными отчаяния. Блейну пришлось подцепить лицо своего парня пальцами и развернуть к себе. — Я люблю тебя. С этими словами Блейн чуть потянулся вперед и аккуратно поцеловал Курта в губы без намека на что-то большее. Курт неожиданно всхлипнул, чувствуя, как откуда-то из глубины души поднимается мощная волна невероятной нежности и любви, готовая снести все на свете. Курт вцепился в водолазку Блейна пальцами и углубил поцелуй, мгновенно становясь ведущим. Блейн не был против. О нет, он был чертовски рад. Он получал практически эстетическое наслаждение, имея возможность чувствовать такого непривычно властного и сильного Курта, чьи пальцы оставляли вмятины на коже и чей язык так нагло хозяйничал в его рту. Если бы Блейн мог, он бы повалил сейчас Курта на лопатки, сорвал бы с него все лишнее и… Но вместо этого он обхватил голову Курта руками, отчаянно кусая его губы. Мир для этих двоих вдруг начал вращаться, грозя головокружением, а перед глазами засверкали разноцветные звездочки. Блейн, кажется, не собирался останавливаться, целуя Курта с таким страстным желанием, как никогда ранее и перетягивая Курта к себе на колени. Курт не знал, что творит. Ему хотелось всего и побольше, но он и сам не понимал, чего именно и как это все воплотить в реальность. В голове царил полный хаос, сердце стучало так, что, казалось, раздробит сейчас ребра и вырвется наружу, прямо в руки Блейна. И было так горячо, и невыносимо душно, что хотелось что-нибудь с себя снять, и прижаться к Блейну еще теснее. На мгновение парни разорвали поцелуй. Воздух в легких ожидаемо кончился, и потребовалась минута, чтобы отдышаться. Но затем все началось снова. Вот только Блейн вдруг, лизнув Курта в уголок рта, перекинулся губами на шею. И теперь, нервно хватаясь за жакет Курта, вырисовывал на ней языком какие-то непонятные узоры, волновавшие Курта меньше всего. Он громко охнул, когда Блейн, чуть сдвинув ворот рубашки, слегка прикусил нежную кожу. — Стой. Стой, Блейн. Блейн послушался только со второго раза, неохотно отрываясь от такого вкусно пахнущего и притягательного Курта и утыкаясь носом ему в ухо. — Прости, — Блейн пытался отдышаться. — Не знаю, что на меня вдруг нашло. — У меня голова кружится, — пожаловался Курт, обняв Блейна за шею. Андерсон тихонько рассмеялся. — А я тебе что говорил? У меня постоянно от тебя голова кружится. Курт чуть отстранился, чтобы увидеть лицо Блейна, его сияющие карие глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами и мягкую улыбку. — Я тоже, кстати, тебя люблю. И уже, вообще-то, почти двадцать минут седьмого. — Вот черт! — воскликнул Блейн, поспешно сталкивая со своих коленей Курта. — Отец терпеть не может, когда кто-то опаздывает. Живее. На пороге парочку встретила очаровательная миссис Андерсон. Надо сказать, Курт представлял ее именно такой — в коротком цветастом сарафане, с длинными кудрявыми волосами, спадающими тяжелыми прядями на хрупкие плечи и с широкой улыбкой на лице, совсем как у Блейна. Сказать, что Курт буквально с первого взгляда влюбился в эту женщину, значит, ничего не сказать. Он был очарован. Очарован ее манерами, очарован ее заразительным смехом, ее непосредственными шутками по поводу сексуальной ориентации сына и ее зелеными глазами. Пожалуй, глаза были единственной вещью, которой Блейн пошел не в мать. Но это не значило ровным счетом ничего. Курт изумленно улыбался, пока Дебора — так звали маму Блейна — обнимала и целовала его в щеки и без умолку рассказывала про то, как ждала этого замечательного вечера. Курт лишь покачал головой, когда Блейн, поймав его взгляд, развел руками в сторону и одними губами произнес «Я предупреждал». Но все очарование дома, в котором Курт не раз уже тайком побывал и гостеприимства его хозяйки мгновенно померкло, стоило Курту наткнуться на чужой колкий взгляд. Дебора на секунду замолчала, затем защебетала что-то с еще большим энтузиазмом, но быстро замолкла, стоило ее мужу предупредительно на нее посмотреть. Курт в этот момент ощутил ладонью теплые пальцы Блейна и, неожиданно для себя, сжал его руку. — Здравствуйте, мистер Андерсон, — Курт вежливо улыбнулся, все еще цепляясь пальцами за Блейна, отец которого изучал его с плохо скрываемым недовольством. Это был высокий мужчина с интеллигентным лицом и аккуратно убранными со лба волосами. Казалось, он в жизни улыбался очень мало, потому что морщин на его лице было немного, но исходящая от мужчины уверенность и сила мгновенно все расставляли по местам. Курт ощутил себя маленьким незаметным человечком рядом с этим мужчиной, но быстро взял себя в руки. Хаммелы не такие. Никто не может заставить Хаммелов чувствовать себя такими беспомощными, словно рыба, выброшенная на берег. Никогда. Видимо, что-то изменилось во взгляде Курта. Может, он невольно выпрямился, всем своим видом показывая, что не даст кому-то себя запугать, но мужчина вдруг немного замялся. — Пройдем на кухню? Все готово, мам? — Блейн поспешил разрулить ситуацию, к счастью для всех. Дебора закивала и, подхватив Курта под руку, направилась вглубь дома. — Ванная здесь, помойте руки и идите к столу. — Окей, ма, — Блейн многозначительно посмотрел на мать и та поспешила оставить парочку в одиночестве. — Твой отец меня пугает, — тихо прошептал Курт на ухо Блейна. Тот понимающе закивал. — Он очень тяжелый человек. Но я постараюсь сегодня не дать ему возможности показать свой характер. — Не повезло тебе, — Курт, вытерев руки полотенцем, с сожалением посмотрел на Блейна. Тот ответил мягкой улыбкой и на мгновение прильнул к Курту, аккуратно целуя куда-то за ухо. — Рядом с тобой мне даже мой отец не страшен. Пошли? — Блейн протянул Курту ладонь и тот с сомнением на нее посмотрел. — Ты уверен?.. — Абсолютно. Ты мой парень и я не вижу причин, по которым я не могу держать тебя за руку. В кухню парочка вернулась, держась за руки и словив два взгляда — умиленный и неодобрительный. Второй Курт благоразумно проигнорировал. — Курт, ты любишь морепродукты? — осведомилась Дебора, когда парни расселись по местам. — Эм… Да, миссис Андерсон, — улыбнулся тот. — Замечательно. Знаешь, я терпеть не могу весь этот фаст-фуд и прочее. Мои родители почти всю жизнь прожили в Испании и я стараюсь придерживаться испанских традиций в еде. — Так вы испанка? Не знал. Впрочем, по Блейну видно. Испанцы очень открытый и веселый народ, так ведь? — Многие полагают, что именно так, — отставив в сторону салатницу, Дебора кивком разрешила приступить к трапезе. — Так ты учишься с Блейном? — отец Блейна впервые открыл рот и Курт на секунду растерялся. — Пап, я же говорил, он перевелся, — напомнил Блейн. — Верно. И что послужило причиной? Академия Далтона очень демократичная и прогрессивная школа, — Дебора с интересом уставилась на мальчика. — Иногда даже слишком, — снова встрял отец Блейна. Сам Блейн предупредительно посмотрел на Курта. Наверняка, намекал на то, что Курту необязательно было распространяться обо всем произошедшем. Но проблема была в том, что Курту нечего было стыдиться. К тому же, ему так сильно хотелось понравиться Деборе, что он не посмел соврать. — Я перевелся обратно в свою школу. Около полугода назад мне пришлось оттуда уйти из-за некоторых разногласий с одним сверстником. К сожалению, школьный совет не смог это разногласие устранить. И мне пришлось покинуть МакКингли. Дебора переглянулась с Блейном. Поняла, значит, какие именно разногласия у Курта были. Впрочем, это было несложно. Ухоженный юный гей всегда привлекает к себе внимание, тем более Курт, известный своим упрямым характером. — Вот как. И ты познакомился с Блейном в Далтоне? — уточнила женщина. Блейн покачал головой. — Раньше. — Да, раньше, — подтвердил Курт. — Видите-ли, я, как и Блейн, состою в школьном хоре. И, конечно, мы принимаем участие в соревнованиях. — В начале лета они ездили в Нью-Йорк на национальные соревнования, — с гордостью вставил Блейн. Курт не смог сдержать улыбки. — Это здорово. Ты тоже поешь? — О. Он просто невероятно талантлив. У него очень редкий голос для парня, — и снова Блейн. — Да. Спасибо, Блейн. Так вот. Перед очередными соревнованиями я решил посетить Далтон в качестве шпиона, чтобы узнать, с кем нам предстоит состязаться. Но меня быстро раскусили. — Очень быстро, — кивнул Блейн с набитым ртом. Дебора, которая едва ли что ела, переводила заинтересованный взгляд с одного парня на другого. — Когда я пришел в Далтон, Блейн был первым, к кому я обратился. А потом мы поговорили и я узнал, что у него тоже были проблемы в школе. Он долгое время поддерживал меня. Так и подружились. — И когда вы начали встречаться? — Дебора метнула опасливый взгляд на мужа, но тот, к счастью, молчал, внимательно следя за парнями. — Четыре месяца назад, — жизнерадостно ответил Блейн. Курт вздохнул. — Меньше. — Чуть-чуть. — Больше, чем чуть-чуть. — Я помню, что это была суббота. — Нет. Пятница. Мы по субботам не учимся. — У нас была репетиция в этот день. Мы готовились к региональным соревнованиям, — на всякий случай, просветил Блейн родителей. — О. Верно. Суббота. — До этого мы несколько месяцев дружили. Ну, часто гуляли. Я пытался помочь Курту со школьными проблемами. Но явно облажался, потому что Курт перевелся к нам. Потом мы побывали на вечеринке, которую устраивал его на тот момент бывший хор. И я познакомился со всеми его друзьями. В общем, весело было. А потом умер Паваротти, — вздохнул Блейн. Дебора непонимающе нахмурилась. — Паваротти? — переспросила женщина. — Птичка, — грустно кивнул Курт. — «Певчие птички» подарили ему, когда он вступил в наш хор. — Да. И он умер. — А потом пришел… — Я решил спеть песню в его честь… — И решил спеть… -…потому что это была замечательная птица… — …он выглядел таким подавленным… — …он меня восхищал… — ….и он спел «Blackbird»… — «Beatles». Прекрати меня перебивать, — хмыкнул Курт, с наигранным возмущением уставившись на Блейна. Тот рассмеялся. — Ты все рассказал, теперь моя очередь. — Это ты про то странное выражение лица, с которым ты на меня смотрел? — Я был восхищен. — Нет, это было странно. — Ты столько эмоций вложил в одну короткую песню… — Это все из-за Паваротти. — Я уже говорил, что он очень, просто невероятно талантлив? — уточнил Блейн. Спор парней прервал звонкий смех Деборы. И Курт с Блейном мгновенно утихли. — Вы такие забавные. Простите. — Чем-нибудь еще увлекаешься, Курт, кроме хора? — отец Блейна, еще ни разу не улыбнувшийся за все это время, пребывал настороже. Курт мысленно отфильтровал все свои «мода, мюзиклы и искусство» и осторожно ответил: — Политика. Спорт. Немного. — Да, мы вчера были на игре. Ну, «Черный шторм» против «Спартанцев». Это было просто потрясающе! — Мы ходили вместе с моим отцом и братом. — У тебя есть брат, Курт? — Дебора не упустила шанса поддержать разговор. — Да. Не родной. — Сводный. — Моя мама умерла, когда мне было восемь и у Финна нет отца. Наши родители встретились на одном из школьных собраний. И закончилось все свадьбой. Финн учится со мной в школе и он тоже состоит в хоре. Так что, мы друзья. — Это звучит замечательно. А он знает, что ты… Ну… — Дебора слегка замялась, но Курт ей светло улыбнулся. — Гей? Да, все мои друзья знают и родители тоже. — Чего уж друзья, вся школа, если уж на то пошло, — пробурчал Блейн. Курт задумчиво сунул креветку в рот. — Ну, да. Я, вроде как, единственный открытый гей в школе. — Тебе, наверное, сложно пришлось? — Очень. Но тот парень, что меня доставал, он признал свою ошибку. Он попросил прощения через директора. И это позволило мне вернуться. И я этому очень рад. Я люблю МакКингли. Там мои друзья. А Далтон — довольно дорогое удовольствие для моих родителей. Да и учиться там тяжеловато. — Но он справлялся, — поддакнул Блейн. — Пап, помнишь, я тебе говорил про мистера Томпсона, преподавателя истории? Так вот, Курт у него в любимых учениках ходил. И это притом, что проучился в Далтоне всего пару месяцев. Он был отличником в Далтоне. А уж про МакКингли вообще молчу. Его там, наверное, гением считают. — Ну, все не так сказочно. Быть геем и ботаником одновременно — довольно сложное занятие, — рассмеялся Курт. — Но с учебой у меня действительно нет никаких проблем. — Не думал связать свое будущее с наукой? — и снова отец Блейна. — Я… Я хочу получить хорошее образование. Но, все-таки, это не совсем мое. — И кем же ты хочешь быть? — Эээм… Я подумывал переехать в Нью-Йорк после окончания школы. Поступить в колледж, может быть. Вместе с подругой. И мы надеялись попытать удачу на Бродвее. — Бродвее? — переспросил мистер Андерсон. Курт невольно вцепился пальцами в колено. Потому что голос и взгляд мужчины не предвещали ничего хорошего. — Да. — Скажи, все геи мечтают петь песни и плясать на сцене? Я интересуюсь из любопытства, — поинтересовался мужчина с легкой издевкой, откидываясь на спинку стула. Блейн моментально подобрался, готовый в любую секунду остановить спор. Курт же медленно выдохнул и с вызовом посмотрел на мистера Андерсона. — Нет. Дело не в ориентации, а в личных интересах. — Так ли это? Потому что я вижу перед собой двух геев, которые вместо того, чтобы заниматься нормальными вещами, распевают песни под гитару и смотрят мюзиклы. — Пап! — Все нормально, Блейн. Могу предположить, мистер Андерсон, что, как у человека науки, у вас существует некоторый конфликт с миром искусства. Но я смею вас заверить, что не только геи «распевают песни под гитару и смотрят мюзиклы». И в этом нет ничего предосудительного. — Это ты так считаешь. А у нормальных людей парни, фанатеющие от мюзиклов, вызывают отвращение. Например, у меня. Курт облизал пересохшие губы и аккуратно отодвинул от себя почти пустую тарелку. Дебора стыдливо опустила глаза, будто в произнесенных словах было ее вина. — Пап, давай не будем… — Мистер Андерсон, вы сейчас оскорбили меня или своего сына? — Я никого не оскорблял. — Тогда я не пойму. У вас проблемы с геями? Или с искусством? — фыркнул Курт. — Моя проблема в том, что общество не слишком-то благосклонно относится к геям. — О. Тогда я понял. Вы боитесь, что общество вас осудит? Что люди начнут показывать на вас пальцем? Или, не дай бог, вас лишат ученой степени за то, что ваш сын — гребаный педик, или как там любят говорить такие гомофобы, как вы? — прошипел Курт. Блейн, почувствовав, что разговор неожиданно принял нехороший оборот, вздрогнул и попытался сделать еще одну попытку прервать назревающую ссору. — Курт, пожалуйста… Но Курт его все равно не слушал. — Я бы тебе не советовал разговаривать со мной в таком тоне, мальчишка, — прорычал мистер Андерсон. Но Курт лишь повел плечами. — А то что? Натравите на меня своих друзей? Валяйте. Я это все уже проходил. Но вы бы подумали о своем сыне… — Не смей мне указывать в моем доме! Это мой сын. И тебя совершенно не касается, кем он… — мужчина в порыве злости вскочил места и Курт, которым овладели аналогичные эмоции, сделал то же самое. Ему казалось, еще немного, и отец Андерсона кинется на него с кулаками. Сейчас он представлял собой довольно страшное зрелище, но Курту было все равно. Карофски научил его не бояться тех, кто мог причинить физическую боль. Потому что унижение было куда опасней. И это была та вещь, с которой Курт не мог считаться. — Позвольте не согласиться, мистер Андерсон. Ваш сын — мой парень и близкий друг и я забочусь о нем не меньше, чем вы. А, может, и больше, судя по данному разговору. — Не забочусь? Я потратил восемнадцать лет, чтобы вырастить его и узнать, что он гей, а ты заявляешь мне, что я о нем не забочусь?! — Совершенно верно! Потому что если бы вы действительно заботились о нем, вам было бы плевать, гей он, динозавр или манго! Это и есть нормальные семейные отношения, когда отец поддерживает своего сына, не смотря ни на что. А я знаю, о чем говорю, потому что мой отец всегда был на моей стороне… — Тогда твой отец просто чокнутый, раз позволил тебе… — Не смейте унижать моего отца! Вам до него, как пешком до Пекина, — сердито закричал Курт, отодвигая стул. — И такого отца, как вы, я бы даже врагу не пожелал и, тем более, не пожелал бы своему парню. Потому что вы просто жалкий лицемер и отвратительный гомофоб, которому не хватает смелости встать на сторону сына из боязни быть осужденным людьми, которых он даже не знает. Сказал и умер. Вот прямо на месте. Потому что такого стыда и такой вины Курт не ощущал никогда в жизни. Как будто бы он стоял голый перед многотысячной толпой. Но здесь все было гораздо хуже. Потому что он стоял перед Блейном, чей взгляд был сейчас таким пронзительным и разочарованным, что Курта начали душить слезы. Он все испортил. Он сам напросился на этот ужин и сам же все испортил. Он чувствовал себя на грани обморока, или самоубийства, или еще чего-нибудь столь же глупого, но вполне логичного. Ему хотелось ущипнуть себя и проснуться. И убедиться в том, что все приснилось. В качестве альтернативного варианта он мог бы провалиться сквозь землю, но пол отчего-то был все таким же твердым, а сам Курт оставался стоять, припечатанный к месту чужими взглядами. — Я пойду, пожалуй, — тихо произнес он, аккуратно отцепляясь от стула, за который, словно за спасательный круг, держался все это время. И до чего сложно было поднять ногу и сделать шаг по направлению к двери! — И еще, для справки. Я горжусь тем, кто я есть и люблю Блейна таким, какой есть он. И нас это устраивает. Это нужно было сказать. Этого не нужно было говорить. Курт разрывался на части. Он посмотрел на Блейна, но тот еще находился в замешательстве, не зная, на чью сторону встать и Курт его понимал. Он бы себя не выбрал. Не в сравнении с семьей. Он медленно вдохнул, сдерживая слезы. Ну уж нет. Он выйдет из дома с гордо поднятой головой, а все остальное оставит для своей подушки, для объятий отца, до надежного плеча Финна, на котором можно поплакаться. И пусть только тот попробует возразить, потому что Курт был не в настроении что-то выяснять еще и в своей семье. Хватит. Уже все выяснил до конца своих дней, болтливый придурок. И еще пара шагов к двери. А потом стало легче, когда чужие взгляды остались за стеной. Уже выходя на улицу, Курт слышал оклик очнувшегося Блейна, звон стекла, топот ног и затем громкий крик мистера Андерсона, требовавшего от сына немедленно исчезнуть в своей комнате. И у Курта появилось отчетливое ощущение, что он подставил не только себя, но и Блейна. Милого Блейна, который этого всего совсем не заслуживал. Все дорогу домой Курт, нервно покусывавший губы и отчего-то сжимающий в ладонях мобильный телефон, размышлял над философским вопросом — а может-ли быть все еще паршивее? ~ Курт не мог ненавидеть людей. По определению. Даже Карофски. Сначала он чувствовал неприязнь, затем страх, а потом и вовсе сплошную жалость. Но ненависти никогда не было. И Курт, проживший почти восемнадцать лет, лишь в середине этого гребаного сентября узнал, какого это — ненавидеть человека. Тем более, какого это — ненавидеть себя. Он вдруг начал пересматривать все, когда-либо им сделанное, и все, когда-либо им сказанное. И в каждой мелочи находил подтверждение своего ужасного характера. Заносчивый мальчишка с манией величия и убежденностью, что все должны крутиться вокруг него. Хам. Определенно хам, не знающий меры. А еще эгоист. А, стоп, эгоист уже было. Впрочем, дважды эгоист тоже смахивало на правду. На фоне этого ссора с отцом Блейна казалась вполне предсказуемой. Но, как ни странно, все эти умозаключения ничуть не оправдывали Курта и не помогали ему успокоиться. Он ходил из одного угла комнаты в другой, сердито пинал попадавшиеся под ноги вещи и всерьез рассматривал перспективу разрыва отношений с Блейном. Потому что Блейн был хорошим. Можно было найти кучу умопомрачительных эпитетов, чтобы описать этого человека, но Курту на ум приходило лишь это по-детски непосредственное и светлое «хороший». Просто хороший. Поэтому все друзья Курта так его любили. Поэтому его любили родители Курта. Именно поэтому его так сильно любил Курт. Курт, который был его совершенно не достоин. И, в заключение всего, именно поэтому Курт не отвечал на сообщения и звонки Блейна и, вернувшись домой, сразу же закрылся в комнате, избавив Финна от необходимости играть роль жилетки. Прошел час, потом два, затем незаметно наступила полночь, а Курт все еще прокручивал в голове все свои «поэтому» и «эгоист», чувствуя, что сегодня не заснет. Как в воду глядел. На следующий день Мерседес долго смотрела на бледного не выспавшегося Курта, не потрудившегося как следует уложить волосы. Курту было все равно, что подумает подруга. Сам он думал о Блейне. Фактически каждая мелочь, попадавшаяся на глаза, заставляла думать его о Блейне. Ему хотелось думать о Блейне, хотелось страдать и укорять себя, но, как обычно бывает в такие дни, именно сегодня все вдруг неожиданно вспомнили о Курте. Рейчел долго пыталась обратить на себя его внимание и после вялых отнекиваний и бурчания, пыхтя и дуясь, исчезла в неизвестном направлении. Сэм был мил и добр, Сэм маячил перед глазами своей блондинистой шевелюрой, Сэм болтал и смеялся над собственными шутками, но, в конце концов, устал. Потому что зомби Курт, на сто процентов погрузившийся в свои переживания, его не радовал. Потом были Финн, был мистер Шустер, была Британни, которая была уверена, что над Куртом ставили опыты инопланетяне. И в конце этого ужасного тоскливого дня перед взором Курта предстал Карофски. Курт не дал ему даже возможности раскрыть рот. Потому что к последнему уроку любимым друзьям удалось вытащить его из собственных мыслей и злой Курт теперь был готов покусать каждого, кто посмел бы подойти ближе, чем на метр. — Дэйв, я просто категорически счастлив лицезреть тебя рядом, и мне просто невероятно приятно осознавать, что ты обратил внимание на мою скромную персону, и мне даже правда, правда интересно все, что ты хочешь сказать, но скорее Финн танцевать научиться, чем я сегодня с тобой заговорю. На лице Карофски отразился весь процесс обдумывания сложных словесных переплетений и Курту стало даже жаль футболиста. Тем не менее, это не помешало ему сердито хлопнуть дверцей шкафчика и раздраженно посмотреть на парня. — Не в настроении я сегодня, понятно? Так что оставь свои животрепещущие разговоры на завтра. — Эм… — Карофски нахмурил лоб. — Вообще-то, я хочу спросить. — А я хочу научиться ходить сквозь стены и что теперь? — пробурчал под нос Курт, отведя глаза в сторону. — Только живо. Чего надо? К великому изумлению Курта, Карофски опустил голову и сцепил руки за спиной, словно готовясь к исполнению смертного приговора. — Ну… Я слшл ппвду вшг мзкл…. Мжн прдт нпрлшвне? Курт озадаченно моргнул и устало прислонился к шкафчику. — Дэйв, это очень круто, что ты освоил новый язык. Но я ни черта не понял. Можешь сказать по-человечески? Карофски вздохнул, что лишь усилило ощущение обреченности. — Я слышал по поводу вашего мюзикла. Можно мне прийти на прослушивание?