7 историй о смерти и любви

«Здравствуй, мама, плохие новости: Герой погибнет в начале повести. И мне останутся его сомнения, Я напишу о нем стихотворение...»

Смерть первая. Стокгольм. Zемфира — Любовь как случайная смерть Окружить себя сладким, забиться в угол и беззвучно реветь, мешая на пальцах соль слез и сладость шоколада с карамелью. И так всю ночь. А на утро приводить себя в порядок - внутренне и внешне, - и бежать на учебу. И снова и снова сталкиваться с этим человеком на улице. Он стоит в дорогом пальто, с очками в черной металлической оправе. У него черные волосы до плеч и надсмехающаяся улыбка. Воздух рядом с ним пахнет сладковато и дразняще. Еще рядом с ним есть секретарша, чьи тонкие когтистые пальчики он всегда целует при встрече. Этот человек элегантен всегда. Не чета тебе, Эрик. Ты всегда в потертых джинсах, черной футболке, кроссовках и косухе. С папкой с рисунками подмышкой. Вечно взъерошенный, вечно ярко накрашенный, вечно нервно курящий. Пробегаешь мимо, вдыхая запах парфюма, ловя взглядом каждое отточенное самоуверенностью движение. Сидишь на лекциях, витая в облаках. Рыдаешь по ночам, ломая пальцы. Пишешь письма матери. Лжешь каждой строчкой, каждым словом. Каждый звук - ложь, каждый знак - ложь, каждое междустрочье - чистейшая, отборнейшая ложь. Ты научился врать не только окружающим, но и себе. Прятать сердце так глубоко, что оно даже пискнуть не может из-под груды обязанностей, повешенных на него. -Хелло, меня зовут Эрик Бакман, мне 20 лет. -Хелло, Эрик! -Я влюблен в совершенно незнакомого мужчину и не знаю, что с этим делать. Меня никто не понимает. Я кричу, но меня никто не слышит. Я захлебываюсь в рыданиях, но никто не поможет. Я медленно умираю от безнадежной любви, но никто этого не знает. Когда-нибудь меня найдут в моей однокомнатной квартире с остановившимся сердцем. Это может случиться. Я ходил к врачу на обследование. Я лечусь, но сердце сдает под натиском сладкого, сигарет и кофе, стрессов и выматывающих ночных слез. Когда-нибудь меня найдут с остановившимся сердцем и сжатыми в кулаки ладонями. Я не успею оставить ни предсмертной записки, ни завещания. Лишь на столе будет лежать недописанное письмо матери, где каждая строчка — крик о помощи и ложь: «Хай, ма! У меня отлично. Учусь, иду на красный диплом, здоровье великолепно. Кажется, нашел себе любовь всей жизни. Она красивая, только я не знаю, как к ней подойти. Может, ты подскажешь, мам?..» Смерть вторая. Санкт-Петербург. Deathstars - Chertograd Он вылетает из отеля, как будто фанатов не боится, и подкидывает в воздух снег. -Эрик, а ну стой! -Вип, отвали! - заливистый смех. Такой, что губы расплываются в усмешке. Снег оседает на волосах. Погодная перхоть, чтоб его. -Не дерзи, котенок. -Не лезь, маньяк. Парирует с такой нахальной улыбкой, что хочется взять и врезать. Или поцеловать, стирая с губ дразнящее выражение. Неплохая идея. У его губ вкус сигарет и мятной жвачки. У его волос мягкая, шелковистая структура. У его тела кошачья гибкость и плавность. Кэт. Его Кэт. Ему подходит этот город с красивыми дворцами и современными бандами скинхэдов, панков и других неформалов, выходящих на улицы ночью. Он, наверное, когда-нибудь сможет полюбить Кэта также, как и этот город. Когда научится любить не только себя. Эгоистично и смешно, но по-другому Вип пока не умеет. Он не может любить Кэта. Не может отвечать ему взаимностью. Он целует его, когда захочет сам. Он обнимает его, когда ему самому нужно. И уж, конечно, не спрашивает о чувствах «принцессы», когда идет и спит с какой-нибудь женщиной. -Хелло, зовите меня просто - Вип. Мне уже 31 год. -Хай, Вип! -Я законченный ублюдок и мне это нравится. Когда-нибудь он устанет ждать от меня ответной любви и возненавидит. Это почти что смерть. Потому что, в тот момент, когда котенок бросит мне в лицо три своих слова - 'я', 'тебя' и 'ненавижу', - я пойму, что я его люблю. Ведь в нашей жизни всегда так, сколько не смейся. Что имеем - не храним, потерявши - плачем. Я буду сходить с ума от ненависти в его голубых глазах. Я буду рвать свои губы в кровь, потому что прикосновения к нему на концертах будут напоминать мне о собственной глупости. Я буду сдыхать в кипящей лаве ревности, смотря, как он целуется с каким-нибудь другим мужчиной. Я просто буду винить себя за эту глупость до конца жизни. Лет 60ти этак. Или 70ти. До скольких живут рокеры? До 40-50ти? Значит до 40-50ти лет я буду мучить себя своим эгоцентризмом. А потом, в один прекрасный вечер напьюсь и повешусь. Не выдержу своих мыслей. И отсутствия дорогого человека рядом. Смерть третья. Амстердам. Ideя Fix - Психосны Глубокий затяг. Мир плывет, окрашивается в какие-то необычные цвета. Выдыхаемый дым почему-то красного цвета. Такой насыщенно-красный, как кровь. -Хей, привет! - хлопок по плечу. Он почти что вываливается в распахнутое окно, на котором сидел. -Берг, сука мать твою! Я же чуть не вывалился! -Куда ты вывалился? - мужчина садится рядом и обнимает за пояс. В кольце рук так тепло и уютно, что хочется смеяться. -Туда вывалился, - махает рукой в окно, за которым плывет бардовый закат, окрашивающий комнату и дым, висящий в ней, в алый цвет. Снова затяжка, запрокинутая улыбающаяся голова, снова алый дым, выдыхаемый вверх. -Микке... -Я тебя люблю, знаешь об этом? -Знаю. -А ты меня? -И я тебя. -Берг... - шепот и прищуренные глаза. Губы, касающиеся чужих, шершавых, улыбающихся губ. Так сладко-сладко и нежно. -Хелло, меня зовут Микке. Микке Ларссон. -Хелло, Микке. -Я наркоман, и я не знаю, существует ли человек, которого я люблю. Он появляется каждый раз, когда я курю. Берг. Причем, весь мир плывет и плавится, меняет цвета, как хамелеон, а Берг остается неизменным. Я не знаю...правда он или галлюцинация. Плод моего больного воображения или сладко-серая реальность. Он всегда приходит и хлопает меня по плечу. Когда-нибудь, когда я буду обдолбаным в хлам, я все-таки упаду. В бардовый-желтый-зеленый-фиолетовый закат за окном. Меня найдут под окнами, распластавшимся на асфальте с обожженными стлевшим косяком пальцами и распахнутыми стеклянными глазами. Подо мной будет лужа крови, а руки и ноги будут вывернуты под неестественным углом. Но я буду улыбаться. Потому что я летал. Не один. А с ним. Смерть четвертая. Лондон. Noize MC - Выдыхай -Эрик, пожалуйста, не надо. Молчание. Незаметный шаг вперед. Он поворачивается лицом, раскидывает руки в стороны. -Какое тебе дело? Какое тебе вообще дело до моей жизни? Часы бьют полночь. Город под ногами мигает и греет желтым светом уличных фонарей. -Я все-таки надеюсь, что я часть твоей жизни. -Надеешься?.. Как бы я хотел уметь надеяться...что я...нужен ей... -Эрик...не надо... Еще один осторожный шаг вперед. Как в детстве, когда ты ловил голубей. Один, второй, осторожно, неслышно. Чтоб не вспугнуть, чтоб птица не упорхнула, испуганная твоими действиями. -Не приближайся! -Эрик... У меня никого кроме тебя нет... -И что? -Не прыгай... -Я не могу так больше... Я ей не нужен... -Эрик... Нет... Прошу... Еще один шаг, прыжок...и не успел. Парень шагнул назад, в воздух ночи и желтых фонарей. Тело упало. Птица-душа упорхнула. -Хелло. Я не хочу знать своего имени. -Хелло. Почему? -Я не успел сказать: «Люблю...» Я просыпаюсь каждую ночь от кошмаров. Я кричу и плачу. И не верю. Человек, оборвавший свою жизнь, обрывает вместе с ней еще сотню других. И я не верю. Не хочу верить. Пытаюсь воспринимать всю жизнь после того дня как дурной кошмар. Дрожу, всхлипываю, кусаю руки. Глотаю снотворное и засыпаю. Пытаюсь проснуться, чтобы не переживать еще раз горький момент. Но не могу. И снова смотрю вниз на взлетающую стаю голубей. Смотрю на переломанное тело и снова не верю. И просыпаюсь с диким воем. Я скоро сойду с ума. Уже почти сошел. У меня в комнате, в золотой клетке живет белый голубь. Смерть пятая. Берлин. Би2 - Лунопарк Мрачный серый город. Он дышит пылью и своей тяжелой атмосферой готических башен. Город молчит. Кэт молчит ему в ответ. Он сидит в такси, сам не зная, куда едет. Таксист молчит — о хваленая немецкая толерантность! Но мимо окна промелькнул парк аттракционов. Кэт хлопнул водителя по плечу, прося остановиться. Расплатился и вылетел из машины. Сияющие огни, музыка, смех и визги. Они разрезают мрак своим праздничным настроением. -Кэт! -Андреас! - выдохнул смешок и кинулся навстречу мужчине в джинсах и футболке. Он счастливо смеется, прижимая к себе парня, целуя его губы, щеки. -Либхен... -Само такое! - заливистый смех. Каждый год в одном и том же месте, в один и тот же час. Два смеющихся от счастья человека в празднике детства, среди палаток, аттракционов, людей и животных. Каждый год. Этот парк. И два случайно влюбившихся, с уже сложившимися судьбами. -Хелло, я Кэт. Меня так зовет...звал... -Кто? -Любимый. Парк уже закрыт года этак три. Я не видел Андреаса три года. Сначала я был в шоке. Потом сходил с ума от тоски. Потом просто смирился. Я начинаю забывать. Контуры его образа стираются из моей памяти. Я начинаю забывать его привычки, походку, тепло рук. Мягкость вечно-спутанных волос. Расположение татуировок на крепком теле. Я не знаю. Но может...это и есть моя медленная смерть? Ждать и забывать? Смерть шестая. Токио. ПсиХея — Бесконечный стук шагов Не спится даже ночью. Разъедает душу. Одиночество. Медленно сходишь с ума в пустой темной квартире. Свет не горит, иначе можно будет увидеть свой кошмар рядом с собой. Одиночество...оно такое серое и холодное, покрытое пятнами разложения надежды. Как труп. Одиночество — это труп мечты. В общество с одиночеством начинаешь медленно лишаться разума и разговаривать с игрушками, надеясь, что они тебе ответят хоть что-нибудь. Оно пахнет гнилью и жутко не хочется, чтобы оно тебя касалось. И ты забиваешься в угол, обнимаешь колени. Дрожишь, не зная, чего бояться больше — темноты или трупа, разлагающегося в твоей душе. Где-то наверху стучать шаги и горит свет. Три часа ночи. Но в этом городе никогда не спят. Этот город вечно бежит потоком людей-трупов. Шаги на лестнице. Шаги наверху. Шаги в соседней квартире. Толстые стены кажутся картонными. А шаги за ними — такими далекими. Они бесконечны и бесполезны. Также, как и надежды. -Охайо, меня зовут Мей. -Охайо, а меня Мика. -Я одинок. -Я тоже. Я боюсь одиночества, оно такое... ... вечно лезущее, противное и бесконечное. Оно лишает покоя и заставляет размышлять... ... ночи напролет, забиваясь в угол и боясь темноты... ... меряя шагами комнату и дрожа от яркого света. Не сплю вместе с городом... ... слушаю его размеренное дыхание и чувствую... ... как душат непонятные слезы жалости к себе... ... а внутри все выжигает огнем... ... обиды. Утром на работу, две ложки растворимого кофе в кружку, залить кипятком, потом бегом по лестнице, 7:00, уже опаздываю... ... в 7:05 выбегаю из квартиры, чтобы увидеть хотя б ы одного живого человека в этом городе... ... но... ... не успеваю. Смерть седьмая. Венеция. Rammstein — Feuer und Wasser -Are you sick? Кивок, рука, прижимаемая ко рту, что-то теплое, текущее по пальцам. В темноте театрального зала не видно, но отчетливо понятно, что что-то темное. -Too many alchool! Eric, darling, help the gentlemen to get some fresh air. What a mess! Молодой человек рядом с женщиной отрывает взгляд от пьесы и поднимается. Поддерживает за руку и выводит в холл театра. -But, segnor, you are really sick, - выговаривает Эрик, завидев кровь, текущую по пальцам мужчины, капающую с подбородка за воротник черной рубашки. - Shall I take you to a hospital? Мужчина отрицательно мотает головой и выдавливает из себя. -Нет, не надо в больницу... В отель...такси... -В Венеции нет такси. Только гандолы и моторные лодки. Вас надо отправить в клинику. -Нет, лодку! Я хочу в отель. Там наверняка найдется врач. Прошу вас, только до лодки... Вам ведь надо вернуться... -Зачем? - Эрик улыбается, взмахнув рукой с тонкими и длинными пальцами. - Марго подождет. Все равно не понимает ни черта по-итальянски. И пьеса скучная. Последние слова парень произнес, помогая мужчине сесть в лодку. -Как вас зовут, могу я спросить? -Андреас. Мужчина поллулежа разместился на двух креслах. Небо было звездное...много звезд...к самой воде спускались гирлянды разноцветных лампочек, и они казались горячими звездами, сорвавшимися с небес. Под Мостом Вздохов какой-то тенор пел «Санта Лючия». -Хелло. Меня зовут Андреас. -Хелло, Андреас. -Я болен туберкулезом и доживаю свои последние дни. Может это и есть смерть? Может, умирая, я слышу журчание воды и обрывки песен, смотрю на бесконечно-звездное небо и чувствую, как внутри меня умирают клетки легких, как я выхаркиваю их вместе с кровью? А рядом это: «How are you feeling?» Весьма благовоспитанный ангел-хранитель со слегка резковатым голосом. И зовут его...как же?.. Эрик. Нет, пока это еще не смерть. Пока я еще жив. Пока я еще улыбаюсь звездному небу и черноволосому ангелу рядом с собой. Я еще жив.