Хижина дяди Тома

Гермиона смотрела на себя со стороны, и ей хотелось завыть от отчаяния. То, что произошло в ванной комнате, сбило ее с толку и, когда она уснула, девушка сама не поняла, как ее сознание поменялось местами с сознанием этого странного дома. Сначала она ничего не соображала, думая, что это всего лишь странный и интересный сон, но, попытка выдраться из пучины сна оказалась неудачной, Гермиона поняла, что не ощущает себя собой. И теперь она рассматривала свое тело со стороны и ощущала страшную беспомощность. Чужое сознание упрямо вынуждало ее отступить, упруго и ощутимо выталкивая из тела. Деятельное мышление Гермионы с присущим только ему энтузиазмом сразу же взялось решать поставленную задачу, несмотря на некоторую панику. Девушка немного рассердилась на себя. Да что же это такое? Она что, теперь и испугаться как следует не может, словно она и не девчонка со всеми положенными ей слабостями и прерогативам?. Даже поистерить в свое удовольствие не получалось! Пока она совершенно нерационально сердилась на себя, ее гибкий ум нашел альтернативное решение. Раз сознание дома сейчас завладело ее телом, то что мешает ей овладеть знаниями этого существа? Их разум может обмениваться информацией в произвольном порядке. Вот только более изощренный и развитый ум Гермионы мог защитить важные воспоминания, а вот примитивная соображалка дома была как на ладони. И Гермиона решила использовать эту ситуацию по полной. Она ненавязчиво подсунула дому воспоминания из детства, загрузив его надолго, а сама осторожно влезла в кладовую памяти странного существа. Перед глазами замелькали картинки, начиная с того момента, когда Волдеморт наделил маггловское здание разумом. Гермиона почувствовала, как ее захлестнули щенячьи восторги дома. Он сразу безоговорочно признал своего Хозяина. Ментальный облик строения стал похожим на пса. Огромного, злобного, преданного и очень умного. Для собаки, конечно. Дом следил за всем, что происходило внутри него, ежедневно докладывая Волдеморту о разговорах, которые в нем вели остальные Пожиратели. Он, как самый настоящий вампир, постепенно вытягивал из своих обитателей силы, аккумулируя их для хозяина. А выбирать было из чего. Одна Белла с ее истериками и похотью отдавала столько, что дом едва успевал перерабатывать энергию. А еще были неуравновешенный МакНейр и взрывной Долохов. Из всех Пожирателей, бывавших в этом доме, только двое умели закрываться от жадных щупалец вампира. Это были Фенрир Сивый и Люциус Малфой. Дом никогда не мог пробить их защиту. Если у Фенрира она была дикая, звериная, поставленная грубо, но надежно самой природой оборотня, то Малфой закрывался столь изящно, что даже Хозяин не мог проникнуть в его разум. Дом, чувствуя себя плохим исполнителем воли Хозяина, начал тихо ненавидеть Малфоя. И отыгрывался на нем, как получалось. В те редкие ночи, когда Люциус был вынужден оставаться у Темного Лорда, ему снились самые мучительные кошмары. Зато через сны аристократа, через его страхи дом узнал о существовании Драко. Именно он предложил Господину использовать сына Малфоя, когда тот задумал устроить здесь ловушку для Поттера. Хозяин так радовался и хвалил его, что дому хотелось упасть на спину, подставить брюхо под ласкающие пальцы Господина и извиваться в экстазе. Гермиона брезгливо вынырнула из памяти дома. Ей захотелось срочно принять душ, столько грязи она ощутила на себе. Зато теперь она знала о здании все. И ей осталось только придумать, как предупредить Гарри и Драко. Девушка задумчиво смотрела, как смущенный Драко прикрыл пледом Гарри и отошел от него. Она нежно улыбнулась своим мальчишкам. Какие же они смешные! * * * Затекшая от лежания в неудобном положении шея заныла, и неприятное душащее ощущение вытянуло Гарри из сна. Он помнил, что ему снилось нечто приятное, доброе. Он видел себя, Гермиону и Драко. Вроде они очень мило беседовали и смеялись. Искренне и совсем по-дружески. Гарри сладко потянулся. — М-м-м… Какой хороший сон мне снился… — томно зевнул он, найдя взглядом Малфоя. — И что такого видела наша Спящая Красавица? — Да, так, неважно… Но было очень… мило… Кстати, ты в который раз уже поражаешь меня своими знаниями маггловских сказок. Откуда, Малфой? — А что особенного в знании сказок? Их читала мне мама. А ей — ее магглорожденная нянька. — О! У твоей матери была магглокровка в няньках? — Ну, Блеки хоть и кичились чистотой крови, но не чурались нанимать нечистокровных в слуги. У мамы и тети Андромеды была одна няня, а у Беллы — другая, из чистокровных сквибов. — Ну, видимо, здесь скрывается причина, что Андромеда предпочла всякой чистокровной чепухе настоящую любовь. — Не знаю… Но мама говорила, что после ее ухода из дома няньку выгнали с позором. Посчитали, что именно она своей ересью сбила тетю с пути истинного, — фыркнул Малфой. — Зато маму до четырнадцати лет никуда не выпускали. Она даже училась дома. Только перед СОВами она поступила в Хогвартс. Ну, и после того, как их с папой обручили. — Что? Твои родители не знали друг друга до свадьбы? — Гарри стало так интересно, что он привстал с кресла, подавшись к Драко всем телом. — Ну, да. Это обычная практика. У чистокровных брак — прежде всего выгодный контракт. Контроль над тем, чтобы капитал и магия не разошлись по недостойным семьям. Если бы отец успел, то он бы тоже обручил меня с кем-нибудь. Брак — не вздохи при луне и уси-пуси за завтраком. Это серьезный шаг, и к нему надо подходить со всей ответственностью. Нельзя же допустить, чтобы дети были рождены от недостойной матери. — Малфой! Да ты сноб! — Я что, открыл тебе Америку? А раньше ты думал, что я простой и наивный вьюнош? Меня учили с детства быть главой рода. Это мой путь, и я был готов по нему пойти, если бы вот только некое земноводное с комплексами неполноценности не спутало нам все карты. — Я в шоке от тебя, — протянул Гарри, поражаясь тому, как можно вот так, со спокойной рожей, рассуждать о своем будущем. — А если ты не полюбишь свою жену? — А что, для рождения наследника обязательно пылать к супруге трепетной страстью? Поттер, я поражаюсь твоей наивности! Для того, чтобы делать детей, не нужно любить. — Но как? — воскликнул Гарри, ему был непонятен самый настоящий пофигизм Малфоя к своей собственной личной жизни. — Это же твоя жена! Та, с которой ты будешь просыпаться каждое утро! Твоя половинка! Мать твоего ребенка! Как можно быть таким холодным? Драко посмотрел на Гарри, как на тяжело и безнадежно больного пациента психиатрического отделения святого Мунго. — Ты когда-нибудь слышал о раздельных спальнях? — А твои родители? Они что, тоже не любили друг друга? — не унимался Гарри. — Моим родителям повезло больше: они полюбили друг друга. Но это было уже позже — в браке, когда родился я. — Вот видишь! — Что? — Не обязательно оставаться равнодушной сволочью! — Это ты к чему? — Драко уже подумывал: а не обидеться ли ему на лохматого бестактного гриффиндорца? — А зачем надеяться на случай, когда можно сразу выбрать себе любовь всей своей жизни. И спокойно прожить с ней в браке. Драко замолчал, раздумывая над словами Поттера. Они цепляли какой-то искренней прямотой. Но устои и правила, усвоенные с детства, не позволяли сдаться так просто. — А если эта самая любовь пройдет? Если человек, которого ты любил еще год-два назад, станет тебе противен? — Ну, от этого, как от Авады, не застрахован никто. Но лучше год прожить, ощущая крылья за спиной, чем всю жизнь в ожидании чуда. — О, да ты, оказывается, поэт, Поттер? — При чем здесь поэзия? Так должен рассуждать любой нормальный человек. — А я, значит, ненормальный? — Ну, в некотором смысле — да. Ты же холодный и отстраненный, как привидение. Драко, неужели ты никогда не хотел почувствовать себя обыкновенным человеком? Без выпендрежей и снобских замашек? Малфой вздрогнул, когда Поттер впервые за все время их знакомства назвал его по имени. Это было так странно… слышать свое имя в устах закадычного врага… самого лучшего врага, чего уж греха таить? За этим маленьким потрясением, Драко едва не потерял нить разговора. — Мы говорим о разных вещах, Поттер. Ты говоришь о неконструктивных эмоциях, а я рассказываю тебе о долге перед родом. — Да каком, к черту, долге? Кому и что лично ты должен, Малфой? Портретам на стенах своего замка? Или праху в усыпальницах? Почему ты так просто готов отказаться от своего счастья в угоду мифическому долгу? Что мешает тебе исполнить свой долг, продлив род, но с любимой женщиной рядом? Чтобы просто быть счастливым? Вот ты говоришь: «долг, долг», а посмотри, куда этот долг чуть не завел вашу семью. Твой отец по молодости принес клятву верности Волдеморту и обрек тебя на гибель. Так какой долг он там выполнял? Перед безумным полукровкой или перед родом? — Ты все переворачиваешь с ног на голову, Поттер, — произнес побелевшими губами Драко. — Иногда, чтобы понять, куда идти, надо оглянуться назад и по сторонам, а не переть лбом в стену. За деревом леса не видно. В комнате повисло молчание. Драко осмысливал сказанное Поттером и вынужден был признать: Гарри оказался не таким уж и идиотом. А Поттер думал о странной логике аристократов, которые за возможность выгодно свести наследников готовы спаривать их, как коллекционных лошадей, только ради продолжения рода. Это все равно, что продать душу Дьяволу. Только тут хуже: душой ты распоряжаешься своей собственной, и сам делаешь шаг в бездну. А тут ты продаешь своего родного ребенка, не зная точно, что с ним случится. Вытащит ли он счастливый лотерейный билет или останется несчастным на всю жизнь. — Так, значит, ты не считаешь, что мой отец злонамеренно следовал идеалам Лорда? — вопрос Малфоя застал Гарри врасплох, и он вздрогнул. — Мне было бы приятнее считать, что он сделал это по молодости и глупости, чем думать, что он реально хотел извести всех грязнокровок и магглов. При всей моей нелюбви к твоему отцу, ему не откажешь в здравомыслии, как той же Белле, например. — Да уж, — поморщился Драко. — А можно я задам тебе один вопрос? — Можно, — пожал плечами Гарри. — Почему ты вздрагиваешь каждый раз, когда речь заходит о Снейпе? * * * Гарри действительно вздрогнул и непонимающе уставился на Малфоя. Он не ожидал такого подвоха. Драко испытующе рассматривал его, но было видно, что ответ Поттера ему нужен и важен не для удовлетворения праздного любопытства. Что он сам хочет понять историю их взаимоотношений с деканом, но для выводов слишком мало информации. Гарри надолго замолчал, собираясь с мыслями. Он так погрузился в себя, что не заметил, как Малфой сходил к бару и принес по бокалу виски. Только когда холодное стекло стакана коснулось его руки, он очнулся, снова вздрогнув. — Спасибо. Наверное, мне и правда нужно поговорить о Снейпе с кем-то… С Гермионой бесполезно. Она просто задерет нос и заявит: «Вот видишь, я же говорила, что преподаватель Хогвартса не мог бы причинить тебе зла». Как будто звание профессора придает человеку какие-то благородные черты, лишает его возможности предать… Рон даже и слушать не стал бы. Для него Снейп был всего лишь ненавистным преподавателем. Он не хотел видеть в нем кого-то иного… Джинни… Да, ну… Ты и сам все понимаешь, кем я был для нее… — Гарри отхлебнул из своего стакана и закашлялся. С тех пор, когда это проклятое зелье было выведено из его крови, алкоголь перестал быть таким приятным, как прежде. Еще немного помолчав, он продолжил: — Я всегда был несправедлив к Снейпу. Хотя сначала на первом курсе я просто недоумевал, почему и за что взрослый и незнакомый человек может так ненавидеть меня. Мои маггловские родственники терпеть не могли меня с детства, и для меня не было таким уж шоком, что на свете есть кто-то еще, кому я неприятен. К тому же, вражда с тобой сглаживала этот диссонанс, — улыбнулся Гарри. — Позже я узнал, что в его неприязни ко мне были виноваты мой отец и крестный. Их детская вражда стала для Снейпа чем-то большим, чем просто детские неприятности, и он перенес ненависть на меня. Я не хочу осуждать взрослого и самодостаточного человека за это. То, что творилось в его душе, навсегда останется для меня загадкой без ответа. Но даже ненависть ко мне не мешала ему присматривать за мной и вытаскивать за шиворот из всех опасностей, на которые были столь щедры мои школьные годы. Оберегать так, как он себе представлял заботу и охрану. Я не могу его судить… Если бы у меня не было друзей, а ты бы травил меня также, как его травили мои отец и крестный, возможно, я тоже стал, подобно ему, замкнутым и злопамятным. Не знаю… — Упаси Мерлин! — деланно испугался Малфой, и Гарри засмеялся. — Но почему он все это делал, если ты был так неприятен ему? — Он любил мою маму. Он практически перед самой ее смертью пообещал ей, что будет защищать меня. И сам оказался виновником ее гибели. — Что? Снейп виноват в смерти твоих родителей? — Ну, виноват косвенно. Помнишь Пророчество? Именно Снейп подслушал его первую половину и донес Волдеморту. Только потом он узнал, что подвел под пророчество и подставил под удар прежде всего свою любимую женщину. Он ползал перед Волдемортом на коленях, умоляя, чтобы маме сохранили жизнь. Том пообещал, но ты же знаешь, как он держал свое слово. Он все равно убил ее, — Гарри не выдержал и снова приложился к виски. Рассказывать так ровно и отстранено было выше его сил. Глаза предательски защипало, но он нашел в себе силы продолжить: — После этого Снейп пришел к Дамблдору, надеясь, что силы света помогут спасти мою мать, но оказалось слишком поздно: Дамблдор не смог ничего сделать. — Но я все равно не понимаю, почему Северус так возненавидел тебя? Ты же не только сын Джеймса Поттера, но и Лили Эванс? Почему он не увидел в тебе ее? Гарри замолчал, глядя в отблески потухающего пламени камина, но все же ответил: — Я не знаю. Я не могу винить его в этом. — Я в шоке от тебя! — удивился Малфой. — Неужели тебе нимб не жмет, святой Поттер? — Да что ты понимаешь? — вскинулся было Гарри, но тут же поник. — Я понимаю его в какой-то мере… Я сам долго винил себя в смерти родителей. Особенно, когда узнал, что это за мной приходил в ту ночь Волдеморт. Если бы не я, они были бы живы… — Если бы не ты, в живых не было бы половины населения Британии. Жертва твоих родителей не была напрасной. — Что ты знаешь о жертвах, Малфой? Дамблдор пожертвовал собой, чтобы не дать тебе расколоть свою душу. Если бы ты убил его, ты бы стал таким же, как Волдеморт — бездушным, злобным ублюдком. — Вот только не надо мне сейчас говорить об этом! Как будто я не понимаю! Его глаза до сих пор мне снятся в самых страшных кошмарах, Поттер! Мерлин, если бы ты знал, как это страшно: смотреть в безжизненные глаза убитого…, — Малфой замолчал, поймав насмешливо-грустный взгляд Гарри. — А, да, прости, я не подумал… — Можешь перестать терзаться и винить себя в смерти директора, Малфой, — спустя минуту напряженного молчания сказал Гарри. — Снейп выполнял приказ Дамблдора, когда проклял его. Но как же я в тот момент ненавидел его и тебя. Я был готов убить его, но он с легкостью отражал все мои потуги. Это потом через год я узнал о приказе директора, а до этого я просто рвал душу на мелкие кусочки от желания разделаться с ним. Тут на диване заворочалась Гермиона, приподнимаясь и потирая заспанные глаза. Гарри и Драко, как по команде, уставились на нее. Они так увлеклись разговором, что позабыли о ее существовании. — Что вы тут обсуждаете? — скрипучим голосом поинтересовалась девушка, посмотрев на них. Гарри вздрогнул, увидев красные блики в глубине зрачков Гермионы, но списал это явление на отблески почти погасшего камина, стараясь не думать о том, что камин был позади нее и не мог бы так высветить глаза девушки.