All fall down

You feel that your will starts crashing down/Ты чувствуешь, что твоя сила воли дала трещину. Знаете, как хреново осознавать, что умер твой близкий человек? Знаете, как хреново, когда тебе говорит какой-нибудь врач или медсестра: "Мне конечно очень жаль, но нам не удалось спасти его/ее, они сделали все, что могли"? А знаете, что хреновее всего? Говорить это все родственникам/друзьям/любимым тех, кто умер и в случае которых врачи ну ничего не смогли сделать. Видеть, как глаза, которые еще секунду назад были полными надежды, вдруг мрачнеют и становятся мокрыми от слез, как лицо искажается от боли и отчаяния при фразе "Нам очень жаль" в гримасу безнадежности, как человек в шоке сползает по стене больницы (на которой, кстати, почему-то висит картинка с солнышком и цветочками, нарисованная 10-летней Вари Ивановой) и тихо шепчет про себя что-то неразборчивое, или же наоборот, издает крик, от которого бегут сотни мурашек по спине - невыносимо. Но мне приходится. Это же часть моей работы. В первые дни моей работы медсестрой в больнице все было особенно хреново. Каждый день я приходила домой не то что уставшая, а скорее опустошенная, просто ползла в свою комнату и рыдала. Рыдала скорее не по тому что мне было жалко этих людей (хотя жалко было), а потому что я не выдерживала всего этого потока слез, криков и ругани в мой адрес, адрес всех врачей да и вообще всех. В последствии я привыкла, в принципе, к такой работе, но даже полгода одних и тех же фраз не помогли полностью убрать эту боль в грудной клетке, больно было все равно. Whenever your will starts crashing down/Когда твоя сила воли даст трещину, Спустя еще несколько месяцев к нам привезли его сестру. Захарра Драгоций попала в аварию и ее требуется срочно реанимировать. Врачи подготовили операционную, я, вместе с начинающими интернами, стояла за большим окном, наблюдая за процессом, и если у них возникнут вопросы или им будет что-то непонятно, должна была вместе с еще одной медсестрой проконсультировать их. К тому же иногда я заменяла медсестер, которые принимали участие в операциях, и после нее выходила в холл оповещать родных об успешной/не успешной операции. Если моя помощь в консультации не требовалась, я могла выйти в холл. Это все же лучше чем находиться в темной и смертоносной комнате врачей. Операция началась. Как всегда руки стали мокрыми и в горле пересохло. Все вроде бы шло нормально до того момента, как пульс пациентки вдруг резко не начал ускоряться. Другая медсестра, заметив мое волнение и испуг, разрешила мне выйти из операционной и придти в себя, но я отказалась. Мне не было так уж плохо. Через полминуты пульс остановился в следствии аноксии*. Главный хирург, сделав несколько электрических ударов, зафиксировал смерть и сказал мне, как всегда, оповестить об этом родственников, но при этом с еще некоторыми врачами пытались сделать несколько попыток спасти пациентку. Еще одна бессонная ночь, полная мучительных мыслей, обеспечена. That's when you'll find me/Тогда ты и найдешь меня. В холле висело напряжение. Он сидел в кресле, оперевшись локтями на ноги и свесив голову вниз. Я громко спросила он ли Фэшиар Драгоций, брат Захарры Драгоций, на что он ответил кивком и стремительно подошел ко мне. Что-то в нем было. Да, наверное глупо звучит, но это так. Что-то было в его глазах, не просто надежда, а даже некая уверенность, как будто он уже знал что его сестра выживет и все будет хорошо. Мне вдруг стало так хреново и странно больно, как будто этот юноша обвинял меня во всех смертях этой планеты. Тут же у него в глазах поселились тысячи бесят. Он спросил, что с ней. Я честно не знала что ему ответить. Больше всего на свете (по крайней мере в тот момент) мне не хотелось видеть боль в его чистых голубых глазах. Поэтому неожиданно для себя я произнесла: - Вы когда-нибудь ели картошку фри вместе с мороженным? Его глаза остались таким-же уверенными, он продолжал обвинять меня во всех смертях мира. Даже не смотря на то, какую чушь я сморозила, бесы в его глазах остались. Я рассчитывала на то, что он произнесет что-то на подобии: "Вы сошли с ума?" или "Что за чушь?" ну, или "Это шутка какая-то?", но он видимо, любил ломать стереотипы. - А вкусно? - спросил он, продолжая смотреть своими чертовыми глазами на меня, поправляя свои черные, как смоль, волосы. В голове вертелось одно слово: "Что?". И тут я начала рассказывать что это божественно, что ему стоит попробовать, что еще вкуснее если он запьет это колой, а он продолжал обвинять меня во всех смертях планеты своими чертовыми глазами, с его чертовыми бесами в них. Но он нервничал, так как его руки начали еле заметно трястись. Jump til you break/Прыгай, пока не сломлен, Пришлось взять его за руку и продолжать нести чушь. Я говорила обо всем подряд, лишь бы оттянуть тот момент когда придется произнести эти три самых хреновых слова в мире: "Ее/его больше нет". А он слушал и не перебивал, но обвинял меня во всех смертях этого мира. Но в его глазах больше не было этих бесят, только пугающая глубина. Вдруг он резко притянул меня к себе и обнял. НО поразительно было то, что он прошептал мне на ухо. "Помоги ей". Медсестра позвала меня через три минуты после того, как я зашла в холл. Я сказала Фэшиару что вернусь через пять секунд и подошла к ней. "Клиническая смерть три минуты двадцать шесть секунд. Она жива, Василиса". Я была счастлива. Была счастлива потому что он не почувствует эту боль, по крайней мере сейчас. Я подошла к нему и улыбнулась. Он до сих пор обвинял меня в смертях этой Вселенной. - Я думаю, ты сможешь попробовать эту вкусную вещь со мной через недели две. И сестру приводи. Он не обвинял меня больше, а просто поднял на руки и закружил вокруг себя, искренне улыбаясь. В его таких чертовых глазах снова появились бесята, и больше мне не было так хреново. По крайней мере сейчас. Know that we all fall down/Знай, что мы все падаем вниз...