Я не создан для этого

      Именно о таком, как ты я мечтала всю жизнь. Высокий, темноволосый, красивый… Нет, красивый слишком невыразительное, слишком обобщенное определение. Прекрасный? Великолепный? Неотразимый! Вот самое подходящее слово, пускай ты будешь неотразимым! Неотразимые манеры, голос, лицо. Когда я впервые увидела тебя, внутренний голос подсказал мне - вот это то, что ты так давно искала, будь милой, податливой, угодливой, ты должна ему понравиться! И я понравилась тебе. Я поняла это тогда, когда в четвертый раз увидела тебя в нашем магазине. Ты не сводил с меня глаз, смотрел как на товары мирно спящие в витринах. С интересом, с вожделением. "Что за взгляд?", подумалось мне тогда. Проницательный, властный и вместе с тем совсем детский. Ты и впрямь был похож на огромного младенца. Сразу этого и не заметишь, но стоило взглянуть на твои скрещенные, косолапые, начищенные до блеска кожаные туфли и все сразу становилось ясно.       Впервые я поняла, что ты несносный гадкий ребенок, услышав пронзительный недовольный вопль сорвавшийся с твоих прелестных пухлых губ, прямо посреди гардеробных. Твоя мамаша закудахтала словно наседка, сморщенное лицо её залилось краской, она безуспешно попыталась успокоить своего давно не получавшего по заду сынка, стала тыкать в твою физиономию всё что попадалось ей под руку. Но ни шелковые галстуки, ни белоснежные сорочки не могли усмирить твоего невыносимо капризного нытья. Ты уставился на меня. Бесцветные глаза твоей мамаши проследовали в направлении взгляда, она с облегчением улыбнулась и тут же, чуть ли не вприпрыжку, направилась ко мне. Огонь твоего гнева надо было затушить, и она была готова на все.       Долго уговаривать меня отужинать этим вечером с вами, как видишь, не пришлось. Я согласилась почти сразу же. Глупая идиотка, я повелась на ваши деньги. Куда мне обычной продавщице до таких, как вы? Страсть как захотелось посмотреть на ваш дом, на ваши хоромы, но более того, мне хотелось заткнуть твой поганый рот, ведь ты не унимался пока я не ответила да. И я продалась.       Ужин был великолепным. Правда. Мне все так понравилось, особенно мидии, с чем там они были? Я до сих пор чувствую их привкус во рту, невыносимо приторный десерт не смог перебить его, и теперь мне кажется, даже умирая я буду ощущать на губах вкус этой трясины. Потом ты провел меня по вашему особняку. Таких высоких потолков, таких гладких стен и отполированной мебели мне не доводилось видеть никогда в своей жизни. Повсюду золотые безделушки, хрусталь и бархат, меня даже затошнило. А может виноваты мидии? Впрочем, это уже неважно. Последним пунктом стала твоя спальня. Я не сразу уловила что к чему. И даже чуть встревоженный, но по-прежнему равнодушный взгляд твоей мамочки, тихо затворяющей за нами дверь, не смог втолковать мне чего следует от тебя ожидать.       Замок за нами защелкнулся и ты предложил мне, прежде осмотревшись, присесть на твою кровать. Я вежливо отказалась, и с интересом оглядев детскую комнату взрослого мужчины, уселась рядом на кушетку. Мне кажется, это тебе не понравилось, но к моему удивлению, верещать ты не стал. Лишь глубоко вздохнул и отошел к шкафчику с какой-то дребеденью. Из него ты достал хрустальную бутылочку увенчанную вместо крышки розовой соской. Высосал из нее почти половину, и донесшийся до меня резкий запах подсказал мне, ты пригубил виски. Чтож, подумала я, у богатых свои причуды, и не придала этому значения.       Следующим твоим предложением стало: «Раздевайся. Я хочу поиграть». Я натужено улыбнулась, с сожалением покачала головой, и слабо запротестовала, мол, поиграть можно и одетыми. Мое возражение тебе не понравилось. И следом за бутылочкой, из шкафа показался нож. Этих доводов оказалось достаточно, чтобы я встала, и застывшей улыбкой ужаса, стянула с себя блузку. Ты оглядел меня восхищенным взглядом, но думаю, не мое тело так прельстило тебя, а то, что я безмолвно тебе подчинилась. Хотя, как знать? Ведь в следующую секунду ты подошел ко мне, поднял нож к верху, и встав почти вплотную, медленным, смакующим движением рассек перед моим лицом воздух. «Ты красивая», услышала я. Мне захотелось тебе поверить. Может это стало бы моим спасением от тебя. Но нет, снова ошибка. Ты толкнул меня на свою кровать, приказал лежать смирно и смотреть, на то, как ты снимаешь с себя свою дорогущую, купленную у нас в магазине, одежду.       Я смотрела на тебя не мигая. Не поверишь, но я смотрела бы так, даже если бы ты не тыкал мне в лицо своей «острой игрушкой». Еще бы, а как иначе? На пол упала полосатая сорочка, следом за ней брюки, трусы. Глаза у меня защипало от слез. Нет, не от слез страха, пожалуй, даже тогда я не соображала, что тебя надо бояться, их защипало от твоей неотразимости. Мне захотелось удовлетворить свое любопытство, заодно разрядить обстановку, и я спросила: «Давно ли ты занимаешься спортом?» Этот вопрос польстил тебе, лицо озарилось младенческой улыбкой, ты сказал, что давно, добавил еще что-то насчет мечты стать актером, но я уже не в силах сейчас вспомнить весь этот бред.       Когда спрашивать мне стало больше нечего, ты подошел к кровати ближе, и вдруг, лицо твое сделалось таким несчастным и безобидным, что будь я твоей мамочкой, сердце бы мое, наверное, разорвалось от умиления. Ты извинился, и сказал, что никогда еще не был с женщиной. Мне захотелось засмеяться, погладить твою чудесную чернявую головку, добротно смазанную гелем, и ответить, что не с того тебе стоило начинать, сынок. Но что-то, наверное твой нож, меня остановило. Я криво улыбнулась и попыталась принять непринужденный вид. Ты осмелел, и опустившись на край постели подполз ко мне. Твои теплые мягкие губы сомкнулись с моими, дрожащими и холодными. Несколько минут ты обследовал мой рот, и когда они, подстать твоим, разогрелись, ты протиснул свой скользкий язык внутрь меня. Постепенно мне стало жарко. Целовался ты отлично, и твое робкое бесценное признание, мне почему-то сразу захотелось поделить на ноль. Горячая кожа на твоей груди коснулась моих сосков, и это взволновало нас обоих. Вдруг ты опомнился, соскочил с кровати, и выудил из прикроватной тумбочки целый моток новехонькой бечевки. Все еще разгоряченная, я решила простить тебе эту маленькую шалость, и не стала сопротивляться. Ты туго, в несколько раз, обвязал мое тело тонкой веревкой, так что мне стало больно. Я попыталась что-то возразить, но ты в последний раз наградил меня своим сладким поцелуем, а потом перевязал и рот.       Под твоим весом мне стало трудно дышать - рот заткнут, нос заложило от слезного приступа. Я попыталась вырываться, но тщетно. Движения твоего тела становились все интенсивнее, все быстрее. Белоснежная, от уха до уха, улыбка блаженно сверкала на твоем лице. В какой-то момент, мне стало еще больнее, и если ты до сих пор не порезал меня ножом, то, скорее всего, сейчас убьешь своим телом, подумалось мне. Но вдруг ты замер, густые, под линеечку, брови нахмурились на самой переносице, улыбка исчезла и тебя пронзила пульсирующая дрожь. Ты на мгновение обмяк (будь я половчее, то даже оттолкнула бы тебя), а потом, снова улыбнувшись, взглянул на меня глазами полными слез.       Я подумала, что вот сейчас, удовлетворив все свои потребности и капризы, ты отпустишь меня. Ласково развяжешь веревки, извинишься за несдержанность. Но вместо этого, ты прошептал: «Мне кажется, я бы смог полюбить тебя. Но, увы, я не создан для этого». Это последнее, что я услышала от тебя, от кого бы то ни было, перед тем, как перед моим взором сверкнуло лезвие твоего ножа, и горячие, отдающие железом потоки крови хлынули на мою обнаженную грудь.