Я не могу без нее

Горечь боли и бессилия пронзают насквозь. Что же делать? Как быть? Почему именно она? Куча глупых вопросов, когда ответ лежит на поверхности. Разве существует другая женщина, ради которой сам Никлаус Майклсон готов пойти на край света? Конечно же, нет. А ведь совсем недавно он с легкостью отказывался от нее и того Рая, что эта женщина могла подарить ему. Но теперь поздно говорить об этом. Ее некогда теплые губы теперь холодны. И сколько бы Клаус не разрывал кожу клыками на своем запястье, его кровь уже не спасет ее. Хейли мертва, и с этим необходим смириться. Она погибла, оставив ему лучик надежды, который так безжалостно похитили ведьмы французского квартала. А ведь он так и не смог до конца поверить, что ребенок, которого эта девушка носила под сердцем – его. Какое - то шестое чувство где-то далеко, за семью печатями в его сердце, уговаривало, доказывало и заставляло признать истину. Но разве возможно повлиять на первородного, вбившего в свою голову, что все это ложь? Проведя по длинным каштановым прядям дрогнувшей от безысходности рукой, Клаус теперь так же отказывался верить, что она покинула его. Он просто держал бездвижное тело и прижимал к себе. В очередной, уже, наверно, сотый за последние полчаса, раз он прокусил свою руку, опять направляя капельки своей крови в ее полуоткрытые губы. Как глупо и как не по–католически, словно в насмешку над Богом, девушка погибла под церковным сводом. Вот и верь после этого в Божью кару или милость. Ведьмы совершили свой адский поступок, уничтожив ту малость, которая могла удержать Клауса от необдуманных решений. И не только его. Двухстворчатая дверь с грохотом отворилась, пропуская в плохо освещенный немногими еще горящими свечами зал для молебна Элайджу. Верный друг и любящий брат замирает, пройдя всего пару шагов, а после мчится так, словно убегает от сотни разозленных оборотней, и падает на колени перед мертвой девушкой. - Как? Брат, скажи мне, как ты допустил это? – голос дрожит. Еще бы. Ведь он тоже ее любил. Милый и добрый Элайджа, который всю жизнь отказывался от собственного счастья ради спокойствия брата, сейчас был разбит, словно бокал, рассыпавшийся на осколки при столкновении с каменным полом. Он всегда надеялся, что наступит тот день, когда он сможет жить своей жизнью, но сначала нужно было устроить судьбу так нелюбимого отцом Никлауса. Он верил в то, что брат на самом деле хороший, что просто не так сложились обстоятельства, просто не так взошла звезда в ту ночь, когда он был зачат. Его обязанность как старшего, быть поддержкой и опорой. Но сейчас… Сейчас ему самому нужна опора и поддержка. Ведь он любил эту девушку. Он любил по-настоящему. За тысячи лет он смог научиться отличать истинные чувства от легкой влюбленности, которая не может дать и сотой доли удовлетворения. Он любил так же только однажды. И она погибла из-за него. Не уследил, не доглядел. Сотни лет он корил себя, за то, что не уберег. И словно в знак прощения, госпожа Судьба сжалилась над ним и позволила его пути пересечься с дорогой Хейли. И не важно, что она была беременна от его брата. И пусть она не отвечала на его чувства, все могло бы быть иначе. У них вся жизнь была впереди. Живи и радуйся. Он с легкостью мог бы влюбить ее в себя. Построить для нее дом, окружить лаской, нежностью, заботой… Любовью. А что теперь? Братья сидели рядом и мысли их были так похожи. Один потерял надежду на то, что когда-нибудь сможет исправить и пережить ту чудовищную боль, которую ему причинил его отец, второй же терял надежду на свое счастье. Только одинаково в воспоминаниях мелькали обворожительные карие глаза, вселяющие надежду и покой, и изумительная улыбка, покоряющая своей чистотой и беззлобностью. Кто бы мог подумать, что оборотень может быть таким… Таким светлым как Хейли. Двое первородных по очереди проводили ладонью по вьющимся волосам, касались пальцем застывших губ, каждую секунду надеясь услышать неглубокий вдох или легкое биение сердца. Но, увы. Собрав волю в кулак, Элайджа, как и всегда, первым взял себя в руки. - Мы должны забрать ее отсюда. Хейли необходимо похоронить. - Да, - с трудом ворочая пересохшим языком, ответил Клаус. Похороны. Никто их не любит хотя бы потому, что приходит осознание, что там, в деревянном коробе, сверкающем лакированными панелями и украшенном резным узором, лежит человек, который больше никогда не скажет тебе утром «Привет», или не протянет руку для поддержки, словно говоря «Все хорошо. Я здесь, рядом». Этот человек уже никогда не сможет произнести твое имя. И ты вновь окунаешься в пустоту своей души, в миг поселившейся в сердце, словно говоря «Я вернулась. Ты скучал?» Выпив очередной бокал неразбавленного виски, Клаус долго смотрит на закрытый гроб. Спустя мгновение, ему уже кажется, что он слышит, как оттуда раздается вздох и уже еле заметно пробивается ритм сердца. А вдруг? Мужчина срывается и резко откидывает крышку. Но нет. Ее лицо, как и прежде, слишком бледное, а о дыхании и сердцебиении и вовсе нет речи. Она мертва. Элайджа стороной обходит зал, где установили самый дорогой и самый красивый из всех имеющихся у гробовщика гроб. Он не может видеть ее в этом коробе, не может смириться, что его любимая уже не откроет глаза и не усмирит бурю в его груди только одним словом. Ее нет, но Элайджа Майклсон не готов это принять, запивая свое горе очередной порцией горячительного. Он не пытается надеяться на лучшее, как Клаус, но и смерть ему трудно принять. Пройдя в кабинет и, по пути схватив еще пару графинов с алкоголем, которые имелись в каждом помещении в их доме, он скрывается за тяжелой дверью. Все, что ему остается, это только напиваться. Плачевная судьба для бессмертного, не правда ли? Повернув ключ в замке, Элайджа падает в громоздкое кресло и выполняет поставленную задачу по повышению уровня алкоголя в крови. И он уже не слышит и не видит, как гроб выносят из дома, как похоронная процессия, возглавляемая его братом, движется к городскому кладбищу, и как его любовь находит последнее пристанище в каменном склепе. Ее нет, и уже все остальное не имеет значения. - Элайджа, открой, - барабанная дробь выводит из забытья. – Элайджа! Ты слышишь меня? Открой, брат! - Убирайся к черту, Клаус! – он уже больше полугода не покидал оккупированный в пьяной горячке кабинет, не выходил на свет и не пил кровь. Весь его рацион составлял только алкоголь, запасы которого он обнаружил в тайнике за шкафом. Больше ничего не хотелось. Смысл жизни растворился в небытии. - Элайджа, брат, пожалуйста, открой эту чертову дверь! Немедленно! Не вынуждай меня ломать ее. - Клаус, я велел тебе убираться отсюда. Оставь меня в покое. - Брат, тебе нужно выпить крови. Ты слишком долго был в своем заточении. Я знаю, что ты оплакиваешь Хейли, но уже пора бы вернуться и к нормальной жизни. - Ты неплохо справляешься и без меня. Убирайся! – встать с кресла сил уже не хватает. Все, что он мог сделать, это взять бокал, из которого он выпил последний глоток имеющегося у него виски и швырнуть его в дверь. – Исчезни, Клаус! Ты никогда не поймешь, что я чувствую! Ты никого не любил в своей жизни, и не тебе судить о моем состоянии. Клаус ничего не ответил, но спустя несколько минут раздался грохот, и двери дрогнули. Первородный гибрид выполнял обещание. Он действительно взялся за рукоять топора и равномерными ударами разносил в щепу преграду, простоявшую на своем месте более ста пятидесяти лет. - Ты уже ничего не исправишь, Никлаус. Поздно. Несколько мощных ударов и в двери появилась дыра. Клаус заглянул в нее, стремясь поскорее узнать о состоянии брата. Может он и был самым бесчувственным и жестоким, но только не с семьей, и особенно не с Элайджей. Он всегда был рядом и всегда поддерживал, чтобы не задумал Клаус. Сейчас поддержка нужна была ему и Никлаус пойдет на все ради брата. Представшее зрелище поразило мужчину. В кресле сидел полупризрак. В страхе и панике потерять больше, чем он уже потерял, Клаус с новой силой начал орудовать топором. Проделав отверстие, он пролез в кабинет, царапаясь о дубовые щепки. В помещении было темно и душно. Затхлый аромат бил в нос. Длительный алкогольный запой и полное отсутствие притоков свежего воздуха отозвались резью в глазах Клауса. - Брат, как же так? Ты что творишь? Посмотри на себя? Ты же почти иссушил себя. Ты сейчас слабее мыши, пойманной в мышеловку. И почему ты не отвесил шторы? Посмотри, какой на улице прекрасный день. А в столовой тебя ждет дюжина свеженьких девиц. Идем, брат, - приблизившись к Элайдже, Клаус испугался, что мог опоздать. Он сам погрузился в скорбь и совсем не замечал происходящего вокруг. Каждый день Марсель приводил к нему людей, которые могли бы заполнить опустевшую после боя с ведьмами Французского квартала нишу среди вампиров. Конечно, он никогда бы не оставил смерть близкого ему человека без мщения. И в ту секунду, как Хейлин скрылась под грудой бетона, его верный названный сын Марселус с другими вампирами уничтожал всех ведьм, которые только могли попасть им на глаза. Перед тем как убить Хейли, ведьмы похитили ее… их дочь. Клаус понимал, что этот ребенок был его будущим и его шансом, но все поиски ни к чему не привели. Девочка исчезла вместе с тремя молодыми ведьмами. Майклсон надеялся, что рано или поздно он встретит Ангела и станет настоящим отцом для нее. Только сначала нужно было привести в чувства Элайджу. - Ну же, брат, - уговаривал он. – Ты только выгляни в окно. На улице лето и яркое солнце. Клаус развернул кресло с изможденным и истощенным телом брата к французскому окну, выходящему на восток, где все выше и выше вставало солнце, припекая с каждой минутой все жарче. - Ты смотришь? Брат? – позвал младший Майклсон, срывая тяжелый бархат штор. - Да, я смотрю, - прохрипел Элайджа и в то же мгновение, как солнечные лучи скользнули по его телу, мужчина покрылся огромными ожогами. - Ты что наделал? Где твое кольцо? – срываясь с места и отодвигая брата в тень, Никлаус пытался понять, что происходит с ним. В какой – то момент, он так глубоко задумался, что упустил приход гостей. Ник стоял возле окна и смотрел на голубое небо. Элайджа все так же сидел в кресле, только не возле стола, а в дальнем затененном углу. Когда Ник обернулся к брату, возле того уже стояли мужчины. - Стая, - ехидно протянул гибрид. - Вам понадобился вожак? Не думал, что гибель Хейли так сильно на вас отразится. - Именно, гибель Хейли, - ответил тот, кто, видимо, в данный момент и являлся вожаком. Но Никлаус не успел ничего сказать, как трое оборотней набросились на Элайджу, кусая его, а четвертый со всей силы всадил в грудь старшего Майклсона кол из белого дуба, не понятно каким образом, оказавшийся у них. Элайджа улыбнулся и, прежде чем вспыхнуть, словно спичка, прошептал хриплое «Спасибо». Клаус стоял и смотрел на пепел, разлетевшийся по всему кабинету. Единственный его якорь, который сдерживал его личного монстра, исчез, погиб. Существование потеряло свой смысл, ведь у него никого не осталось. Семьи больше нет. Поддержки и помощи больше нет. Он один. На всем свете он остался одиноким мальчишкой, который сбегал от отца в лес и сидел там до самого заката, в ожидании, когда отец закончит потягивать пиво или вино, и, наконец-то, уснет. Действия начались раньше, чем Ник осознал реальность. Гора трупов, с десяток разодранных тел и море крови. Огромное море крови, которое теперь затопило все помещение. Да, Ник остался один, но это не помешает ему насладиться хорошей дракой. И только пепел от сожженного тела первородного медленно кружился и так же неспешно прилипал к влажному, разгоряченному от безумной бойни телу. А на столе лежал незапечатанный конверт с запиской: «Я не могу без нее. Спасибо, что позволил мне отправиться вслед за моей любовью. На веки твой Э.М.»