Imagine

Монотонный голос учителя всегда убаюкивал Ильхуна. Парень понимал, что если сейчас что-то пропустит, то придется брать у кого-нибудь тетрадь, а это означало лишний контакт с людьми, с которыми за всю старшую школу так и не удалось наладить более-менее дружеского общения. Ильхун посмотрел в окно, вздохнул, с усилием моргнул несколько раз, умоляя глаза не закрываться, и уставился на идеальный затылок Юк Сондже, сидящего через две парты от него. Вообще, даже смотреть на Юк Сондже считалось чем-то вроде «иу, фу», потому что Сондже был геем и не скрывал этого. Нет, он не был манерным и не носил ни розовые футболки, ни боа с выжигающим глаза цветом (а в представлении Ильхуна все геи выглядели именно так). Но он не стеснялся своего парня, который периодически забирал его из школы на крутой машине. Ко всему прочему, Сондже старался стать лучшим учеником, и на бойкоты одноклассников если и реагировал, то не показывал этого. Ильхун с ним лично почти не общался, равно как и со всеми остальными; общение из разряда «передай ручку – спасибо» не в счет. Возможно, Сондже был неплохим парнем. В конце концов, его волосы всегда были в идеальном порядке, форма – идеально выглажена, а на ботинках не было следов засохшей двухдневной грязи, которые Ильхун мог увидеть, опустив взгляд под свой собственный стол. Рядом с Сондже любому человеку казалось, что он неказистый и малосимпатичный. Видимо, это было еще одной причиной пренебрежительного отношения класса к нему. Ильхун, полностью забив на то, что монотонно пытался донести до него учитель, рассматривал широкую спину Сондже и думал о том, каково это – быть геем. Самому Ильхуну было вообще все равно – в школе для мальчиков не было девочек, а искать их в свободное время было тем, что полностью не соответствовало его характеру. Но все равно было интересно, как Сондже понял и принял все это. Очень хотелось спать, поэтому мысли не спешили уходить в другую сторону, вертелись около Сондже, и Ильхуну было это сонно-безразлично. Он подавил зевок, подумав, что любая была бы счастлива, если бы такой, как Сондже обратил на нее внимание – высокий, с лицом, которое просто не может не нравится. И вот ирония – его интересуют парни. Сидя на скамейке у школы, Ильхун вовсе не смотрел задумчиво в сторону ворот, у которых уже стоял черный блестящий мустанг, в который совсем скоро сядет Сондже. Интересно, где они познакомились и как вообще решили встречаться? Были ли у Сондже девушки, или он сразу переключился на этого явно не бедного студента с такими бицепсами, что Ильхун бы посмотрел на того, кто рискнет указывать тому, что делать. Сондже встречался с этим парнем уже больше года, и Ильхун был почти уверен, что это были не самые простые отношения, хотя бы с позиции принятия обществом и родителями. Сондже прошел мимо, даже не повернувшись в его сторону. Ильхун отвернулся, чтобы не стать свидетелем какого-либо проявления чувств. Он чувствовал себя настолько лишним и не к месту даже в школе, что не думал, что кто-то из его одноклассников сможет сразу вспомнить его имя. Впрочем, каждому свое. Поэтому Ильхун дождался, когда Сондже и его парень уедут, и пошел домой. Shin Donggeun wrote Ну он вроде нормальный Донгын – друг Ильхуна из Америки, с которым тот общался уже три года и с которым поделился мыслями на тему Сондже. Jung Ilhoon wrote Наверное Ильхун пожал плечами. У Донгына почти не было времени последние несколько недель – он был занят переездом. Еще несколько дней – и они будут учиться вместе, Ильхун ждал этого очень сильно. Донгын был болтливым и классным, он стопроцентно сделает последний год в школе запоминающимся. Shin Donggeun wrote И очень глупо бойкотировать человека за то, с кем он спит Ильхун это понимал. Но не хотел ничего с этим делать. Сондже не чувствовал дискомфорта, кажется, ему тоже хотелось быстрее закончить школу, чтобы уйти в светлое будущее, полное тех же вчерашних школьников, на которых внезапно упало озарение, что взрослые люди не тратят время на то, чтобы учить других, с кем спать. Jung Ilhoon wrote Я вообще весь класс свой бойкотирую Ильхун усмехнулся. И правда, его форма отношения к Сондже, отличающемуся от всех, была просто формой его отношения с людьми в принципе. Shin Donggeun wrote И это тоже неправильно. Но я скоро приеду Донгын был действительно подарком небес, судьбы, или что там еще дарит подарки таким неладящим с обществом Ильхунам. Они познакомились довольно глупо – на сайте с анонимными записками, отправляемыми случайным пользователям. Просто в тот вечер Ильхуну было грустно, а Донгын сидел с компьютера двоюродной сестры, которая обычно и пользовалась этим сервисом. Разговор сложился и перешел уже в соцсети. А теперь вот Донгын возвращается с семьей в Сеул и специально переводится в школу Ильхуна. Это действительно должно было стать большим событием, которое, возможно, положит конец добровольному одиночеству Ильхуна и хоть немного втянет его в социум. У Сондже никогда не было проблем с собственной ориентацией. Спасибо родителям за свободный доступ к компьютеру и интернету, за отсутствие излишнего контроля и любопытства, и за безоговорочную любовь к сыну. Сондже лет с двенадцати знал, что есть мальчики, которым нравятся девочки, есть мальчики, которым нравятся мальчики, и еще куча менее популярных вариантов. В четырнадцать, после робкого слюнявого поцелуя с какой-то милой девчушкой в летнем санатории, он понял, что девочки его не привлекают. Уже через семь месяцев, целуя племянника папиного коллеги на каком-то большом и скучном корпоративе, не менее робко и слюняво, Сондже почувствовал, как пальцы сводит нервной дрожью и почему-то пережимает половину внутренностей, и осознал, что да, мальчики – это по его части. Племянник оказался ссыклом и так и не перезвонил, но Сондже горевал недолго. В следующем учебном году он предложил встречаться парню из класса младше, получил испуганно-презрительный отказ и понял, что в школе ловить нечего. В семнадцать Сондже пришел на показ модельной школы, к которой присматривался уже давно, и всерьез запал на одну начинающую модель. Он пришел на показ через месяц и на следующие два тоже. Выяснил про этого парня все, что только можно было узнать, не нарушая закона. На тщательно откладываемые карманные деньги сделал модную стрижку в салоне и заказал рубашку KTZ из прошлогодней коллекции. Просочился на афтер-пати в большом отеле, и большую часть вчера простоял на балконе с бокалом шампанского, в тщательно отрепетированной позе, каменея от ужаса и умоляя коленки трястись не так заметно. Он зря паниковал – уже через пару часов они целовались с этим самым Минхёком, прячась за какой-то пальмой в кадке. У Сондже в голове лопались фейерверки и коленки тряслись сильнее, особенно, когда Минхёк вел пальцами по его шее. Вот только в ответ на предложение встречаться, которое Сондже все-таки смог из себя выжать, Минхёк рассмеялся обидно и растрепал ему укладку. Сондже пообещал его сталкерить, Минхёк заржал снова. Но номер телефона дал. Он сдался через пять недель, полтора десятка встреч, километры переписок и скусанные по самые плечи ногти Сондже. Снова растрепал ему волосы, улыбнулся лучисто, как он умеет, и согласился. «Почему не согласился сразу?» – спросил Сондже закончив вопить от счастья и перестав душить своего первого парня. Минхёк откашлялся, сморщил нос и объяснил, что нужно было присмотреться. А потом отвел его к своему парикмахеру, посадил на диету, научил целоваться, не умирая каждый раз, и купил что-то из KTZ этого сезона. За год с Минхёком Сондже повзрослел больше, чем за предыдущие пять. Научился следить за собой, подбирать одежду по фигуре и сезону, презрительно кривить правую бровь, пить шампанское, почти не пьянея. Он сбросил пару лишних килограмм, записался в качалку вместе с Минхёком и поставил родителей перед фактом, что собирается стать моделью, благо все данные позволяли. А еще научился держать лицо и не лезть в драку каждый раз, когда кто-нибудь презрительно цедил ему «педик» в спину или в глаза. «Отшучивайся, – объяснял Минхёк, заклеивая ссадины пластырем, – не обращай внимания. Им надоест. А тебе ни к чему шрамы. Особенно, не дай бог, на лице». Сондже не знал, как именно информация о них с Минхёком просочилась в школу, может, проболтался тот парень, которому он предлагал встречаться, может, кто-то где-то их видел и растрепал. Он никогда тесно не общался с одноклассниками, но теперь Сондже стали сторониться осознанно. Ни у кого не оказывалось запасной ручки или времени, чтобы ответить на вопрос. Сондже, влюбленный и восторженный, не обращал на это много внимания до тех пор, пока его школьный шкафчик не измазали какой-то вонючей дрянью, написав на нем все, что думают. Серьезно избить его так почему-то и не решились, но бойкот объявили почти мертвый. Сондже бесился какое-то время, все это сильно усложнило привычную школьную жизнь, а потом просто забил. Уговорил себя, что ему плевать, отсел в столовой за стол изгоев и все время проводил с Минхёком и его друзьями. Закрывая за собой дверцу мустанга (он фанател от этого мягкого и одновременно сочного звука!) Сондже потянулся к Минхёку, целуя его в скулу. Тот потрепал его по руке и мягко тронул с места. – Как сегодня? Сондже фыркнул, его настроение автоматически повышалось рядом с Минхёком и вне школы. – Зачем спрашиваешь каждый раз? Всегда одно и то же. Если что-нибудь изменится, расскажу. Минхёк прищурился и покосился на него: – А что за парень сверлил тебя взглядом? – Когда? – Да только что, какой-то тощий, лохматый, как не из этого мира. Одноклассник твой, кажется. Перебирая в уме класс, Сондже пытался вспомнить, кто вообще мог смотреть на него, а не мимо, как обычно. Процентов восемьдесят отпадает сразу, они давно вычеркнули Сондже из списка живущих, и отворачивались от него как от прокаженного. Из оставшихся – один очкарик, другой точно не тощий, третий недавно подстригся почти налысо. – Чон Ильхун? – Вот уж не знаю, – рассмеялся Минхёк, – он не представился. Сондже пожал плечами: – Он, наверное, некому больше. Хотя и странно, он вообще, кажется, всех подряд игнорирует. Ну, знаешь, из таких задротов, которые в месяц говорят пару десятков слов. А почему ты спрашиваешь? Теперь пришла очередь Минхёка пожимать плечами: – Просто увидел его. – Просто признайся, что ревнуешь, – засмеялся Сондже. – Точно не к этому парню! – Мой корейский такой отстойный, – доверительно сообщил Донгын, поправляя форму и тыкаясь Ильхуну носом в ухо, – но я рад тебя видеть. Донгын примерно одного роста с Ильхуном, у него темные волосы и выбеленная челка, круглые любопытные глаза и открытая улыбка. Он именно такой, как на своих фотографиях. – Что, ожидал увидеть толстого сорокалетнего извращенца? – рассмеялся он, хлопая Ильхуна между лопаток. – Типа того, – в тон ему ответил Ильхун, крепко обнимая, – но я тоже рад тебя видеть. Кажется, никогда на Ильхуна не смотрели с таким искренним удивлением – первый раз, когда он болтал с кем-то, да еще и обнимался так легко. – А теперь давай посмотрим на твоего Сондже. Ильхун округлил глаза. – С какой радости он мой-то? – К слову пришлось, – подмигнул Донгын. – Веди меня в класс, я приготовил потрясающую историю про Америку. Ильхуну даже не нужно было быть ясновидящим, чтобы предвидеть то, как легко Донгын вольется в новое для себя окружение. Он был болтливым, его акцент был очень четким, но весьма милым, он готов был травить десятки классных историй. Ильхун просто сидел рядом и с глупой улыбкой наблюдал за тем, как Донгын становится душой компании. Возможно, сегодня вечером они пойдут к нему домой, будут до ночи играть в видеоигры и болтать ни о чем. Донгын говорил, что его родители часто бывают в разъездах, а значит у Ильхуна действительно теперь есть друг, к которому можно завалиться на ночь с пиццей и горой домашки. – Хэй, привет! Ильхун, округлив глаза, посмотрел на того, с кем здоровается Донгын. Конечно, это был Сондже. Удивленный Сондже, явно сомневающийся, что обращаются к нему. – Я Донгын, новенький, – он забавно щурился, улыбаясь, протягивая Сондже руку. – Сондже, – неуверенно представился тот. – О! – Донгын кинул взгляд на Ильхуна, тот красноречиво вложил лицо в руку. Сондже напрягся. – Хочешь пойти с нами в кафе после школы? Ильхун искренне думал (и надеялся, что уж), что Сондже откажется. Но тот, изумленно дернув бровями, сказал «почему нет» и, извинившись, отошел позвонить. – Так он классный! – резюмировал Донгын. – Ты только посмотри – высоченный, и это лицо... – Ты там в своей толерантной Америке сам поголубел, что ли? – прищурился Ильхун. – О, ух ты, костяной мозг, посмотрите-ка, – Донгын щелкнул Ильхуна по лбу. – Я констатирую факты, и если ты не согласишься с тем, что Сондже издевательски красив, то ты слепой. Донгын смотрел выжидающе и явно не собирался менять тему. Ильхун вздохнул. – Ладно. Рядом с ним я чувствую себя полным уродом. Донгын рассмеялся. – Есть такое, – он не стал продолжать, потому что Сондже вернулся и теперь неловко стоял рядом, не зная, подходить или не стоит. – Ты ведь знаком с Ильхуном? – Мы учимся вместе, – фыркнул Сондже. – Знаешь, я не уверен, что мой молчаливый друг знаком с теми, с кем учится. Ильхун хлопнул себя по лбу, а Сондже рассмеялся. Глядя на то, с какой охотой он болтает с Донгыном, Ильхун подумал, что Сондже, скорее всего, неплохой парень, и пока он не носит розовое боа, с ним можно дружить. Донгын и Сондже перебивали друг друга и смеялись на всю кафешку. Ильхун, даже не пытаясь следить за нитью их беседы, смотрел на них рассеяно и улыбался. Донгына-то в принципе было не заткнуть, а вот Сондже, кажется, обрадовался возможности поговорить с кем-то из одноклассников, кому глубоко безразлична его ориентация. Ильхун, наблюдая от безделья и нежелания встревать в их диалог, понял, что Сондже оказывается, очень легко идет на контакт. Наверное, если бы не было бойкота, Сондже стал бы центром класса – к нему легко тянуться, он не напрягает, а еще у него очень много историй про моделей. Где-то в ходе болтовни Ильхун узнал, что парень Сондже – тоже модель, а потом, когда Донгын выпросил показать его, отметил, что не стал бы связываться с таким под угрозой смертной казни, которая непременно последовала бы от этого Минхёка. Накачанные руки, при взгляде на которые Донгын завистливо присвистнул, говорили о том, что удар был бы неслабым. Сондже не манерничал, он был самым обыкновенным парнем. Действительно глупо было судить человека за то, с кем он спит. Донгыну с его толерантным американским менталитетом было куда проще, чем остальным их одноклассникам. Ближе к вечеру, когда они все же решили разойтись по домам, выяснилось, что Ильхун и Сондже живут в одной стороне. Впрочем, неудивительно, что Ильхун этого не знал – Сондже всегда либо уезжал с Минхёком, либо уходил первый. – Вообще, я попросил Минхёка сегодня не заезжать за мной, – улыбнулся Сондже, – так что пешком дойду. – Ильхуну в ту же сторону, – широко улыбнулся Донгын, который на протяжении всей посиделки в кафе пинал Ильхуна ногой под столом и дергал головой в сторону Сондже. – Тебе неприятно мое общество? – после пяти минут молчания, спросил Сондже. – Я не очень большой специалист в общении с людьми, – криво улыбнулся Ильхун. – Дело не в тебе, честно. – И не в моей ориентации? – фыркнул Сондже. – Ну, знаешь, тогда для меня весь класс геи. Сондже смеялся свободно и заразительно. Видимо, сегодняшний день был для него тоже одним из лучших в старшей школе. – Донгын классный. Как вы познакомились? – Как девочки, – усмехнулся Ильхун, радуясь тому, что первый раз рассказывает кому-то историю знакомства со своим лучшим другом. Он любил говорить про Донгына, поэтому не сразу понял, что они уже несколько минут стоят на месте. Ильхун вопросительно посмотрел на Сондже. – Я тут живу, – виновато улыбнулся тот. Ильхун кивнул. – Я был рад познакомиться с тобой наконец-то, – Сондже протянул ему руку. – Я тоже, – улыбнулся Ильхун, аккуратно сжимая его ладонь. У Сондже почему-то никак не получалось перестать улыбаться и, разуваясь, он поймал себя на том, что напевает себе под нос попсовую песенку, которая играла в кафешке. Выглянув из кухни, мама притворно нахмурилась и поинтересовалась, все ли у него в порядке. – Все отлично, мам! – заявил Сондже, прыгая через две ступеньки. Прикрыв дверь комнаты, он подцепил крышку ноутбука, включая его, аккуратно повесил пиджак в шкаф и плюхнулся на кровать, в ожидании пока загрузится компьютер. Телефон тренькнул, сообщая о том, что подключился к вай-фаю, и вывалил на Сондже целый список новостей и сообщений из соцсетей. Ему предлагали скачать обновления, посетить открытие того и презентацию этого, вернуться в игру, которую он забросил уже пару недель назад, Минхёк прислал несколько сообщений про завтра, про то, что присмотрел для Сондже классную футболку и серьги, и просто россыпь сердечек и какую-то нежноту. Телефон оповестил Сондже о том, кто где был, что ел и слушал, и что у него пара новых подписчиков в твиттере. Один из них оказался очередным ботом, а другой писал на английском, в котором Сондже не силен, и не вызывал никаких ассоциаций. И только поставив телефон на блокировку, Сондже сообразил, что это мог быть Донгын. Загруженная уже с ноутбука страница твиттера сообщила, что да, это Шин Донгын собственной персоной. Более того, он оказался в сети прямо сейчас и, перейдя на корявый корейский, твитнул что-то про первый день в новой школе. А еще через пару твитов Сондже с трудом узнал собственное исковерканное имя и выяснил, что он, оказывается, очень классный и умопомрачительно красивый. Улыбка снова расползлась до самых ушей, пока Сондже печатал, что тоже рад знакомству, и что за глупости вообще. От Донгына в ответ пришел километровый смайлик и ссылка на еще один аккаунт. Профиль закрыт, но легко предположить, что это Ильхун. Сондже отправил запрос на чтение, почему-то прикусив губу от волнения. Он давно для себя решил, что обойдется без друзей в школе. Бойкот и бойкот, хрен с ним. Минхёк и его компания относились к нему очень тепло, и Сондже с удовольствием проводил с ними время, вливаясь в чуть более взрослое общество. А появилась возможность сравнить, и оказалось, что разница в четыре-пять лет все-таки существенная. Привыкнув вечно быть самым мелким, Сондже забыл, как ему нравится чувствовать себя с кем-то на равных. Он решил когда-нибудь потом поблагодарить Донгына за гиперобщительность. И за то, что, наконец, познакомил его с собственным одноклассником. Сидеть в кофейне с Минхёком было куда привычнее. Сондже ложкой ел сливки со своего латте и рассказывал про вчерашний день. – Смотрю, ты в полном восторге, – улыбнулся Минхёк, пальцем стирая каплю пенки с его подбородка. – Ты себе даже не представляешь, насколько! Хён, я с ними могу поговорить про школу, учителей и прочую фигню. С вами, конечно классно, но вы меня не всегда понимаете. И насколько сложно молчать половину дня, ты тоже не представляешь. Минхёк хмыкнул: – Я знаю, как сложно тебя заткнуть, так что представляю примерно, – поправив браслет часов на запястье, он улыбнулся. – Рад, что ты больше не изгой. Хитро прищурившись, Сондже стукнул его по губам ложечкой в сливках. – С затыканием меня ты всегда справляешься без проблем. И наблюдая за тем, как медленно и тщательно Минхёк слизывает сливки, ляпнул, не думая: – Хотя я бы посмотрел, как бы ты заткнул Донгына! Вот уж у кого язык без костей. Ближе к вечеру они встретились с приятелями Минхёка из агентства, и почти каждому Сондже по кругу рассказывал, что у него теперь появились друзья в классе. Он вспоминал новые подробности, рассказывал, что вычитал из твиттера Донгына и что фриковатый молчаливый Ильхун оказался совсем не таким, каким он себе представлял. Если говорить честно, Сондже себе его вообще не представлял, одноклассник и одноклассник. Несколько дней назад ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить его имя. Приятели Минхёка улыбались, хлопали Сондже по плечам и просили не забросить их с новыми друзьями. Тот только возмущенно фыркал в ответ, просил не говорить глупостей и рассеянно гладил ладонь Минхёка, который все продолжал крутить часы. – Мне в тридцатый раз объяснить вам, что вы узколобые? Ильхун фыркнул и закрылся учебником. Пока Сондже не пришел, Донгын проводил анти-гомофобную кампанию, рассказывая, как классно они втроем недавно провели время (впрочем, многие узнали об этом еще из твиттера Донгына). – Сондже – отличный парень, – настаивал Донгын. – Вы с ним даже не общались, как так можно. Ильхун первым заметил, что отличный парень Сондже замер в дверях класса. Он не мог решить, подойти ему или привычно пройти на свое место, поэтому Ильхун махнул ему рукой. Одноклассники, стоявшие возле Донгына, разошлись по своим местам – даже после проникновенной тирады американского толерантного мальчика, они не были готовы так быстро избавиться от того, во что верили так долго. – Привет, – улыбнулся Сондже. Ильхун снова отключил звук окружающего мира, потому что Донгын принялся болтать, а Сондже, видимо, просто с ума сходил от общения с Донгыном. Это было вполне нормально. Не вполне нормально было то, что несколько часов тем вечером Ильхун провел, глупо глазея на запрос от Сондже в твиттере. То есть, на саму заявку он смотрел минуты две, не понимая, как и почему. А остальное время он потратил на перечитывание своих твиттов и удивлению тому, сколько же шлака из головы выливается в этот закрытый аккаунт. – Ты не добавил меня в твиттере, – шепотом сообщил Сондже, когда начался урок. Именно – Ильхун уснул в этих раздумьях. – Я не знаю, будет ли тебе интересно меня читать, – так же шепотом ответил он. – А не должно? – Сондже прищурился. Ильхун, после скорбного перебирания собственных твиттов, примерно час провел на аккаунте Сондже. Тот редко писал о чем-то грустном, зато вот фотографий было предостаточно – с Минхёком, с модных показов, даже с поп-звездами, которыми Ильхун хоть и не интересовался, но о которых имел представление. Жизнь Сондже была яркой, красивой и никаким образом не скатывалась в депрессию даже при бойкоте со стороны одноклассников. – Думаю, вряд ли, – криво улыбнулся Ильхун. Учитель призвал их к тишине, поэтому пришлось замолчать. Но ровно до начала перемены. – Это почему это мне вряд ли будет интересно тебя читать? – спросил Сондже. Донгын сделал было заинтересованное лицо, но потом понял, в чем дело, закатил глаза и сказал, что принесет им еды из столовой. – Потому что у нас все совершенно разное, – Ильхун вздохнул. – И увлечения, и жизнь. – Я обожаю пиццу и всякий фаст-фуд, – усмехнулся Сондже. – Скажешь, ты нет? – Это глупое общее увлечение, – рассмеялся Ильхун. – Серьезно, Ильхун, – Сондже нахмурился. – Мне было бы интересно узнать тебя получше. Тот вздохнул и кивнул. В конце концов, чем быстрее Сондже убедится в том, что у них действительно ничего общего, тем лучше. – Ты похож на королеву драмы, – усмехнулся Донгын, ставя игру на паузу. – Что? Дай мне еще несколько секунд – и я сделаю тебя, – фыркнул Ильхун. – Я не об этом. И нет, не сделаешь, – Донгын забрал у него джойстик. – Что за трагичные диалоги с Сондже? Ты его пикапишь таким странным образом? – Я его... что? – Ильхун рассмеялся. – Ты двинулся совсем, что ли? – Стадия первая: отрицание, – Донгын ткнул в него пальцем и тоже засмеялся. Ильхун пнул его в бок. – Стадия вторая: гнев... АУЧ, БОЛЬНО! Ильхун методично пинал его в бок, пока Донгын не поднял руки, словно сдаваясь. – Ладно, это не мое дело, сам разберешься. Ильхун на самом деле не знал, в чем именно разбираться. Сондже был отличным парнем, действительно, Донгын не просто так почти верещал от восторга. И Ильхун прекрасно понимал, что, не будь он давно знаком с Донгыном, никогда бы не попал в эту странную компанию из гея, американского мальчика и социофоба. – Сильно будешь возражать, если я позову Сондже на выходные с нами? Ильхун не возражал. Он не очень представлял себе, что они будут делать втроем дома у Донгына, но рассчитывал на то, что Донгын возьмет все в свои руки. На самом деле у Сондже были планы на эти выходные. У него почти всегда были планы на выходные с тех пор, как Минхёк сказал ему «да». Но Донгын действительно умел уговаривать. Сондже настрочил десяток сообщений и выторговал себе целое воскресенье и ночь накануне. И только выбравшись из машины Минхёка, который его подвез, вспомнил, что целую вечность не был в гостях и вообще не знает, что туда нужно было взять и как себя вести. Ночевки у Минхёка не в счет, так же как и походы к его друзьям на званые ужины и вечеринки. Нервничал Сондже ровно до того момента, когда Донгын распахнул перед ним дверь и за руку втянул внутрь. – Прости, у нас пока не все вещи разобраны, аккуратно, коробка, здесь кухня, там лестница на второй этаж, ты принес пижаму или тебе дать, Ильхун отказывался без тебя начинать смотреть фильм, так что давай поторопись, а еще мы хотели заказать пиццу, у тебя ни на что нет аллергии? Заваливая Сондже вопросами и информацией, Донгын доволок его до большой комнаты и усадил на диван, к Ильхуну. – А можно вопросы еще раз, помедленнее и побольше корейского? Донгын заржал и опрокинул его на диван. Вместо пижамы Сондже выдали мягкие домашние шорты и растянутую футболку. Он сперва недоуменно приподнял брови, а потом посмотрел на Ильхуна, у которого огромная майка Донгына постоянно пыталась сползти с плеча и понял, что ему еще повезло. Оказалось, что для валяния на диване, всех частей Мумии подряд и заляпывания пиццей этот тип одежды подходил идеально. Сондже объелся, как давно не, наулыбался так, что болели щеки и, вопреки опасениям, чувствовал себя более чем комфортно. Потом они мыли на кухне посуду и пытались утрамбовать мусор в пакет, щурясь от яркого света. Донгын брызгался пеной, они верещали и скакали дурными сайгаками, стараясь не сшибать мебель, сшибали друг друга и швырялись в Донгына мятыми салфетками. Сондже не мог вспомнить, когда последний раз в жизни так от души дурачился. Он очнулся только от тычка пальцем: – Что это? – Ильхун внимательно рассматривал его плечо. – Это мы тебя так? Сондже скосил глаза на плечо, на которое перекосился широкий ворот футболки и обнаружил там синяк. – Нет, это хён вчера оставил. – В смысле он тебя бьет? – Ильхун удивленно выпучил глаза. – В смысле не тупи, – вздохнул Донгын. Потом только Сондже понял, что это был очередной поворотный момент, когда новые друзья в фиг знает который раз решали, хотят ли они идти дальше или побаловались и хватит с них всякой гомосятины. А тогда он стоял под двумя любопытными взглядами и прикидывал, не промелькнет ли на покрасневших лицах отвращение. – Ты прости, что мы на тебя там на кухне так уставились, – шепотом попросил Ильхун, который, оказывается, не спал. Сондже поворочался и повернулся к нему лицом. – Это не потому, что что-то не так, – продолжил Ильхун, – дело вообще в самой теме секса. Последнее слово он выдал так явно нервничая, что Сондже улыбнулся. – У тебя никогда никого не было? – А ты как думаешь? – смущенно фыркнул Ильхун. Сондже бы заржал, если бы не боялся его обидеть или разбудить Донгына. Еще какое-то время ушло на то, чтобы побороть желание обнять Ильхуна и тискать, пока снова не покраснеет. – Можно вопрос? Только он ужасно тупой, ты не обижайся, если что. Ты не боялся в первый раз? Ну, что будет больно. Оказалось, Ильхун идеально без чужой помощи справляется с тем, чтобы вогнать себя в краску. Возможно, Донгын со своими очень смешными шутками был действительно прав. Ильхун не мог понять, что творится у него внутри, кроме того, что после ночевки на троих Сондже стал ему нравиться. С ним было приятно болтать, он много знал и никогда не уходил в неловкое молчание. А поняв, что Ильхун не собирается его бойкотировать, стал засыпать его вопросами. Впрочем, отвечал Сондже тоже довольно честно. Ильхун понятия не имел, как вообще отважился на вопрос о первом сексуальном опыте, но Сондже его не послал и милостиво не стал вдаваться в совсем уж смущающие подробности. – Серьезно, – Донгын обиженно нахмурился. – Вы дождались, пока я засну, чтобы говорить о сексе? Я вас обоих ненавижу. Ильхун был растрепан и спал перед новой учебной неделей, кажется, меньше обычного. Он не очень помнил, как сделал домашку, зато прекрасно помнил, что ему вечером позвонил Сондже просто чтобы спросить, что Ильхун думает о фильме, который тот собрался смотреть. – Я еще раз спрошу, – Донгын подвинулся ближе и снизил голос до минимума. – Ты к нему подкатываешь, что ли? – Я, по-твоему, главный герой-любовник вселенной? – зашипел Ильхун. – В жизни ни к кому не подкатывал. – Потому что не знаешь как, да? – когда Донгын улыбался, у него пропадали глаза. – Может быть, – буркнул Ильхун. – И вообще, я не гей. – Велика важность, – Донгын махнул рукой. – Он тебе нравится? – Вроде того, – вздохнул Ильхун. Долгими днями и вечерами он прошел все оставшиеся стадии принятия неизбежного, включая торг (во время которого отчаянно серфил по сайтам знакомств и разглядывал девочек) и депрессию (во время которой тоскливо смотрел на радостно болтающего с Донгыном Сондже и понимал, что никогда не станет тем, кто будет продолжением яркой жизни этого несомненно яркого парня). Сейчас наступило то самое неизбежное принятие, и Ильхуну очень нужен был чей-нибудь совет. – Знаешь, я не думаю, что с тобой все так плохо, – Донгын пожал плечами. – Сондже нравится с нами тусоваться, а это уже отлично. Правда вот врага нужно знать в лицо. Он обернулся по сторонам и, убедившись, что на них никто не смотрит, а Сондже нет на горизонте, достал из рюкзака журнал. Ильхуну хватило короткого взгляда на него, чтобы впасть в депрессию снова. Это был новый номер Men’s Health, и с обложки на них смотрел по пояс обнаженный Минхёк. – Телеса у него, конечно, просто закачаешься, – вздохнул Донгын. – Но это не значит, что у тебя нет шансов. – Конечно, это фото прям кричит «ВПЕРЕД, ИЛЬХУН», – фыркнул тот. – Знаешь, в чем твое явное преимущество? – Донгын весело прищурился, убирая журнал. – Возраст. Как я понял, Сондже общается с друзьями Минхёка, а они все старше его на несколько лет. А тут ты, весь такой молодой, не причесанный и выглядящий, как нёрд... серьезно, что тебе мешало причесаться сегодня? Ильхун стукнул Донгына в плечо и улыбнулся. – Если вы не очень заняты сегодня, я хотел бы познакомить вас с Минхёком, – просто сказал Сондже. Ильхун предпочел бы быть занятым, но Донгын дернул его за рукав и принял приглашение. Жаль, что в стадиях принятия неизбежного не было паники, потому что именно она сейчас поднималась в Ильхуне. – Тебя нужно привести в порядок, – Донгын посмотрел на Ильхуна взглядом всех ведущих всех телешоу про перевоплощение простушек в красавиц. – Этим займусь я, а ты постарайся успокоиться, нервная барышня никому не нужна. И Ильхун заткнулся, мысленно отсчитывая минуты десятками до семи часов. За это время Донгын успел уложить ему волосы, подобрать костюм («строго, но небрежно, тебе ведь не сорок») и прочитать обстоятельную лекцию о том, как нужно вести себя в обществе. Ильхун не думал, что что-то запомнил, но отражением в зеркале остался явно доволен. Минхёк оказался милым парнем с улыбающимися глазами. Он был предельно вежлив, задавал правильные вопросы, не ставящие в неловкие ситуации, и внимательно рассматривал Донгына и Ильхуна. Ильхуну, впрочем, внимания досталось немного больше, ну либо седьмой стадией стала паранойя. – Ты отлично выглядишь сегодня, – тихо сказал Сондже, когда Минхёк заметил кого-то из своих знакомых и, извинившись, отошел поздороваться. – Донгын постарался, – улыбнулся Ильхун. – Само собой, ты привел нас на встречу с моделью, не можем же мы выглядеть как простачки из деревни, – фыркнул Донгын. – А меня устраивали простачки, – Сондже пожал плечами. – Завтра ты их снова увидишь, – подмигнул Донгын и рассмеялся. Ильхун крутил телефон в руках, не решаясь набрать номер Сондже. Вечер знакомства с Минхёком прошел гладко и хорошо, они все довольно тепло распрощались, и сейчас Сондже явно у своего парня. Глупо будет звонить ему. «Спасибо за то, что позвал, – не оставляя себя времени на подумать, написал Ильхун. – Минхёк классный». На самом деле, Ильхун хотел написать про то, что Сондже был очень красивым сегодня (как, впрочем, и в любой другой день), и что жаль, не получилось поболтать, но для этого у них еще будет время, спи хорошо, до завтра. Ильхун казался себе таким жалким сейчас. Он никогда не пытался привлечь к себе чье-то внимание, а тем более парня. Он не влюблялся-то толком никогда, потому что считал себя не самой лучшей кандидатурой в бойфренды для кого-либо (что очень бесило его сестру, периодически знакомящую Ильхуна со своими подругами). Он на полном серьезе попросил Донгына дать ему по лицу, если вдруг он скатится в сопливого нытика, пишущего сообщение за сообщением. «Тебе спасибо, что пришел – я думал, ты откажешься :D» Ильхун несколько раз перечитал пришедшее сообщение. Сондже не спит и не... ну... не с Минхёком? «Почему это я должен был отказаться?» «Ну как, новый человек, большое же дело!» Ильхун улыбнулся. Ответы приходили быстро, а значит Сондже ничем не занят. «Меня Донгын заставил, я хотел отказаться xD» «*валяюсь и ржу*» Ильхун хмыкнул. Он думал, что ответить на это, но Сондже его опередил. «Хорошо, что ты пришел. Без тебя было бы совсем не так». Ильхун понятия не имел, что делать с теплом, греющим его сердце сейчас. «Без тебя тоже все какая-то дурацкая глупость», – написал он, закинул телефон на верхнюю полку шкафа и накрылся одеялом с головой. Сондже всегда точно знал, когда нравится кому-то. Эти люди начинали иначе смотреть, иначе улыбаться, все иначе. Иногда к нему пытались подкатывать из окружения Минхёка, иногда на улицах. Сондже был уверен, что нравился паре человек в школе, но те скорее бы отпилили себе руку, чем признались в чем-то. То, что перещекнуло Ильхуна, Сондже понял в день, когда знакомил их с Минхёком. В самом конце, прощаясь, Ильхун посмотрел на него тем самым «ты такой классный, у меня от тебя мурашки» взглядом – и Сондже задохнулся на пару секунд. Ему всегда льстили восторженные взгляды и чужие влюбленности, это помогало держать на плаву самооценку – и рядом с сияющим великолепным Минхёком, и в зоне отчуждения в школе. Но ничего из этого он не воспринимал всерьез – у него уже были идеальные отношения, которых он сам добивался. Поэтому заметив знакомые черты в поведении Ильхуна, Сондже совсем не удивился и даже немного пофлиртовал с ним. Он испугался спустя пару дней, когда Ильхун продолжил смотреть на него тем самым взглядом, а Донгын только посмеивался в стороне. Сондже вдруг осознал, что эти двое ему действительно симпатичны, и ему бы хотелось, чтобы все продолжалось как раньше. Ильхун был бы молчаливым, немного угрюмым, но на самом деле очень милым парнем, Донгын продолжал дарить позитив и толерантность, а Сондже был бы их красивеньким другом геем. Но черт бы побрал Чон Ильхуна с его дурацкой зарождающейся влюбленностью, которая грозила пустить все под откос. Сондже привык, что его воздыхатели либо отваливались сами, не выдержав конкуренции с Минхёком, либо Сондже их отбривал. Ему не хотелось отбривать Ильхуна. Ему хотелось как-то мягко свести все это на нет. И разобраться как-то в происходящем. Ильхуна немного раздражало то, что он ничего не может сделать. Успокоиться и как-то пережить это неуместное чувство он не мог, равно как и подойти к Сондже и пригласить его на кофе, в кино, погулять или просто пройтись вместе до столовой без Донгына. Сам Донгын получал, кажется, невероятное удовольствие от общей неловкости, причиной которой стал, конечно же, Ильхун. Он разве что на телефон не снимал, когда Ильхун пытался говорить с Сондже как раньше. Ну и даже слепому дураку было понятно, что Сондже давно все понял, но не сбегает из природной вежливости, видимо. – Или потому, что ты ему нравишься, – бескомпромиссно заявил Донгын, нагло закидывая ноги на стол Ильхуна, сдвигая в сторону книги и тетради. – Само собой, – вздохнул тот, даже не обращая внимания на то, что на пол упала уже пара карандашей. – И как я раньше-то не понял. – Просто ты не очень умный, – тепло улыбнулся Донгын. – Серьезно. Кто в своем уме будет продолжать общаться с грустно вздыхающим от романтических чувств мальчиком, имея в своем запасе принца вселенной? – Иногда мне всерьез кажется, что ты запал на Минхёка, – Ильхун потер переносицу. – Не меняй тему, – Донгын засмеялся. – Почему бы тебе просто не поговорить с ним? Он и так все понял, но эта неозвученность все очень сильно портит. – Ну, у меня будет шанс сделать это, – снова вздохнул Ильхун. – Он позвал меня на показ, где будет Минхёк. – Тебя. – Да. – На модный показ. – Вроде того. – Одного, без меня. Ильхун сжал губы. – Тебе еще раз повторить про то, что ты не очень умный? – фыркнул Донгын. Сондже действительно хотел свести все на нет и разобраться, хотя, если честно, растущая симпатия Ильхуна к нему очень грела и заставляла улыбаться. У него так давно не было какой-нибудь мелкой новой влюбленности, которая освежила бы старую и стала бы чем-то, что принесет эмоции, которых очень не хватало, что он почти забыл, как это бывает. Впрочем, он не был влюблен в Ильхуна, и это весьма осложняло дело, потому что придется снова вернуться к одиночеству и отстраненности от одноклассников. Они стояли где-то в дебрях гримерок и закулисья, стараясь никому не попадаться под ноги и не мешать. Ильхун крутил в руках бейджик на длинном шнурке и смотрел вокруг большими глазами, а Сондже улыбался, наблюдая за ним, и рассказывал о каких-то мелочах. Ильхун растерянно кивал, но Сондже не был уверен, что тот хотя бы слово вычленил из общего гула и из-за слишком явной взволнованности. Мимо пронесли часть от инсталляции на сцене, и Сондже потянул Ильхуна на себя, прислоняясь к стене, освобождая место. – Погоди, сейчас все пронесут, и выйдем, – улыбнулся Сондже, продолжая держать Ильхуна за плечо и выглядывая из-за него в коридор. – Я видел репетицию – там такие классные штуки будут, думаю, тебе должно понравиться. Он посмотрел на Ильхуна. Тот смотрел в сторону, цепко держась за пиджак Сондже. Ему явно было не по себе. Ильхун переступил с ноги на ногу, но оказался лишь ближе к Сондже. Тот нервно улыбнулся и не успел отвести взгляд до того, как Ильхун поднял на него глаза. Было в этом что-то. Беззащитность, страх, искренность – Сондже понятия не имел. Он никогда не был на этой стороне баррикад, скорей уж, он всегда был таким, какой сейчас стоит перед ним Ильхун. С надеждой на самое настоящее чудо. Что классный парень, самый красивый в этой комнате, в этом здании, в этом городе, на всей планете обратит внимание именно на тебя, встретится с тобой взглядом и просто не сможет уйти. И Сондже не смог. Оказалось, что Ильхун совсем не умеет целоваться. Он просто провел сухими искусанными губами по губам Сондже и вздрогнул, когда тот добавил немного влажности языком. А еще смотрел шальным блестящим взглядом. Сондже понимал, что в конце ему придется сказать «нет» на любой вопрос Ильхуна – потому что так правильно, потому что у него есть Минхёк, о котором сейчас, если честно, не очень-то хотелось думать. Сейчас хотелось просто оттащить Ильхуна подальше от освещенных коридоров, где их могут заметить, прижать его к стене и растрепать его укладку, запустив в нее пальцы. Они целовались еще и еще, прячась по углам и хихикая, как пятилетки, а потом смотрели показ, касаясь друг друга коленями и переглядываясь. У Сондже в голове мельтешила какая-то бесконечная каша из конфетти, и хотелось снова поцеловать Ильхуна. А потом все как в пропасть ухнуло, когда на подиум вышел Минхёк и на долю секунды встретился с ним взглядом. Это был тот самый вечер, когда у Ильхуна в голове все было прекрасно. То есть, он понимал, конечно, что ничего прекрасного, и ни одного слова про «давай будем вместе, я уйду от Минхёка» не было сказано, и что, скорее всего, узнай Минхёк о том, чем они с Сондже занимались большую часть вечера, то расквашенного лица Ильхуну не избежать, но он не хотел думать об этом сейчас. Ему понравилось целоваться с Сондже. Это было действительно круто и совсем не так страшно, как казалось сначала. Конечно, опыта у Ильхуна почти не было (ладно, совсем не было), но Сондже оказался весьма упорным учителем. Он не смеялся, а Ильхун просто повторял за ним, и судя по тому, как Сондже вздрагивал и рвано выдыхал ему в рот, повторял Ильхун довольно успешно. Губы зудели. К ним хотелось приложить пальцы, но тогда это ощущение пройдет. И это довольно странно, но если тебя целует человек, который тебе нравится, не значит ли это, что все взаимно? Сондже улыбнулся смущенно и кивнул. Ильхун ответил тем же. Донгын подозрительно прищурился. – И что я пропустил? – спросил он, внимательно глядя на них обоих. Ильхун не хотел даже писать об этом, потому что не был ни в чем уверен. – Давай потом? – прошептал он. Потому что сначала нужно было поговорить с Сондже. Это удалось сделать только после всех уроков. Ильхун догнал его во дворе, сразу же поняв, куда тот так торопится – у ворот стояла машина Минхёка. – Мне лучше все забыть, да? – тихо спросил Ильхун. Сондже закусил губу и вцепился в лямку своего рюкзака. – Нет, пожалуйста, – так же тихо ответил он. – Потому что я не забуду. – Но... Минхёк? – Это сложно, можно встретиться с тобой позже? Мне правда нужно идти сейчас. – Я напишу тебе? Сондже кивнул и убежал, махнув застывшему на крыльце Донгыну. – И что это сейчас было? – спросил тот, спустившись. – Мы, вроде как, целовались вчера, – Ильхун с силой потер лоб. – Случайно? – Нет, почти весь вечер, пока не начался показ. Донгын восхищенно присвистнул. – Вот, я же говорил! – А толку? – Ничего хорошего не маячило на горизонте Ильхуна. – Я не могу ему дать ничего из того, что может Минхёк. Вряд ли он бросит его из-за меня так легко. Это было вполне справедливо, хотя Донгын и считал, что Ильхун куда больше подходит Сондже. Но избавить от логичной депрессии мог только сам Сондже, так что Донгын просто обнял друга за плечи и повел в сторону школьных ворот. – В школе все в порядке? – Минхёк бросил взгляд на Сондже, который всю дорогу сидел молча и явно о чем-то тяжелом размышляя. – Да, все хорошо, – слабо улыбнулся тот. Минхёк кивнул. Ничего не было хорошо, и для этого не нужно было знать Сондже полтора года. – Ильхуну понравился вчерашний показ? – дружелюбно спросил он, решив сменить тему – у Сондже всегда поднимается настроение, когда речь заходит о его новых друзьях. Но в этот раз он вздрогнул и как-то весь съежился и забормотал: – Да, думаю да, я не спрашивал его об этом, но он не жаловался, вроде, так что, наверное, понравился. Минхёк нахмурился. Он видел, как Ильхун догнал Сондже у школьного крыльца, и они о чем-то говорили – мало, но без улыбок. – Вы поругались? – предположил Минхёк, потому что, если честно, была еще пара вариантов, но о них он даже задумываться не хотел и просто называл себя параноиком. – Вроде того, – вздохнул Сондже. Уже лучше. Ссора между друзьями – это нормально. Недопонимание – неизбежный процесс общения, а если учесть то, насколько эти двое разные, неудивительно, что оно возникло так скоро. – Не думаешь помириться? – улыбнулся Минхёк, выруливая к своему дому. – Думаю, – кивнул Сондже. – Отпустишь меня на часок сегодня? – Само собой. Всю дорогу до дома Ильхуна Сондже себя ненавидел. Мало того, что он целуется с другим, так еще и уходит к этому другому со свидания с собственным парнем. Да, ненадолго, и только за тем, чтобы все прояснить, но легче от этого не становилось. Ильхун открыл ему дверь, и Сондже растерялся еще больше. – Зайдешь? – спросил тот. – Нет, лучше ты выйди. Ильхун кивнул, взял толстовку и предупредил маму, что немного пройдется. Сондже молчал почти десять минут. – Слушай, – решился Ильхун, – ты мне нравишься. То есть... на самом деле. Как парень. – Все было бы гораздо проще, будь я свободен, – ответил Сондже. – Думаешь, я этого не понимаю? – фыркнул Ильхун. – Я никогда в жизни не решился бы поцеловать тебя, если бы мы не оказались зажатыми в угол. Слишком свежими были воспоминания об этом, Сондже невольно покосился на губы Ильхуна. Тот продолжал говорить об ответственности, о несправедливости и чем-то еще, а Сондже смотрел, как его рот открывается и закрывается в такт слогам и как язык иногда проходится по нижней пересыхающей губе. И Сондже очень мало думал, когда толкал Ильхуна к стене. Тот поднял на него глаза и вцепился в запястья. Он не собирался вырываться и бежать, и от этого Сондже чувствовал себя еще большей сволочью – у Ильхуна все еще была надежда на чудо, так же как у него когда-то с Минхёком. Он осторожно коснулся губ Ильхуна, но тот резко прижал его к себе за затылок. Никакого прощального поцелуя не вышло, да и не собирался Сондже прекращать это. Совесть велела ему остановиться, не усложнять еще больше, но сейчас было не ее время. Сейчас руки Ильхуна были под футболкой Сондже, гладили кожу и заставляли выдыхать чаще. – Просто дай мне шанс, – прошептал Ильхун. Вряд ли у Сондже была возможность отказаться. Донгын делал вид, что ничего не замечает. Дни проходили за днями, Ильхун превратился в полного придурка, как, впрочем, и Сондже. Но пока они не начали тискаться при людях, все было хорошо. Вообще, в идеальном мире Донгына эта история должна была идти совсем не так. Просто потому, что сначала Сондже должен был расстаться с Минхёком, прореветься, а потом прийти к Ильхуну, готовый, зареванный и, что самое главное, свободный. Но мир был все еще не идеален, поэтому Сондже продолжал встречаться с Минхёком, периодически зависая у Ильхуна дома. Донгына это бесило, но ни один, ни другой его не слушали. Это был прекрасный период влюбленности, омраченный наличием парня. Донгын хлопал себя по лбу и начинал думать, что смотрит довольно скучный сериал. Ильхун понимал, что влюбляется в Сондже на полном серьезе. Они разговаривали часами, сидели рядом на уроках, пихались коленями под столом в кафешке, многозначительно переглядывались и много целовались. Ильхун был лучезарно счастлив ровно до того времени, когда у школьных ворот парковалась машина Минхёка. Донгын говорил, что такие отношения унижают ильхуново достоинство. Что у нормальных людей все совсем не так. И что Сондже довольно неплохо устроился. Донгын был, несомненно, прав, но Ильхун пока даже представить не мог, что в один из дней останется без этого всего – как он жил раньше, непонятно. Впрочем, Сондже, осознающий всю степень своей подлости, не мог найти себе места. С тем, что он любит Минхёка, он разобрался еще в самом начале их отношений. Это было удобное чувство, без особых проблем, а их отношения никогда не подвергались испытаниям – все острые углы сглаживал Минхёк. Но Сондже бы соврал, если бы сказал, что чувствует к Ильхуну только дружескую симпатию. С каждым новым днем тот раскрывался для него все сильнее, становился ближе, и Сондже точно так же не представлял, как сможет жить без него. – Это ведь так неправильно, – сказал Ильхун, держа Сондже за руку. На них падал свет от монитора компьютера Ильхуна, на фоне играл их стандартный плейлист – британскому року полагалось заглушать тихие звуки поцелуев. – Да, наверное, – вздохнул Сондже, проводя подушечкой большого пальца по запястью Ильхуна. – Ты хочешь, чтобы я сделал выбор? – А ты сможешь его сделать? – криво улыбнулся тот. – Иногда мне кажется, что ты все хочешь оставить, как есть. – Это сложное решение, как ты не поймешь... – Я понимаю, – Ильхун осторожно поцеловал его ладонь. – И мне очень страшно, если честно. Но Донгын прав – нам нужно к чему-то прийти. Сондже поцеловал его в висок и соскользнул с кровати. Ильхун уронил голову на руки, слушая, как где-то там, очень далеко, Сондже прощается с его мамой и чему-то смеется. Когда за ним закрылась дверь, Ильхун понял, что может ничего особенного не ждать. Минхёка поведение Сондже напрягало почти с самого начала знакомства с Ильхуном. Было что-то в этом молчаливом парне такое, из-за чего Минхёк нервничал и едва сдерживался, чтобы не запретить Сондже с ним общаться. Но в последнее время все стало гораздо хуже. У измены очень тонкий запах, и его чувствуешь только когда она совсем-совсем близко. Сондже по-другому пах. По-другому себя вел. Иначе реагировал. Отводил глаза, почти не рассказывал о своих друзьях и часто копался в телефоне. Минхёк почти готов был сорваться и стать полнейшим параноиком, который влезает в телефон своего парня – но он не был уверен, что готов к тому, что может там прочитать. Сондже пришел к нему усталый, минут двадцать сидел с ним в обнимку, поглаживая по плечам и отказываясь отпускать. Минхёк сперва говорил что-то, потом замолчал, нежась, потом заскучал и, наконец, занервничал и вывернулся. Он поставил чайник, заварил крепкого чаю и спросил просто в лоб: – У нас проблемы, да? Сондже потупился, прикусил губу, жалобно посмотрел на Минхёка и просто кивнул в итоге. – Есть вариант, – сказал Минхёк вздыхая. Вариантов было два. Минхёку предложили работу в Японии на четыре месяца, и для Сондже там бы нашлось и место, и дело, и полезный опыт (если он все еще хочет в модельный бизнес). А дальше все просто, можно было поехать с ним и решить все махом, отдалившись от источника сомнений. И можно было остаться, тоже, в принципе, решив все – оба знали, что Сондже не дождется Минхёка обратно. У Сондже была пара дней на раздумья, но уже утром он знал, что уедет. В школе все оказалось до смешного просто, подписали пару бумажек, шлепнули несколько печатей и сказали, что будут ждать Сондже в любое время. Он приходил туда после уроков, чтобы даже случайно не столкнуться ни с кем. Телефон он отключил, домой пробирался переулками, ненавидя себя за все это. И хорошо было то, что вылет уже в конце недели, нет времени передумать, да и вообще подумать. Сондже написал Донгыну длинный и-мэил с какой-то ерундой, если честно, в последних трех строчках объясняя куда и зачем уезжает, и извиняясь, что не попрощался толком. Потом выжал из этого письма все лишнее и оставшееся отправил Ильхуну, с трудом удержавшись от какой-то банальщины, типа «так будет лучше для нас обоих». В горле першило и ужасно мерзли пальцы, когда они садились в самолет, но Сондже улыбался и обнимал плачущую маму, повторяя, что это совсем не долго, она даже не заметит. Четыре месяца – это как раз та вечность, после которой возвращаться будет уже не к чему. Включая в плеере какую-то зубодробительно грустную и тоскливую мелодию, Сондже улыбнулся и крепко сжал руку Минхёка. Ильхун представлял себе все исходы этой ситуации, но никак не тот, что был сейчас перед его глазами в виде сухого и-мейла. Он даже не понял, что звонит телефон, он просто сидел и раз за разом перечитывал слова про какую-то работу, какую-то Японию и какой-то самолет. – Милый, это Донгын, – мама передала ему трубку домашнего телефона. Ильхун просто прижал ее к уху плечом и снова уставился на черные слова, в которых не было никакой логики. – Этот дебил мне написал, что ты ему наговорил вообще? – истерично тараторил Донгын. – Вы поругались, что ли? Он же себе всю учебу разрушит, ну какая из него модель, он же тупой! – Я понятия не имею, – подал голос Ильхун. Донгын сразу же замолчал. – Я просто сказал, что ему надо сделать выбор, – продолжил тот. – Видимо, так он обычно и выбирает. – Ты не знал? – Я только сейчас получил письмо, – Ильхун сильно потер пальцами переносицу. – Думаю, он уже в самолете. – Мне жаль, – Донгын вздохнул. – Хочешь, я приеду? – Нет, я в порядке, – Ильхун через силу улыбнулся. Он не смог закрыть письмо. Ему было все равно, что кто-то может прочитать. Он задернулся шторы на окнах, завернулся в одеяло и опустил голову на подушку. Сондже уехал. Он не вернется. Он выбрал Минхёка, а этих четырех месяцев ему должно хватить, чтобы Ильхун закончил школу и уехал в университет. Чтобы никогда больше не увидеться. Чудо могло случиться, Ильхун верил в это до последнего. Но, видимо, не в этой жизни – нормальные люди остаются с парнями, которые могут осуществить их мечту. А сам Ильхун теперь не знал, мечтает ли он о чем-то вообще. – Пройдет, – прошептал он. – Так будет лучше. Он будет там счастлив, а я буду счастлив здесь. Так правильно. Была суббота, когда в дверь позвонили. Ильхун стоял в одном кроссовке, собираясь прогуляться по вечерним улицам – родители оставили его одного на выходные, отправившись в гости к родственникам и, видимо, порядком устав от слишком мрачного сына. Он бросил взгляд на себя в зеркало и поправил толстовку. Сондже был растрепан и, кажется, заплакан. – В этой гребаной Японии нет тебя, – истерично выдохнул он. Ильхун протяжно вздохнул. Когда он почувствовал руки Сондже вокруг своей поясницы, ему показалось, что все на месте.