Смертные грехи

Малыш Акира мне вчера сказал, Что вздумал Библию святую изучать. Его едва я на смех не поднял. Неужто парню больше нечего читать? Иди сюда, мой маленький зверёк, Я слушаю, повесели меня, давай. В его глазах - опасный огонёк, Он выдаёт: "Тебе заказан доступ в рай". Подходит ближе с Библией в руках, Ко мне садится на колени, точно кот. Решил воспитывать, внушая божий страх? И тут Акира открывает рот: "Есть семь грехов, их смертными зовут, И ты в любом из них мной будешь уличён". Какой, однако, смелый, милый плут. "О'кей, мышонок, я готов, давай начнём". "Гордыня - самый первый страшный грех. Известно всем, ты гордый выше крыши!" В ответ ему - мой приглушённый смех, Шепчу на ухо: "Всем, и наглой мыши". Отодвигается, насупился - прекрасен! - И продолжает с видом Папы Римского: "Второй по списку грех - конечно, алчность. Ты самый жадный из преступной своры Висцио!" "Пожалуй, жадный, - соглашаюсь без проблем И рыбку сладкую притягиваю ближе, Веду ладонью по спине, спускаюсь ниже. - То, что моё, делить не буду я ни с кем". Акира фыркает. Опять мне брошен вызов. Глаза в глаза - и чья возьмёт сейчас? "Ещё есть смертный грех - обжорство, может, слышал? Чем оправдаешься на этот раз?" "Своими рёбрами торчащими, попробуй". "Ещё чего, у нас серьёзный разговор!" Люблю, когда он корчит недотрогу, Хотя несёт при этом всякий вздор. "Серьёзно, значит? Ладно, я покаюсь. Чревоугодие мне вовсе не претит, Когда на мне, от страсти извиваясь, Мышонок маленький сидит". "Увы, зовётся этот грех иначе - похоть", - И тонкий палец утыкается мне в грудь. "О, да, теперь скажи, что это очень плохо, И на коленях у меня поёрзать не забудь". Он вспыхивает и бормочет злобно: "А вот и следующий грех твой - это лень. Я делаю всё сам, конечно, так удобней, А ты всегда сидишь себе, как пень!" Какой прекрасный, острый язычок! Найдём ему другое применение. Но, уходя от поцелуя, паренёк Свои возобновляет откровения: "В тебе ещё достаточно грехов, И вряд ли ты признаешься в них честно. К примеру, всем и каждому известно, Что наш Иль Ре - король воров!" Как прежде, я и бровью не повёл: "Ну, вот ещё, чужого в жизни я не брал". "Какой ты, Шики, всё-таки козёл! А кто меня у самого себя украл?!" Находчивый ты, рыбка. Ну, дела! Решил всю грязь на плечи мне свалить. Конечно, мне же нечего терять, Меня и в ад не захотят пустить. Он, верно, думает, всё с рук ему сойдёт. Притиснув ближе, улыбаюсь: "Продолжай". Он снова мне под нос ту Библию суёт, Цитирует, щенок: "Не убивай". И что сказать?.. "Раз я такой плохой, То почему ты до сих пор со мной?" Он хмурится, кусает губы в кровь. Как оправдать себя и всё решить? Под тяжестью грехов как дальше жить? Такая вот у нас, к чертям, любовь. Склоняюсь к милому, серьёзному лицу, Мой шёпот слишком громкий в тишине: "Простишь ли всё презренному глупцу?" Он в изумленьи тянется ко мне, К моим губам и ласковым рукам. Забыл, как падок я на развлечения? "Святой отец, покаялся я вам, - Шепчу с ухмылкой, - где же отпущение?"