Твои глаза — единственное небо для меня

      Миг. Всего один миг.       — Нет!       Резкая боль, толчок. И я бессильно опускаюсь на колени. Становится тяжело дышать, и каждый вздох отзывается ужасной, дикой болью: болью в спине, в которую только что вонзили кинжал. Я опираюсь одной рукой о землю, стараясь не упасть совсем, другой — прикрываю рану в пояснице, из которой безжалостно вытекает кровь.       И в тот самый миг наступила тишина: пропали все звуки. Последним был лишь чей-то возглас. А вместе с ним пропали краски. Я будто перестала различать цвета. Всё было пепельно-серым. Я смотрела немой фильм и видела, как смотрели на меня, но не понимала, что происходит, так же, как и они. На мгновение я подумала, что сплю — вижу сон и всё это не со мной. Они не могли ничего сделать. Уже не могли. И как-то всё произошло... Быстро? Неожиданно? А может не должно было вообще произойти?       И никто бы ведь не понял сразу. Лишь почувствовал, мысленно прося, что бы это был дурной сон. А что почувствовали бы вы?       Я ощутила боль. И сильнее была не та, что сделана острием ножа, а сердечная. Ведь всё, что случилось сейчас — изменит всё, что будет позже. Не будет уже мира и тех людей, что так боролись за него. Не станет того места, что мы считали домом. Ничего не будет, как раньше. Не будет меня.       Шок прошёл, и меня оглушил выстрел сзади. Выстрел и еще один. Вернулась та пронзительная боль. Я начала дышать. Будто сидела, затаив дыхание, целую вечность. Виски начали бешено пульсировать, гоняя по венам кровь, которая била в голову. Я вернулась к реальности.       Выстрелы не прекращались, но уже не возле меня. Я слышала крики, чьи-то рыдания, шум машин и даже чью-то мольбу. Может быть, она была у меня в голове? Не знаю.       А сейчас я начала видеть. Кто-то медленно, но уверенно ковылял ко мне, еле переставляя ноги. Видимо, они пришли на звук выстрелов. Если и погибнуть, так точно не от того, что меня сожрут.       На сколько мне позволяли силы, которых у меня почти не осталось, я пыталась оттолкнуться ногами, стараясь хоть на пол метра быть дальше от ходячего. Ворота, которые преградили мне путь, решили, что дальше мне уже не надо. Ну конечно. Сердце колотилось как сумасшедшее, и казалось, что в любой момент может выпрыгнуть из груди. Рану прожигало от каждого движения. Но, на удивление, я размазала ещё не всю свою кровь по земле, пока пыталась уйти. И это добавляло какого-то бешеного энтузиазма. Я хотела жить.       А он уже падает на колени, ужасно хрустя прогнившими костями. Подползает всё ближе и ближе, хочет ухватить за ногу. Чудом я вспомнила про нож, который был у меня в сапоге. Я всё ещё помнила, где нахожусь. И всё также не хотела этого делать. Я всё ещё не привыкла к тому деянию, что приходилось мне совершать на протяжении уже нескольких лет. И каждый раз боялась, пусть со временем и не показывая этого. Я схватила его за волосы, потянула в бок, а тот, безвольной куклой, поддался и упал. Не долго думая, воткнула ножик в череп и обезвредила ненасытного монстра.       Но он был не последним, кто шел за мной, жадно клацая зубами. Справа на меня шли ещё двое, не упуская шанса сожрать меня.       Я начала отползать задом, не отворачиваясь от преследователя. Никогда нельзя отворачиваться от опасности, она всегда будет вокруг тебя. Если не сейчас, то позже, но обязательно настигнет.       Выстрел из-за спины и снова. И мертвые снова были там, где должны быть. Это был Карл. Меня всегда удивлял его ледяной взгляд. И то, как он умудрялся сохранять столь непоколебимое спокойствие, видя, что перед ним стоит. Он опустился ко мне и убрал мою руку с раны. Дал ткань и велел прижать её. Он помог мне встать. Но это было бессмысленно. Я потеряла слишком много крови.       — Не трать на меня времени. Спасай сестру.       Казалось, будто он не слышал меня и молча продолжал помогать мне идти. Мы дошли до машины, он посадил меня возле неё. К тому времени перестрелка закончилась, но опасность продолжала наступать уверенными шагами гнилых ног.       Карл сидел рядом со мной и говорил, что всё будет хорошо. Что я буду жить, и он ещё научит меня стрелять. А когда найдем новое убежище, то он обязательно найдёт для меня новую книгу.       И во всё это правда хотелось верить.       Но я уже не чувствовала боли. Лишь какая-то странная слабость, руки и ноги будто онемели, а перед глазами начинало потихоньку мутнеть, словно слёзы подступали. Я теряла последние силы.       Парень заметил, как мне стало трудно дышать. Он не хотел верить в то, что сейчас происходило и в то, что уже произошло.       — Нет... Нет-нет. Держись, — он взял меня за руку, — Хёршель поможет тебе, — Карл оглядывался и рыскал глазами, — Ты только держись...       Когда-то он хладнокровно убил свою мать, а сейчас сидел передо мной на коленях, сжимая мою руку, и плакал. От слёз его глаза становились необыкновенно яркими. В них хотелось смотреть вечно. Те добрые глаза, которые всегда светились детской радостью и восторгом, сейчас были переполнены страданием. И эти страдания разрывали на части. В них было небо. Бесконечное. Необыкновенное. И я смотрела в это небо, не отводя глаз, потому что для меня не существовало другого.