Moving-picture show

В квартире никого. Все готово для потрясающего досуга, осталось только протянуть ноги на пуфик и окончательно расслабиться. Молочно-белый туманный отсвет ложится полукругом по комнате и вымазывает черно-серым стены вне себя. До сладости в горле пахнет попкорном. Следует уверенное нажатие на play с пульта. На экране full HD в пятьдесят пять честных дюймов скоропалительно просыпается картинка-логотип, мешаясь с ударами грома в колонках Dolby Digital 5.1. Роскошь расцветает довольной ухмылкой. Юнги, он же Шуга, смакуя уже в третий раз, тихо и пафосно произносит на забавном английском: ― Lions gate films. – И окончания шипящими очаровательно закручиваются на его языке. Кадр шевелится и пропадает во тьме, затем еще один душещипательный зачин с мотающейся колючей проволокой и ужасающими звуками, светло-голубые неровные буквы и голос диктора о том, кто режиссер. Экран вдруг заполоняется водой, выливая ее в колонки по комнате. И… Юнги ставит на паузу, шумно вздыхает. Фильм и не начался толком, но Юнги уже прижат к боковой стенке дивана и основательно напряжен. Ужасно жарко от чужого тепла. Потому что Чон Хосок, который «надежда», но уже сдулся. Хосок объял его рукой и закинул ногу на колени, а теперь прячет лицо, уткнувшись в плечо. Он едва ли не дрожит. ― Слушай, тут пока и бояться нечего, ― сообщает Юнги, пытаясь отлепить друга, но тот не поддается. – Я так и знал, что это была плохая идея: проводить у тебя дома вечер пятницы! Я бы мог пойти куда-нибудь с парнями… ― Нет, ― перебивает Хоуп и, отодвинувшись на пять сантиметров, делает вид, что ему нормально и ничуть не страшно. ― Давай смотреть. Я просто проверял, как ты отнесешься к тому, если я вдруг прижмусь. Мало ли, будет вообще невыносимо по ходу кино. То есть, это я на крайний случай забочусь. Его глаза блестят в полутьме, пальцы нервно перебирают подол белой майки, а Шуга смотрит сквозь прищур и кривит рот. ― Ты реально ни разу не смотрел «Пилу»? ― Я… видел как-то раз, но заснул на середине. ― Заснул? – вздымает брови Юнги. ― Ну-ну. Что ж, давай тогда пересмотрим вместе. В последний раз я это делал два года назад, поэтому не против повторить. ― А точно других фильмов на сегодня не предусмотрено? – тихонько интересуется Хосок, вытягивая шею. ― Раз уж мы оба видели этот… Его голос затихает на последнем слоге, потому как Юнги сердито хмурится и уже тянет руку к пульту. ― Я не меняю решений, тем более, когда мы уже начали. ― Мин достает со столика рядом глубокую легкую тарелку с попкорном и вручает Хосоку. – Наслаждайся. Если получится, конечно. Но как только фильм благополучно снят с паузы, Хоупи не то что не наслаждается, он даже не смотрит на излюбленный попкорн, вжимается в диванную спинку и поджимает губы, сводя коленки вместе. На экране человек просыпается в ванной, едва не захлебнувшись, потом кричит так, что у Хосока от затылка к копчику бегут стада мурашек. «Включите свет!». Хоуп почти подорвался выполнить команду, но ощутил, что не может сдвинуться с места. Еще пара секунд и где-то там, в жестоком непонятном мире режиссерского воображения действительно включают освещение… И раздается крик уже в этой вселенной, в гостиной комнате Чон Хосока. Кричит он сам, от испуга, из-за вида крови и размозженной револьвером головы, прижатой к грязно-белой плитке в густой темно-красной луже. Попкорн белыми зернами летит вниз, на диван, скатывается на пол вместе с опрокинутой тарелкой. Хосок закрывает лицо руками и инстинктивно сжимается в комочек, по-детски хныкая. Ему так страшно, что в висках стучит симфония непрерывного «бом-бом», а из живота подходит к глотке чувство тошноты. Все это проходит, накрывается теплыми большими руками и начинает пахнуть запахом джемпера Юнги и его духами. ― Хосок? – Юнги обнимает его, прижав к груди, и гладит по голове. – Эй-эй, ты чего так? Ты же говорил, что смотрел? ― Тогда… не было… так… ― Хосок отстраняется из-за внезапного тепла и чисто юнгиевской неописуемой исключительно к нему нежности. Но он не сознается, что обходил этот фильм и любые на него похожие стороной. Всегда. По той простой причине, что жанр «ужасы» всерьез доводит психику Хосока до истощения. Если не досмотреть, то Юнги уйдет тусоваться со своими друзьями, и связь с ним снова будет утеряна до следующих выходных. А второй ужас жизни для Хосока: оставаться одному дома в то время как остальные домашние гостят у бабушки загородом. Поразмыслив, Хосок замолкает, успокаивается и, игнорируя продолжение фильма, собирает попкорн, идет его выкидывать и немного расстраивается, когда стоп-кадр в телевизоре остается таким же отвратительным. ― Ой, да не стоило меня ждать, ― машет рукой Хоуп и усаживается обратно. ― Но разве не для этого придумана пауза? – усмехается Юнги. – И не бойся, в этом фильме больше триллера, чем ужаса. ― Да. Видно с первых минут, ― едва слышно и обиженно добавляет Хосок. Еще полфильма и местами он дрожит, грызет ногти, зажмуривается и с каждым сантиметром приближается к Юнги, этакой расчетливой каракатицей и почти незаметно. Но Шуга отслеживает каждый шорох рядом и ловит себя на том, что томится в каком-то предвкушении. Пока Хоуп гадает, что главное в фильме, что к чему и строит теории, у Юнги в голове странная картинка, потом еще одна, и каждая поджигает внутри фитилек терпения. Их встреча на просторах дивана была неминуемой – Шуга и так понимал. Но не мог предугадать, что настолько близкой. От переживаний за героев Хосок расположился у Юнги на коленях, закинул руку ему на шею и стал умилительно грызть подушечки своих пальцев. С этого момента Юнги уже не переживал в третий раз за происходящие в кино события. Он сидит и не может отвести глаз от Хосока, его влажных губ и аппетитного ушка. И, наверное, думает, что лучше бы ему все-таки было пойти сегодня с друзьями, а вся эта чертова дружба с прилежным и милым Чон Хосоком – дурная затея еще со средней школы. Они братья. Определенно, братья. И симпатия к Хосоку вполне понятна… ― Он умрет?! Он серьезно это сделает?! О боже, я не могу на это смотреть! – ноет Хоуп, обнимая Юнги и пряча лицо у него на плече. Симпатия понятна, да. Она выливается в последнюю каплю. Шуге тяжко дается самообладание, руками приходится обхватить дрожащего Хосока и осознать, что в паху, черт возьми, твердеет. Пытаясь сохранять спокойствие, Юнги поджимает губы и глубоко вздыхает, считая про себя от десяти до одного. На «восемь» Хосок начинает ерзать, а Юнги считает уже звезды перед глазами и искренне надеется, что до цифры «один» не наделает глупостей. Глупости делают главные герои, один за другим, сюжет разворачивается во всей красе кульминации, и Хосок зачарованно вздыхает, обжигая Юнги щеку. Конец, который не конец, время задуматься и пропустить уползающие титры. Черный экран отнимает у комнаты свет, оставляя такую тонкую пленку освещения, за которой чувствует каждая искра, бегущая по венам. И только теперь Хоуп ощущает задом угрозу, он тушуется, побирается мурашками и пытается слезть. Но тут Юнги ловко опрокидывает его на диван и сминает губы поцелуем, проводит языком между ними и дерзко, в своем неповторимом стиле, отнимает у Хосока последний воздух. Поначалу Хоуп возмущен, сопротивляется для вида, затем снимает ограничения и без колебаний обхватывает талию Юнги ногами, чтобы притянуть его ближе, прочувствовать. Пусть просит прощения за то, что заставил бояться этим вечером. Приличные киносеансы так не заканчиваются. Хоуп сдирает с Юнги джемпер, тот не отстает, стягивая майку, и выводит дружбу на новый уровень. ― Я не знаю, что ты со мной сделал, Чон Хосок, но ты за это в ответе, ― горячо шепчет Юнги ему на ухо, прикусывает мочку и задевает большими пальцами соски. У них под рукой нет ничего, что могло бы помочь с первым разом. Неожиданным. Кто же мог знать? Хосок горит огнем, задыхается стонами, потому что ждал этих объятий целую вечность. Ему нужно совсем немного, а Юнги чуточку больше этого. Обхватив Хоупа за голову, Шуга пытается уверенно смотреть ему в глаза, а затем говорит: ― Я хочу сыграть с тобой в одну игру… У Хосока автоматная очередь вместо пульса и немеет язык. После посмотренного фильма фраза выбивает на лбу испарину. На данный момент, конечно, не от страха. Хосок слабо кивает и томительно наблюдает за тем, как Юнги развязывает музыкальными пальцами веревочку на его домашних шортах, затем стаскивает их вниз и мнет ладонью вставший член. Ему ли не знать, какую боль приносит ожидание? Но Шуга коварен. С себя он позволяет стащить джинсы только после того, как доводит губы Хоупа до припухлого состояния. ― Юнги-я… ― хрипло вытягивает Хоуп, умоляя продолжить хоть как-нибудь. ― Я согласен, черт возьми… Играй со мной. ― Да что ты за человек, не могу остановиться, ― мурлычет Юнги и жадно целует Хосока в шею, заставляя его выгибаться. ― Игра называется «69», ты наверняка знаешь о такой. Понимание приходит мгновенно. Хоуп уже ничего не боится, ведет себя так, что Юнги должно быть стыдно. Стыдно, что он раньше не признался и не сделал их обоих счастливыми. Все идет не по сценарию. Шуга ошеломлен тем, что оказывается сверху, но Хосок наскоро убеждает, что так будет удобнее. Откуда он знает, собственно?! Думать некогда. Юнги ненасытно упивается Хосоком, а тот в свою очередь им и водит по округлым половинкам. Трудно сдерживаться, но очень легко работать ртом и языком, помогать себе руками. В такие игры Хоуп играл бы с Юнги ежедневно. В отличие от своего друга, он начитан и о многом осведомлен. Но Юнги до этого внезапного порыва был слишком свэг, чтобы снизойти до чувств смертных. Пока он тусовался с друзьями, не замечал, как мрачнел лучший друг, как почти плакал, когда тот приставал к девчонкам. Очевидно, что Юнги к Хосоку сам неровно дышит. И вообще, дышать в таком смущающем положении надо еще уметь. Но дело не в этом. Не в факте и позиции. В чувствах. Когда на дне грудной клетке взрываются петарды, от того, что слышишь свое имя после возбужденного долгого стона. Юнги тоже не хватает надолго, потому что и так натерпелся. На диване становится тесно и жарко, Шуга приваливается к Хосоку и вымазывает его бедро в липкое, хочет сказать кучу обалденных фраз, запасенных как раз на подобный случай, но ни одна не выходит наружу. Разум туманится. Хосок такой красивый и соблазнительный, такой утонченный и гибкий… Юнги проводит ладонью по его часто вздымающейся груди и как будто собирает на пальцы кинопленку из старых времен, медленно и со вкусом, вкушая обретенное сокровище. ― Мы диван испачкали, ― замечает Юнги. Всего-навсего. ― А я думал, что ты скажешь что-нибудь романтичнее, ― тихо смеется Хоуп. ― Забей, я потом замою, скажу родителям, что йогурт пролил, если что. ― С двух сторон пролил? ― Точно, два йогурта, ― серьезным тоном исправляется Хосок, потом поворачивается на бок, закидывает ногу на бедро Юнги и проницательно смотрит ему в глаза. ― Ты дурак, Мин Юнги, ты знал? ― Прости, что не мог сказать. Ты же знаешь, я плох в выражении того, что чувствую. ― Да нет, я не про то. ― ?! ― Мог бы выбрать фильм пострашнее, тогда бы нам не пришлось столько времени тратить на диванные игры. Юнги немного ошарашен, что его изумительную стратегию раскусили. Возможно, домашний кинотеатр у Хосока самый отменный из всех, что приходилось знавать, но сам Хосок… Он ведь неповторим. И он нравится Юнги до невозможности. Скорее всего, это чувство даже больше, чем любовь к фильмам. И хочется нажать на паузу, чтобы рассмотреть Хоупа до каждой мельчайшей детали и снова его зацеловать. А потом на «play», когда он издаст этот эротичный глубокий стон. Они перебираются в спальню, и Хоуп притягивает Юнги за шею, приглашая его продолжить и не сдаваться. ― Эй, Юнги-я… ― Хосок садится сверху, вводит его в себя по самое основание и запрокидывает голову, сладостно мычит. ― А скажи… скажи эту дурацкую фразочку на английском из начала сегодняшнего фильма. Шуга глухо вздыхает, вытягивая ноги от удовольствия, держит Хосока за бедра и с нажимом воспроизводит: ― Lions gate films. И Хоуп склоняется, чтобы сорвать поцелуй и дать понять, что это первый яркий кадр их собственного сериала с высоким рейтингом.

***

Долгожданная неделя родительского отпуска и пустующей квартиры. На этот раз Хосок за главного: Шуга ему с радостью позволил. Хоуп выбрал фильм на сегодняшний вечер. Юнги приходит в приподнятом настроении, вжимает Хосока в стену прихожей и отчаянно целует, потому что соскучился. И он влюблен как сибирский кот, сахарно улыбается и замирает в нетерпении, обнимая Хосока на диване. ― Ну что ж, начнем, ― говорит Хоупи, дотягиваясь до пульта. ― А знаешь, что мы будем смотреть сегодня? Шуга прокручивает список вероятных фильмов, предполагает вслух, но промазывает пять раз кряду, смешно дуется и жалуется, что даже попкорна нет. ― Хосок, только не говори, что «Горбатую гору»?... ― Нет, кое-что получше, ― ухмыляется тот, нажимает на кнопку и читает с экрана. ― Showtime presents… Экран загорается цветным всплеском, раскрашивается полуголыми мужскими телами, колонки выдают заводной ритм. Юнги пораженно читает: «Близкие друзья» и вопросительно смотрит на Хосока. ― Вот именно поэтому я и не готовил попкорн, ― подмигивает он. ― Ты в любом случае останешься у меня на неделю, пока мы не досмотрим все пять сезонов. ― Но мне нужно будет… ― начинает Юнги, но Хоуп прикладывает палец к его губам и сурово сводит брови. ― Я сказал. Все. Пять. Сезонов. Противопоставить резонно нечего, и Юнги, чмокнув Хосока в щеку, тихо соглашается. И попкорн ему не нужен: и так вкуснее некуда.