Облачные котята

"Гребаные котятки… Сука, лучше бы это были зомби!" Хара пихнул носком кроссовка лежащего на боку Ханамию. Тот мягко, словно свернутое в ролл одеяло, прокатился по полу и остался лежать на спине с безвольно раскинутыми руками. Лицо у него было бледным до синевы. Хара нагнулся проверить пульс – едва различимое биение указывало на то, что его… что Ханамия еще жив, но остался ли он собой? Надежно закрепив его руки на затылке, Хара подхватил рюкзак и взвалил бесчувственное тело себе на плечи. Всё на девять, черное. Крути, дилер. Первой жертвой стал Ямазаки. Они потом еще шутили, что, будь это Фурухаши, никто бы не заметил разницы. И не то что смеялись над этим – ржали как ненормальные. Было страшно. И чем больше они боялись, тем громче смеялись, пока не пришел Сето и не велел заткнуться, потому что шум мог привлечь тварей. Тогда они мало что знали о "котятах" и их было четырнадцать, если считать младшую сестру Тобикавы. Через пять дней напали на Фурухаши, и шутить они перестали. Громкие звуки "котят" не привлекали. Равно как и тепло, свет, движение и все, что только могло придумать человечество для приманки. Они охотились на людей. Если совсем конкретно – исключительно на работоспособный людской мозг. Хара склонялся к мнению, что это все-таки пришельцы, уж слишком чужеродно выглядели светлые сгустки, напоминавшие клочья густого тумана, да и возможности у них были далекими от земных. Никто не знал, где произошло первое нападение, разные источники указывали Филиппины, Малайзию, даже Таиланд, но четко было известно только одно – зараза распространилась по всему миру меньше чем за неделю. Первый случай в Японии был зафиксирован на третий день, в США − на четвертый, дольше всех сопротивлялась континентальная Европа, но вскоре пала и она. Шарлатаны так яро прогнозировали фальшивые концы света, что проморгали настоящий. У них все произошло буднично, Ямазаки оказался в числе первых, с кем это случилось, тогда еще они ни о чем не подозревали и, соответственно, не береглись. Ханамия устроил "конкурс мудаков" на открытой площадке, так он называл смотр новичков. Как понял Хара из обрывков разговора, у них с Сето уже был кое-кто на примете, и теперь претендентов собирались испытать. Для начала разделились на команды, Ханамия поставил в каждую по двое из основного состава, чтоб первогодки привыкали к своеобразному стилю Кирисаки Даичи, и именно во время стандартного поклона прилетел первый "котенок". Потом пришлось рассказывать эту историю столько раз, что Хара сбился со счета. Ямазаки стоял напротив него, посмеиваясь и кося глазом на левый напульсник Хары. Зря решил, что плотная ткань скроет эластичный бинт, подумалось тогда. Ямазаки заметил, что он бережет запястье, и теперь будет бить именно туда. Хара уже прикидывал, не наступить ли тайком ему на ахилл, просто в качестве предупреждения, как вдруг на голову Ямазаки опустилась пушистая белая шапочка с рожками. Потом Хара не раз доказывал, что она соткалась прямо из воздуха в метре над его макушкой, но долгое время никто ему не верил. − Какой еблан кинул в меня тряпкой?! – заорал тот и сорвал с себя "шапку". Мохнатая белая штука, упав на светло-коричневое покрытие площадки, неожиданно сильно изменилась, теперь она стала похожа на радужную бензиновую кляксу. − Блин, холодно! – пожаловался Ямазаки, потирая затылок. − Что это еще за хуйня? – настороженно спросил Сето. – Откуда она взялась? Хара тогда вякнул, что с неба, и даже начал рассказывать, как она выглядела до этого, но скептические взгляды остальных быстро охладили его пыл. − Что встали, дурачье? – подошел Ханамия. – Лужи давно не видели? Играем! Ямазаки сделал неуверенный шаг вперед, а потом с размаху плюхнулся на задницу. Хара тогда еще подумал, что так недалеко и до полноценной травмы, Ханамия заорал, что в медпункт Ямазаки потащит свою раздолбанную жопу сам, но тот не среагировал ни на окрик, ни на подбежавшего игрока, попытавшегося его поднять. Он просто остался сидеть, уставившись в пол, как кукла. Сето побежал за медсестрой, когда стало понятно, что простыми пощечинами, чтоб привести в себя, дело не обойдется, она и обнаружила под волосами на затылке небольшой прокол. Ханамия тоже посмотрел, сказав: − Будто штекер из разъема выдернули. И это было самое точное определение. Очень узкая в диаметре, но глубокая дырка без следов крови или осколков кости. Сето оглянулся на "лужу", и Хара тоже – они быстро поняли, что именно она виновата в состоянии Ямазаки, но тупые копы так им и не поверили. Ямазаки отвезли в больницу, а потом родители забрали его домой с диагнозом "синдром Ретта". Ханамия сказал тогда, что у одной из его бесчисленных троюродных кузин этот синдром, и симптоматика у нее другая, даже если не учитывать "лужу". А через пару дней в сети появилось первое видео с нападением, где в парке на склонившуюся над планшетом девушку с дерева свалилось что-то белое, а детский голос радостно возвестил: − Смотри, мам, котенок из облачка! Так с легкой руки безвестного маленького американца самых опасных хищников в истории человечества прозвали "облачными котятами". Нападали мгновенно, не замечая на своем пути никаких преград. Были зафиксированы случаи, когда "котенок" легко проходил сквозь несколько этажей, чтобы добраться до намеченной жертвы. Раз выбрав, они уже не отступали, падали на голову, прокалывали "хвостом" дырку в черепе и что-то делали с мозгом, отчего люди превращались в ходячие овощи или умирали. Лекарства не было, мозг просто гас, как перегоревшая лампочка. Чтобы высосать человека, у твари уходило не более пяти секунд. Хара смотрел спецвыпуск новостей, где какой-то грузный профессор утверждал, что "котята" существуют в другом измерении, и поэтому их не остановить никакими мыслимыми физическими преградами. На следующий же день выяснилось, что одна все-таки есть: банковская камера засняла, как с потолка на ребенка прыгнула тварь, но мать каким-то образом успела повалить его на пол, закрыв своим телом. Хара не считал себя чувствительным, но горло перехватило, когда женщина отвела длинные волосы, обнажая шею и фактически предлагая себя парящей над ней твари. Но мозгожорку ее жертвенность не впечатлила, матерью она не соблазнилась. Конец истории был печален: как только люди поверили, что беда миновала, и попытались убежать, "котенок" молниеносно бросился на ребенка, и все было кончено. Через девять дней после первого документально зафиксированного случая одиночные нападения стали реже, "котята" начали собираться в стаи. Никто не знал их цели – после атаки "котенок" превращался в лужу, которая сначала на солнце переливалась всеми цветами радуги, а через пару минут становилась прозрачной, неотличимой от простой воды, только испарялась намного быстрее. Ученые делали заявления одно сенсационнее другого, но чаще всего дальнейшие исследования опровергали первоначальные версии, и в результате между строк читалось только одно – мы не знаем, что это такое. "Котята" никогда не трогали больных синдромом Дауна и очень редко нападали на людей, находящихся без сознания или крепко спящих. Через месяц в Токио снотворное ценилось на вес золота, а продажи товаров, в том или ином виде содержащих кофеин, упали почти до нуля. Многие японцы шутили, что выспались впервые за свою жизнь, однако оттенок этой иронии был горьким. На старую школу они набрели спустя полтора месяца странствий: теперь людям было опасно оставаться вместе и города-миллионники быстро пустели. Телевещание прекратилось, оставив только радиоволны, но заполнять эфир никто не спешил. Люди старались поменьше думать, считая, что снижением мозговой активности уменьшат вероятность нападения. Такая информация официально не подтверждалась, но абсурдных баек о чудесных спасениях ходило много. Их осталось двое: на прошлой неделе напали на Азуми, девушку Сето, который как-то вышел за продуктами и обратно уже не вернулся. Даже Хара понимал, что тот просто решил выживать в одиночку – магазин находился в соседнем доме, если бы напал "котенок", Сето далеко бы не ушел, но Азуми не хотела в это верить и все плакала, уговаривая пойти на поиски, пока Ханамия не пригрозил бросить ее, если не заткнется. Они и бросили, когда ее высосала тварь, оставили на голодную смерть. Хара хоть и разложил перед ней припасы и открытую воду, но понимал, что делает это только для очистки совести: "погасшие" никогда не ели сами, не жевали, не могли напиться, стоя по горло в воде – они умели только глотать, и то было всего лишь остаточным рефлексом. Когда их группа разделялась, у Хары была мысль уйти с Кагами – тот, по крайней мере, не бросил бы его подыхать от жажды, случись что, однако предпочел остаться. На Ханамию и в лучшие времена нельзя было положиться, но было у него одно преимущество перед остальными: что бы ни произошло, он не терял присутствия духа. Ядовитая гадина, язвил над чем угодно, не делая скидок никому, разбудил Мицубу только чтобы сказать, что через несколько секунд тот станет настоящей петрушкой, и говорил, что готов поверить в бога, потому что заселить землю потомками имбецилов и коматозников – это отличная шутка. Хара не хотел провести последние дни своей жизни, мрачно размышляя о том, сколько ему осталось. И так понятно, что немного, а с Ханамией было… хотя бы весело. В этой деревеньке уже сто лет никто не жил, асфальт потрескался, почти все дома были снесены или разобраны, а вот школа каким-то образом устояла. Ехать дальше они не смогли – по бездорожью их "хонда" не прошла бы, а возвращаться за более приспособленной к пересеченной местности машиной было самоубийственно: раз соткавшись, "котята" уже не покидали своих мест, прилепившись к деревьям или паря в воздухе, они ожидали, пока в засаду угодит какой-нибудь невезучий корм, а над их машиной теперь реяла пушистая тварь. Пока только одна. − Вот и хрена ты сперва медикаменты достал? Лучше б жратвы, − сокрушенно сказал Хара, увидев подпрыгивающий в воздухе белый комок. Они решили расположиться в спортзале, там было прохладно и, в случае чего, можно было свалить через огромные окна. Хотя бы попытаться. Ну и что, что никому не удавалось, закрытые пространства сейчас вызывали острые приступы клаустрофобии: когда не знаешь, из какой стены на тебя выпрыгнет мозгожорка, ждешь нападения ежесекундно. − Там обеззараживающие таблетки для воды, придурок, − буркнул Ханамия. – Здесь бутилированной подкрашенной не найдешь, будем из реки пить. Есть же две сумки, чего ты разнылся? − Я там жвачку заначил, с собой только початая пачка осталась, − нахмурился он, и Ханамия фыркнул: − Бросай челюсти качать, хуже наркомана… − развернулся и направился в сторону школы, не оглядываясь на "котенка". Хара еще немного потоптался вокруг машины, пока не осознал в полной мере, что из-за жвачки может погибнуть, плюнул и пошел за ним. Расположились они достаточно комфортно: четыре спальника, куча подушек, которые Ханамия в два захода притащил из ближайшего дома – и жизнь на полу спортзала можно было считать сносной. Хара перетащил спальники в центр помещения и расчистил проход к окну, убрав битое стекло – Ханамия ржал до икоты, глядя на его приготовления, и резонно замечал, что вряд ли, увидев рядом "котенка", Хара будет бежать по тоненькой тропинке, скорее всего рванет вперед, не разбирая дороги. − Только это все равно тебя не спасет, − улыбнулся он и тут же выругался, распечатав плитку "Намы": от жары шоколад потек, даже термоупаковка не помогла. По утрам Хара разминался, лазил по канату, подтягивался на перекладине футбольных ворот и жалел, что в зале нет баскетбольных колец. Впрочем, мяча у них тоже не было, но он чувствовал бы себя спокойнее, а так взгляд все время цеплялся за облезлые стены, ища привычные щиты. Чтобы не маяться от тоски, Хара убирал: наломал веток, связал метлу, использовав ручку от старой, развалившейся, начисто вымел весь зал и вынес какое-то старое полусгнившее тряпье и обломки. Лазить по окрестным домам Ханамия запретил – лишний шанс наткнуться на какую-нибудь тварь-разведчицу. Он придерживался мнения, что где-то есть "мама-кошка", но Хара в эту теорию не верил: это только в фильмах можно было уничтожить неповоротливую матку, и весь выводок погибал сам собой, в жизни такое везение казалось нереальным. Ханамия молча наблюдал, как он тренируется, присоединился только раз – помог с растяжкой, глядя при этом так, что Хара там же его и завалил. Все случилось быстро и грязно, они и не раздевались, просто приспустили шорты: чтоб обоим кончить, хватило пары минут. Потерлись друг о друга, ощутив тепло живого тела – и этого оказалось достаточно. Ханамия знал, что Харе по сути все равно, кого трахать, сам же был исключительно по парням, о чем прямо рассказал, после того как Хара застукал его с каким-то широкоплечим старшеклассником. И не менее прямо посоветовал даже не пытаться развести его на секс, иначе Харе порвут не только жопу, но и "кресты". Предупреждению он внял, хотя в удовольствии представлять, как бы смотрелся стоящий перед ним на коленях Ханамия, себе не отказывал. Но, наверное, любой из команды рано или поздно думал о том, чтобы заткнуть этот мерзкий рот своим членом. Ханамия любил и умел отыскивать их болевые точки, и если у соперников страдали в основном руки-ноги, то Кирисаки после закрытых тренировок баюкали истерзанное самолюбие, утешаясь лишь тем, что ни один из грязных секретов, вытащенных из их бельевых корзин, не шел дальше дверей спортзала. После первого раза они как с цепи сорвались: любое случайное прикосновение могло перейти в дрочку, любое оскорбление – в минет. Трахнуть себя Ханамия пока не давал, но с каждым разом сопротивлялся все более вяло, и останавливало Хару только то, что ему потом Ханамия сам выжрет мозг, не дожидаясь "котенка", когда будет болеть задница. Хара любил поорать во время секса, но разгуляться смог только тут, где никого не было. Ханамия издевался, но ему было плевать: скоро они в любом случае умрут, не хватало отказывать себе в чем-то, что еще остается доступным. Подталкивая пяткой раскачивающийся канат, Хара решил, что трахнет Ханамию, как только тот вернется с речки, привычно усмехнувшись – если вернется. Они долго ходили по самому краю, и теперь Хара начинал понимать, что такого забавного в том, когда все человечество постепенно превращается в пускающих слюни идиотов. Хотя Ханамия говорил, что разница заметна только потому, что люди разучились подтирать себе задницы. Из коридора донеслась медленная шаркающая поступь, и Хара поднялся помочь: Ханамия за каким-то чертом всегда набирал полные двенадцатилитровые бутыли, наполняя под горлышко, и около спортзала совершенно выбивался из сил. Притащив, падал на подушки, тяжело дыша и утыкаясь лицом куда-то поглубже: в такие моменты Хара старался лишний раз не лезть, потому что как-то раз перехватил его взгляд, и горевшее в черных глазах отчаяние вместо привычной издевки ему не понравилось. Хара вышел в коридор, наблюдая, как Ханамия упорно тянет бутыли с водой, совершенно раздумав помогать. Что-то в этом было – смотреть, как кто-то выбивается из сил, и ничего не делать. Что-то темное. Что-то родное и привычное. А потом над растрепанными черными волосами дрогнул воздух. Если бы Хара дал себе труд подумать, он бы кинулся в противоположную сторону, но тело рванулось само: кажется, он успел закричать, уже видя, как материализуется "котенок", и понимая, что спасения нет, но все равно дергая на себя ныряющего вперед Ханамию и пинком сбивая с его ноги обжигающе холодный комок. Тот шмякнулся о стену и стек вниз переливающейся лужицей. − Ханамия? − Блядь, задел! Неси тесак! Бегом! – заорал тот, и Хара кинулся в зал. К счастью, на виду был топорик, которым он рубил ветки. Хара рухнул на колени рядом с лежащим ничком Ханамией, уцепившимся за ручку одной из бутылей. − А что делать-то? – спросил он. − Вырежешь мне икру, − сказал тот. − Что?! – Внимательно, Хара! Рубишь от сих до сих, понял? – Ханамия показал, не выпрямляясь. – До кости. И если, еблан, не сможешь с одного раза, я тебя и овощем урою. Ты не колеблешься и не щадишь. На три! Раз… два… Позже Хара думал, что если существовала эта мифическая Зона, о которой все так любили трепаться, то он там побывал. Стены раздвинулись, время замедлилось, пришла кристальная ясность понимания, что он будет делать и как. Как будто он сам очутился в другом измерении. Хара удобнее перехватил рукоятку. − Три! С сочным звуком лезвие топора вонзилось в плоть. "Господи, сколько крови… А это его… Потом блевать, потом, Казуя, соберись! Ебануться, я его… Ханамия?.. Ручку прокусил, хера себе! Дышит? Бля, конечно дышит, от расхераченной ноги сразу не умирают! Просто отрубился. Или уже…?! Нет, глаза закрыты… Кровь кругом… Перевязка, блядь, перевязка!" Он кинулся в зал, споткнувшись о повалившуюся бутыль, нашел бинты, антисептик, жгуты, в который раз благословляя то, что Ханамия взял сумку с медикаментами, а не с едой. Тот пришел в себя, когда Хара промывал рану, сунув ему в зубы моток бинта, и сквозь стоны и вопли, периодически теряя сознание, инструктировал его, как правильно перевязывать то, что у него осталось от левой икры. Под конец Ханамию срубила лошадиная доза обезболивающего и снотворного. Кровь еще долго не останавливалась – стоило снять жгут, как рана тут же начинала кровоточить, но спустя два часа удалось справиться и с этим. Хара вколол Ханамии еще одну дозу снотворного, распрямился, отирая пот со лба, а потом его все-таки вывернуло, когда взгляд упал на валяющийся рядом большой бурый кусок и до него дошло, что это такое. − Диплом хирурга, считай, в кармане, − прохрипел Ханамия на третий день после нападения. – Кинь "Локсонин". − Нету, закончился… − протянул Хара, порывшись в пакете. − "Ивку" тогда. На безрыбье… − Держи. Он выщелкнул из блистера таблетку и помог Ханамии приподняться, чтоб тот проглотил и запил. − Как ты? − Все еще хуево… Кажется, я тупею, Хара, − пробормотал тот, опускаясь на подушки. – Скоро стану совсем как ты. − Не все так плохо, − хмыкнул он, распечатывая последнюю вакуумку с пирогом. – И где благодарность, а? Я ж тебя спас! − Когда стану совсем дубовым, сможешь меня ебать, − Ханамия попытался повернуться, но вскрикнул от боли и снова улегся на живот, вытирая вспотевший лоб старой футболкой. – Вот тебе и благодарность. − Я рад, что ты остался, − Хара наклонился и помог перевернуться набок, не отстраняясь. − А уж я-то… − скривился тот. Хара его поцеловал. Не в первый раз, но ощущалось так, будто в первый. − Ненавижу малину, − пробормотал Ханамия ему в щеку, и странное чувство нежности ушло. Хара помог ему устроиться удобнее, подпихнул подушку под щиколотку, и вскоре Ханамия задремал. А на следующий день у него поднялся жар, и с тех пор он в сознание не приходил. Знаний Хары не хватало для того, чтобы привести его в сознание, еле-еле удалось сбить температуру. Спустя двое суток стало ясно, что пора искать квалифицированного врача, не для того же он столько нянчился с Ханамией, чтобы просто так дать сдохнуть. Да и еда у них закончилась. Только бы добраться до людей, а дальше ему окажут любую помощь: на то, чтобы поставить на ноги человека, выжившего после нападения "котенка", бросят все имеющиеся ресурсы. А вдруг у него там антитела какие-нибудь образовались и можно будет создать сыворотку? Ведь была же такая теория, потому что "погасших" твари игнорировали, будто их и не было вовсе, просачиваясь сквозь их тела так же непринужденно, как сквозь все остальное. Слабая надежда, но вдруг?! Хара сделал на предплечье Ханамии небольшой надрез, дождался, пока потечет кровь, потом порезал свою руку с внешней стороны между локтем и запястьем и смешал их кровь. Что-то подсказывало ему, что это полный бред, но даже крошечную возможность получить иммунитет упускать было нельзя. Ханамия вдруг открыл глаза и посмотрел на него абсолютно бессмысленным взглядом, а потом снова их закрыл, не изменившись в лице. Хара спрятал лицо в ладонях и уткнулся в колени, чтоб не заорать, уговаривая себя, что ему просто показалось. От голода померещилось, точно! Ведь не может же быть, чтоб отрава подействовала спустя столько времени! Что бы Ханамия ни плел, а соображал он нормально, не запинался, изливая яд, не говорил невпопад. Он был нормальным! И останется нормальным, нужно только вытащить его отсюда. − Выебу, клянусь, с члена не спущу! Будешь у меня работать и ртом, и задницей, и орать будешь, я тебя научу, если не умеешь... Только не приходи в себя, не сейчас… Он в последний раз оглянулся на спортзал. Почему-то это ободранное помещение с разбитыми окнами и облущивающейся со стен краской казалось надежным убежищем, но дольше оставаться здесь было нельзя. Выходя из школы и шатаясь от слабости под тяжестью чужого тела, Хара выругался: путь к машине шел в гору. Стиснув зубы, он полз вперед, не разрешая себе поднимать глаза, потому что знал – не сдержится, бросит Ханамию и побежит, если увидит хоть одного "котенка". Наконец-то взгляд уткнулся в пыльный капот. Хара немного выпрямился, перенося вес чуть ниже, а потом снова нагнулся, когда заметил реющее впереди белое облачко. − Как же я люблю зомби, − пробормотал он. И открыл переднюю дверь.